Кровавые Ангелы: Омнибус - Джеймс Сваллоу

Внезапно сжав кулак, Гамигин ломает шею человека и швыряет его наземь. Он наступает на его голову, раздавливая ее как орех. Из динамика его шлема доносится рычание, постепенно усиливаясь в громкости и напряженности.

— Брат-сержант? — спрашивает капеллан Данталион.

Гамигин разворачивается, обнажая цепной меч.

— Сержант, — я пользуюсь голосом, как хлыстом. Гамигин останавливается и оборачивается. Я шагаю вперед, выдерживая его взгляд. Линзы его шлема пусты, а в моих глазах нет тепла и жалости. Я вижу как синяком наливается вокруг Гамигина пятно варпа. Безумие, снизошедшее на него — это не «красная жажда». Это не проявление Изъяна, хотя наше генетическое проклятье и может создавать уязвимые места. Щупальца пятна варпа глубоко погружаются в самую сущность Гамигина. Для него не будет спасения, кроме того, что он пожелает себе сам.

— Отойдите, — говорю я остальным. — Ничего не предпринимайте, — я не достаю свой меч. — Гамигин, — говорю я, и повторяю его имя еще дважды.

Рычание прекращается. Его дыхание тяжелое, затрудненное, но оно означает усталость, не неистовство. Он опускает цепной меч.

— Старший библиарий, — говорит он. Он качает головой. — Простите меня. Я не понимаю, что случилось.

— Попытайся описать.

— Я почувствовал отвращение к офицеру, а потом слепую ярость. Все, что мне хотелось, убить всех, кто попадется на глаза.

Тишина, что следует за этими словами, тяжела. Мне не надо указывать, какие из этого следуют выводы. Безумие, убившее Супплициум Секундус, все еще поблизости, ищет способ получить наши души. Я позволяю своему сознанию частично соскользнуть в контакт с неограниченным варпом. Я препарирую всю энергию, что течет рядом со мной. Я нахожу безумную ярость. Это легкий поток на заднем плане, едва заметный, но ощутимый. Эта планета заражена. Пульс болезни, что убила все население, бьется неровным стуком, словно перенапряженное сердце. Я возвращаюсь своим разумом в здесь и сейчас, но теперь, когда я видел следы чумы, я могу определить ее работу. Оно бьется в глубине моего разума. Это раздражение, едва заметное, но все же имеющееся, оно царапает, царапает, грызет и разъедает. Оно хочет наружу, и оно будет терзать нас, словно ветер терзает скалы, пока не пробьется. Оно не торопится. Теперь оно столь же основа этой планеты, как ее никелево-железное ядро. И будет всегда. Если мы останемся здесь, то спустя какое-то время мы все погрузимся в него. Это не пораженчество. Это реализм. Кровавый Ангел может и должен узнать неизбежную судьбу, когда встречает ее. Судьба, что встречаем мы, закодирована в самих наших генах, и она столь же терпелива, как и уверена в своей окончательной победе.

Разница лишь в том, что мы можем покинуть Супплициум Секундус и его чуму. Но мне противна мысль делать это, не распознав сначала причины случившегося.

И тогда в моей ушной бусине раздается голос:

— Старший библиарий? — это Кастигон, капитан 4-й роты. Он на борту ударного крейсера «Кровавая проповедь», что ждет нас на якоре.

— Да, капитан.

— Вы подтверждаете остальные рапорты? Выживших нет?

Я смотрю на мертвого полковника.

— Верно, теперь это так.

— Возможно ли вам вернуться на корабль? — Кастигон не отдает мне приказов. Он никогда не будет так глуп. Но его просьба имеет основания.

Я колеблюсь, думая, что, может, нас еще ждет какое-нибудь открытие в улье перед нами.

— В этом есть какая-то срочность? — спрашиваю я.

Повисает пауза. А потом:

— Возможно, — я не чувствую умышленной туманности в ответе Кастигона. Он кажется искренне озадаченным. По его тону, я могу сказать, что он очень тщательно взвешивает ответ. Спустя секунду, он снова заговаривает. — Мы нашли мордианский флот.

Нашли. Этот флот не нужно было искать. Он должен был постоянно поддерживать с нами связь. Но его не было, когда мы прибыли в систему, и не было признаков кораблей на орбите вокруг Секундуса.

— Ваши слова звучат зловеще, капитан, — говорю я.

— Весь день сам по себе таков, старший библиарий.

Система Супплициум находится на грани вымирания. Тут ничего нового. Это в самой ее природе. Когда-то, несмотря ни на что, существовала колония на Супплициуме Примусе. Эта маленькая планета рискованно близка к солнцу, но ее залежи золота богаты. Период обращения ее равен периоду оборота, и одна сторона обжигается солнцем целый день, в то время, как вторая навечно заключена в ночь. А вдоль сумеречной линии шестьсот лет назад существовала пригодная для заселения зона, пока солнечной шторм ужасной магнитуды не стер атмосферу Примуса.

Секундус и Терциус, что были больше, дальше расположены и имели более сильное магнитное поле, пережили шторм, сохранив свои атмосферы и цивилизации. Но и здесь позиции человечества были шатки. Орбиты двух планет слишком близки, но лежат в разных концах границ температурного отдаления от их звезды. Секундус засушливый, Терциус холодный. Но в Империуме полно миров куда более суровых, и все они несут на себе вечную славу Императора. Система Супплициум позвала на помощь. Ее следует оказать.

И ее оказали. Помощь пришла.

И провалилась.

На борту «Кровавой проповеди» я стою на стратегиуме, вместе с Кастигоном. На мониторы тактикариев выведена информация, но наше внимание приковано к тому, что мы видим за огромным полотном армостекла впереди мостика. Гололиты и индикаторные панели усиливают изображение для большей четкости, но есть кошмарное величие в этом неочищенном, не разобранном, необработанном зрелище перед нами.

Мордианцы были в одной системе отсюда, когда Супплициум Секундус позвал на помощь, и они пришли. Теперь их флот мертв. Их корабли движутся, протискиваясь мимо друг друга по немыслимым траекториям. Некоторые столкнулись. Даже прямо когда мы смотрим, фрегат типа «Меч», поворачиваясь с медленным достоинством, сталкивается с «Манихейцем», крейсером типа "Лунный". Корабль поменьше раскалывается надвое. Его половины уплывают вдаль, разбрасывая обломки. У миделя «Манихейца» раздается взрыв, но он продолжает свой медленный путь, едва ли сбившись с курса.

Нигде во флоте нет вспышек пламени двигателей. С кораблей не поступает признаков энергии любого рода. Вот почему флот был для нас сначала невидим. Он превратился в тонкий пояс железных астероидов. Я смотрю на экран тактикария. Есть признаки межкорабельных боев. На некоторых машинах есть следы ударов торпед и ожоги от лэнс-излучателей. Но не на всех, на самом деле на очень немногих. То, что убило их, произошло внутри.

Кастигон отправил отряды на «грозовых ястребах» и «громовых воронах» «Кровавой Проповеди», с командой погрузиться на борт кораблей, сочтенных годными для этого. Воины, участвующие в этой миссии, знали, что мы нашли на поверхности Супплициум Секундуса, и они знали о продолжающемся эффекте чумы. Они будут крепко держаться против соблазна гнева. Они будут следить за собой. Но когда на стратегиум начинают поступать рапорты, осторожность кажется чрезмерной. Да, где-то на заднем плане еще есть тихий шепот ярости, но простой дисциплины достаточно, чтобы сдерживать ее, потому что нечему сорвать ее с цепи. Флот пуст. Не было найдено ни одного солдата. Мордианская армия, вся до последнего человека, спустилась на Секундус, чтобы там вырезать саму себя. Тела на кораблях принадлежали только членам команд, рабам и даже сервиторам. Рок был столь мощен, что даже неразумные впали в убивающее неистовство. Как внизу, так и наверху. Каждый транспорт, на который взбирались воины, рассказывал свою историю всеобщей резни. На орбите планеты не осталось ничего, кроме мертвого металла и мертвой плоти.

— Никогда не видел подобного, — признается Кастигон.

— Как и я.

Смерть миров и целых флотов, да, такое я видел. Я участвовал в уничтожении целых еретических систем. Но эта резня другого рода. Единственное оружие, что использовалось, было в руках слуг Империума, что обратились друг против друга. Мы не видели ни малейшего намека на вражескую силу, что делало врага еще опаснее. Здесь должен быть враг. То, что мы видели, не могло произойти случайно. Порождение варпа, подобное болезни, поразило Супплициум Секундус и флот вторжения. Я не мог заставить себя поверить, что это случилось спонтанно. Его сюда принесли. Спустили с цепи.

— Я отзываю разведотряды, — говорит Кастигон. Я киваю. Он прав, что делает это. Там больше нечего узнать. Я начинаю сомневаться, было ли бы, в конце концов, даже на планете что-то стоящее внимания.

Вопрос поднимается, когда последние транспорты возвращаются на «Кровавую Проповедь». Внезапно вокс взрывается сообщениями с Супплициум Терциус. Передача хаотична, но шум голосов ясен благодаря единообразию сообщений. Терциус умоляет о помощи. «Проповедь» получает поток пиктов, чье изображение трясется, сбивается и полностью прерывается. Это свидетельства, смонтированные в выражение отчаяния. Они несут знаки бунта, мятежа, безумия. Улицы городов превратились в массовые драки, жители набрасываются друг на друга, словно воюющие муравьи. Хаос (давайте назовем его своим именем) распространяется по планете, словно пленка прометия по воде. Скорость заражения невероятна. Когда мы прибыли в систему, мы связывались с космопортом на Терциуме, и не было никаких признаков, что что-то не так. А теперь, спустя день, когда мы спешим покинуть орбиту Секундуса и мчимся на Терциус, я знаю, что мы можем опоздать. И это знает каждый воин на нашем транспорте. Мы знаем, но мы не позволим этому случиться. Если бы воля могла двигать корабль, мы бы уже вставали на якорь над планетой.