Конспект - Павел Огурцов

– Откуда такие помидоры?

– С моего огорода.

Смущался и отказывался, пришлось уговаривать.

– Ну, спасибо. Не разрешите ли взглянуть на ваш огород? Очень любопытно: неужели помидоры не выгорели благодаря бурьянам?

– Когда хотите, но условие: захватите ведра или сетки. Нет, нет, без тары я вас на огород не возьму.

Мой урожай – предмет шуток Кривобокова:

– Не надо бороться с сорняками, наоборот – их надо культивировать… Какая экономия трудовых ресурсов!.. Гарантированные урожаи… Научное открытие мирового значения… Революционный переворот в сельском хозяйстве… Академик Лысенко умирает от зависти…

На улицах заметно многолюднее. В центре старого города на его узких тротуарах порой тесновато. Возвращаются демобилизованные и эвакуированные. Значит, приедет и много нового народа со всех концов страны. Соцгород и сожженные дома в других районах, конечно, восстановят, но как бы вместо застройки Вознесенки снова не стали плодить бараки. И обоснуют: надо срочно расселить массу людей.

Вдруг квартирные хозяева попросили освободить комнату – дочка выходит замуж. Выселить они права не имеют, но жить против их желания?!..

– Хорошо, я поищу комнату.

– Да вы не беспокойтесь, – говорит хозяйка, – мы ничего не говорили пока не нашли вам комнату. Это недалеко отсюда, у наших родственников. Вам там будет хорошо.

Дом глинобитный, потолки низкие, как в нынешних малометражках, комната маленькая, но с двумя входами – от хозяев и отдельный, через тамбур. Для меня хватит, а там видно будет.

Да и жила во мне полууверенность-полунадежда, что в ближайшем будущем получу квартиру, хотя никогда ни с кем об этом не говорил. Хозяева очень пожилые и очень тихие, если не сказать – пришибленные. Где и кем работал он – уже не помню, хозяйка тогда нигде не работала. Единственный сын еще не вернулся из армии. Когда я перебрался, в другой маленькой комнате жила девушка из села, не принятая в педагогический институт и еще на что-то надеявшаяся, но вскоре она уехала, и комната эта пустовала.

Хозяева оказались доброжелательными и заботливыми. Часто приглашали к столу. Я отказывался, ссылаясь на хорошую столовую и на то, что сыт.

–Да что ж, все столовая да столовая, надо и домашней еды поесть. Пойдемте, я и на вас приготовила, не обижайте нас.

Поужинал раз, другой, стали звать к завтраку. Отблагодарить нечем, отказываюсь – обижаются, заплатить нельзя – не возьмут и еще больше обидятся. Что ты будешь делать?! Хозяйка готовила вкусно, иногда – почти из ничего. Ну, я спросил их – не возьмутся ли они меня столовать: буду отдавать им карточки и платить. Они согласились, и жалеть об этом не пришлось.

Обжившись, спросил у них – пустующую комнату берегут для сына?

– Да мы бы сдали, но не хочется кому попало.

Не помню, что было раньше: уехала ли Корочанская, – муж получил назначение на Западную Украину, – или вернулся из эвакуации Анатолий Тихонович Еселевич, довоенный городской архитектор. Лет пятидесяти, стройный, с тонкими чертами лица и печальными, как у Гаршина, глазами. Костюм поношен, но отутюжен, ботинки, если присмотреться, – с латками, но начищены, прямой пробор безукоризнен. Время от времени пальцами стряхивает с плеч несуществующую пыль. Родом из Ливен, отец – учитель гимназии, окончил в 17-м году Петроградскую академию художеств. Я уже видел построенные по его проектам дома в Соцгороде и дом отдыха на Хортице – неудачными их не назовешь. Вскоре он был назначен главным архитектором города и, не имея своего аппарата, стал работать в составе областного отдела.

Работы по области у меня почти нет – изредка напишешь письмо, а по городу чем дальше, тем больше. Знакомил Еселевича с нашими делами, на него обрушивались новые, я ему помогал с оглядкой на Евстафьева, но Еселевич сказал мне:

-– На Евстафьева не оглядывайтесь. Беловол настоял, чтобы вы продолжали работать по городу. Конечно, это дело ваше, хотите – работайте, хотите – нет, но мне кажется, что вы работаете охотно. Я не ошибся?

– Вообще-то я хочу на проектную работу, но ее еще нет, в областном отделе – скука смертная, и сейчас я предпочел бы работать с вами.

– Лады. Я так и думал.

На совещания и заседания ходил Еселевич, у меня стало больше времени для работы, но его, хотя я и прихватывал вечера, все равно не хватало.

Иногда Евстафьев брал мои работы, просматривал и молча возвращал. Однажды, возвращая какую-то работу, сказал:

– Здесь лучше сделать так, – и показал.

– Я и начинал с такого решения, но в этой ситуации получается хуже – посмотрите на окружение.

Хотел показать первый эскиз, но подошел Еселевич и придержал меня за локоть. Он никогда не смотрел мои работы до их окончания, если только я не обращался к нему за советом, не видел и эту.

– Я эту работу видел, – сказал он Евстафьеву, – и, по-моему, в этих условиях ничего не придумаешь. И, вообще, я хотел вам сказать: такие работы – дело главного архитектора города, а не областного отдела. Если вы мне не доверяете и контролируете каждый шаг, то лучше уж прямо поставьте вопрос о моем несоответствии.

– Ну, что вы, Анатолий Тихонович! Нельзя же так… Я просто по-товарищески.

– А как в этом случае? Вы настаиваете на своем?

– Нет, я понял, в чем тут дело, – ответил Евстафьев, оделся и ушел.

– Делать ему нечего, вот и лезет в каждую дырку, – сказал мне Еселевич и фыркнул: набрал воздух и резко носом выдохнул.

Отношения между ними были корректными, но угадывалась взаимная неприязнь: избегали обращаться друг к другу и не говорили на посторонние темы. После какого-то спора, проходившего в вежливой форме, Еселевич сказал мне, предварительно фыркнув:

– Мы всегда будем плохими – от нас нефтью не пахнет.

На продолжении главной улицы, на склоне балки Капустянки – большой котлован. Спросил у Еселевича о его происхождении.

– Перед войной начинали строить школу.

– Там же должна пройти дамба.

– Не совсем там. Разве вы не помните трассу? Она чуток поворачивает.

– Помню. А откосы?

– И откосы не затронули бы школу, это я учел. Но место было, конечно, крайне неудачным.

– Почему же вы на это пошли? Отсутствие сноса?

– На этом пустыре мест для школы хватает. Я предлагал разные варианты – ни в какую. Воля начальства. Прихоть и упрямство.

– А почему они хотели строить именно там?

– Им хотелось, чтобы школа стояла по оси главной улицы, замыкала ее. Но по отношению к ней школа была бы в яме. Какой это замок! Пытался объяснить – и слушать не хотят. Я еще и до истории со школой чувствовал, что не удержусь на этой работе. Ну и лады! Пришел с проектной работы и ушел бы на проектную работу. Но начались разговоры – Еселевич хочет сорвать строительство школы. Понимаете, что это значит? Уходом я бы не отделался. – Он помолчал. – Когда я вернулся, не сразу дал согласие на должность главного архитектора. Познакомился с Беловолом, со Скрябиным, поговорил с ними, увидел, что это совсем другие люди и с ними можно работать, тогда и согласился. Между прочим, на мое согласие повлияло еще и их отношение к вам.