Дживс и Вустер (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

Так я стоял еще некоторое время, перебирая в мыслях печальные факты. Мимо проходила тетушка Далия. Я был рад ее видеть. Я подумал, что, может быть, я найду в ее лице понимание и поддержку. Ибо, хотя она иной раз могла задать жару, но в тяжелые минуты она умела посочувствовать.

Когда же взглянул на нее еще раз, то увидел, что мои тяжелые минуты ничто по сравнению с ее, ибо во взгляде моей тетушки было выражение полного конца света.

И я не ошибся.

— Берти, — сказала она, поравнявшись со мной и смахнув слезу садовым совочком. — Знаешь что?

— Нет, а что?

— Так вот, — продолжила моя престарелая родственница, — издав такой вопль, будто ее взору предстала свора собак, припустившаяся за кроликом: Эта дура Филлис все-таки обручилась с Уилбертом Кримом!…

ГЛАВА 17

Услышав эти слова, я так и подпрыгнул. Я был потрясен до глубины души, как любой племянник на моем месте. Если ваша родная тетя лезет из кожи вон, лишь бы уберечь свою крестницу от лап нью-йоркского плейбоя, и вот она узнает, что все напрасно, кому как не мне, родному сыну ее покойного родного брата, пожалеть ее?

— Ты уверена? — переспросил я. — Кто тебе сказал?

— Она же и сказала.

— Сама?

— Да. Она прибежала ко мне, вся кудрявая от счастья и проблеяла, как она счастлива, ну как же она счастлива, дорогая миссис Траверс. Ну какая же дура, а. Я чуть не прибила ее этой лопаткой. Я всегда считала ее глупее булочки, но по-моему, ее даже забыли положить в духовку.

— Но как же это могло случиться?

— Ведь ее пес тоже свалился в воду?

— Да, он был одним из нас. Но при чем здесь это?

— Уилберт бросился в воду и спас его.

— Эта псина прекрасно доплыла бы сама. Если не австралийским кролем, то по-собачьи.

— Но разве объяснишь это этой тупоголовой Филлис. Для нее если бы не Уилберт Крим, ее собака была бы утопленник. И теперь она выходит за него замуж.

— Но разве выходят замуж только за то, что ты спас чью-то таксу?

— Выходят, такие как она выходят.

— Мне это кажется странным.

— Еще бы не казалось. Но факт. Я насмотрелась таких девушек, как Филлис Миллз. Ты же помнишь, целых четыре года я была владелицей и главным редактором женского еженедельника. (Моя тетушка имела в виду журнал «Будуар Миледи»: как-то я написал для его рубрики «Мужья и братья» один материал под названием «Что носят хорошо одетые мужчины». Сам же журнал недавно перекупил какой-то простофиля, чему дядюшка Том был несказанно рад, так как все четыре года тетушка подсовывала ему чеки для оплаты.)

Я не думаю, что ты был нашим постоянным читателем. Так вот, для сведения, в каждом нашем номере мы публиковали по одному короткому рассказу, в которых почти всегда герой завоевывал сердце девушки тем, что спасал или ее собачку, или кошечку, или канарейку или еще какую-нибудь тварь, которую она держала в доме. Конечно, эти рассказы писала не Филлис, но она именно так устроен ее ум. Произнося слово «ум», — продолжила тетушка, — я имею в виду ту четверть чайной ложки ума, которую можно найти у нее, и то только если пробурить глубокую скважину. Бедная Джейн!…

— Кто-кто?

— Так звали ее мать. Джейн Милз.

— Ну да, конечно. ты говорила, что она была твоей лучшей подругой.

— Самой лучшей. И она всегда говорила мне: «Далия, дорогуша, если я отброшу копыта первая, ради бога, присмотри за Филлис, не дай бог, она выйдет за какого-нибудь проходимца. У нее хватит ума. Молоденькие девушки вечно влюбляются в негодяев». Тут она имела в виду своего первого мужа, который был отъявленным негодяем и мучил ее до того счастливого дня, когда, под большим градусом, он вошел в Темзу и был таков. «Не дай ей бог повторить моей ошибки», — говорила мне она, а я ей отвечала: «Джейн, ты можешь на меня положиться». А видишь как получилось.

Я пытался успокоить ее.

— Ты не должная винить в этом себя.

— Нет, это моя вина.

— Ты совершенно неправа.

— Но это я пригласила к себе в дом Уилберта Крима.

— Ты поступил как любящая жена дядюшки Тома.

— Да еще впустила Апджона, а он все время подталкивал ее к этому.

— Вот уж кто виноват точно, так это он.

— И я тоже.

— Если бы не его дурное влияние, мы бы сохранили нашу Филлис незамужней. «Стыдись, Апджон!» — вот что я бы сказал ему.

— И я пойду и скажу ему это. Ух, найти бы мне сейчас этого Апджона!

— Нет ничего проще. Он в кабинете дядюшки Тома.

При этих словах тетушка заметно оживилась.

— Ах так? — Она запрокинула голову и набрав полные легкие воздуха, издала клич: «АПДЖОН!» — так орет пастух, созывая домой стада с влажных пастбищ, омываемых Ди [Река, бассейн Ирландского моря.], и я должен был предупредить ее.

— Тетушка, не забывай про свое давление.

— К черту мое давление. АПДЖОН!

Он появился в проеме французского окна, взгляд его был холоден и суров, столь же холоден и суров, каким он был много лет назад в Мэлверне, в его собственном кабинете, где я был частым гостем, правда против собственной воли.

— Кто так ужасно шумит? Ах, это вы, Далия.

— Да, я.

— Вы хотите меня видеть?

— Да, я хотела вас видеть, и очень жаль, что я вижу вас не с переломанным хребтом или с парой сломанных ног и лицом, изъеденным проказой!

— Но дорогая Далия!…