Мемуары генерала барона де Марбо - Марселен де Марбо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ничего не утверждая, я вижу здесь одну из сторон натуры Марбо: будучи очень серьёзным по складу ума, он имел весьма симпатичное чувство юмора. Он охотно выглядел насмешливым, не переставая при этом быть доброжелательным. В том, что иногда можно было назвать его здравым смыслом, существовала особая, скрытая, внутренняя тонкость. Добавлю также, что редкий дар интеллигентности, способность к расчёту, умение изучать факты и любовь к абстрактным комбинациям соединялись у него с вполне богатым воображением, с очень развитой литературной любознательностью и со способностью к свободному выражению мысли в живых описаниях. Это было не только достоинствами рассказчика, как я уже говорил, но обеспечивало ему повсюду — на заседаниях комитетов, на советах у принца и даже в Палате пэров — в вопросах самого общего характера законный и серьёзный авторитет. Очень надёжный в обращении, всегда порядочный, искренний и правдивый во всём, во время дискуссии Марбо вёл себя не как воин или завоеватель, но как убеждённый резонер, способный замолчать, не сдаваясь. Если можно так сказать, он был столь же бесстрашен в дискуссиях, сколь бесстрашным было его сердце. Он шёл напрямик к истине, как раньше шёл на поле битвы. Он делал утверждения в тех случаях, когда кто-нибудь другой, возможно, был больше заинтересован в том, чтобы сомневаться. Он смело решал такие вопросы, от каких кто-нибудь, более ловкий и гибкий, отказался бы. В этом, насколько мне известно, при последнем короле не было никакого риска. Либеральный дух и любознательность принца Орлеанского, которому он служил, — всё это разрешало Марбо проявлять гражданскую прямоту старого солдата и поощряло его к этому. Впрочем, как же было его остановить? Эта гражданская прямота была совершенно естественна для него, подобно храбрости, и проистекала из того же самого источника.
Книга, которую император так прекрасно оценил двумя строчками, написанными его рукой, ценнее богатого дара, который он присоединил к своим строкам в завещании. Эту книгу сегодня не найдёшь, а может, она уже и забыта. Мы, естественно, говорим о книге Марбо «Замечания об искусстве войны», изданной в 1820 г., а не об ещё не опубликованных Мемуарах. Тем не менее именно эта книга могла бы дать тем, кто не был знаком с генералом Марбо, самое полное представление о его характере, его духе, который в не меньшей степени определяется его разумом, чем его смелостью. Книга почти целиком технического характера. В ней идёт речь об искусстве войны в самом узком и в самом широком его применении. Несмотря на это и независимо от профессионального характера этого труда, он может быть отнесён к числу самых захватывающих произведений, какие только можно найти. Это произведение обладает и другими достоинствами. Я говорю о ясности тона, о пламенных рассуждениях, об обоснованном выборе деталей и об огромной эрудиции, поставленной на службу военным теориям. Но особо следует отметить имеющуюся в ней нотку личного опыта и отражение практической жизни, являющейся ярким комментарием к научным рассуждениям. Такова эта книга генерала Марбо. Он написал её в 34 года. Книга — это и есть человек, и я понимаю, почему она понравилась императору, скрашивая его долгие вечера на острове Святой Елены. Это произведение напомнило ему об одном из самых энергичных и самых преданных офицеров его армии. В этой книге вновь объединяются в славе и оживают бесстрашные старые батальоны. Победителя в сражении при Аустерлице книга хвалит за привычку и любовь к великим операциям наступательной войны. Бесстрашная теория и на протяжении многих лет непобедимая практика были инструментами величия и славы Наполеона. Марбо поощряет эти воспоминания униженного императора в большей степени, чем он, возможно, сделал бы это для императора всемогущего, но он писал свою книгу как человек глубоко убеждённый. Он защищал завоевательную войну, будучи лицом, никогда не занимавшимся ничем иным, кроме войны, с убеждением, правдивостью и со своим обычным пылом, не стараясь специально понравиться кому-либо. Марбо был светским человеком, который меньше всего думал о том, чтобы нравиться, хотя в его простодушии нередко таилось большое искусство, а в его прямоте — добросердечие и порывистость.
Генерал Ронья писал, что страсти, в наибольшей степени способные внушить смелость войскам, — это, с его точки зрения: «Религиозный фанатизм, любовь к родине, честь, амбиции, любовь к женщине и, наконец, желание богатства… Я умолчу о славе. Солдаты слишком редко слышат её язык, чтобы она могла влиять на их смелость…» Следует признать, что это была немного метафизическая для данной эпохи точка зрения, если вспомнить о времени, когда писал генерал Ронья. Подобная точка зрения, возможно, была и обоснованна (во что я не верю), но её не было полезно ни распространять, ни высказывать вслух. «Ну что вы! — восклицает полковник Марбо в своём ответе. — Что вы! Это они-то не слышали язык славы! Солдаты, которые поклялись Рампону умереть вместе с ним на редуте Монте-Леджино. Солдаты, которые хватались за оружие при звуках голоса Клебера и предпочли кровавую битву постыдной капитуляции! Это они не слышат языка славы! Солдаты Арколе, Риволи, Кастильоне, Маренго, Аустерлица, Иены и Ваграма! Эти тысячи храбрецов, шедших на смерть в надежде получить крест ордена Почётного легиона, — разве они не слышали языка славы? Чего же хотят эти храбрые солдаты, которые первыми бросаются на брешь в стене или прорывают ряды вражеских эскадронов? Они хотят отличиться, создать себе репутацию бесстрашных людей, что даст им уважение и командиров, похвалы товарищей по оружию и восхищение сограждан. Если это не любовь к славе, то что же это?»
Я процитировал эту героическую тираду не для того, чтобы показать стиль генерала Марбо, обычно в нём больше сдержанности, он более уверен, более оригинален даже в своей силе. Однако это стиль штыковой атаки, который можно было бы назвать декламацией в эпоху, отличавшуюся от нашей. Сегодня этот стиль необыкновенно кстати.
Кто во время войны не признает, что подобный способ судить о французском солдате — одновременно самый правильный, самый политичный и самый справедливый? Марбо меньше всего был претенциозно лиричным и совершенно не был дипломатом. Но надёжный инстинкт показал ему, что именно заставляет трепетать фибры народной души под мундиром солдата и под знамёнами Франции. И сегодня, спустя 40 лет, вспоминая об этих эпических строках из старой книги и сопоставляя с ними недавно представленный генералом Канробером
