Жаркое лето - Степан Степанович Бугорков

осуществить свой замысел. На выполнение вышли втроем: Никита, Дружбяк и Петр Гаркуша. Засаду решили сделать в самом глухом месте, где дорога резко поворачивала от болот вправо. Диверсанты залегли в придорожной канаве, в колючих кустах терновника, шагах в десяти от грейдера. Машины одна за другой неслись мимо на бешеной скорости, обдавая едкой пылью и гарью. На лес уже спускались сумерки, а автомашинному обозу, казалось, не будет конца.

Никита с Дружбяком знали: с наступлением темноты поток машин увеличится. Чтобы не подвергаться вражеским бомбардировкам, в сторону фронта будут ехать красноармейцы в кузовах, с привязанными к бортам небольшими деревцами, санитарные автомашины, походные кухни. Изредка шоферы включают фары, чтобы не налететь при случайной заминке друг на друга. Охотиться в таком потоке за одной из машин — значит записать себя заведомо в число смертников. Красноармейцы ехали с оружием в руках, готовые в любую минуту отразить внезапное нападение, да и по обочине взад-вперед сновали мотоциклисты, охраняющие дорогу.

Зато сейчас, когда еще не совсем стемнело, дневной поток машин стал заметно убывать. А вскоре и совсем потянулись редкие грузовики. Желанная минута приближалась. Послышалось тарахтенье мотора и расшатанного кузова. Никита привстал. Дружбяк увидел, каким злом зажглись его зеленоватые, как у беркута перед нападением на добычу, глаза, заходили желваки на скулах. Вот он сделал знак рукой. Осторожно отодвигая колючки терновника, диверсанты, пригнувшись, вышли к обочине, залегли на краю канавы.

Со стороны Нежина ехала одинокая полуторка с синими подфарниками. Она двигалась неторопко. Из кузова лилась веселая песня «Распрягайте, хлопцы, коней». Вскоре машина поравнялась с бандитами, обдав их бензинной гарью. Никита привстал на колени и изо всей силы метнул гранату под скаты грузовика. Дружбяк последовал его примеру. Два взрыва одновременно разорвали тишину леса. В их сполохах Никита увидел испуганные, искаженные ужасом и болью лица сидевших в кузове красноармейцев.

Машина проползла юзом метров десять и повисла над канавой. В вечерней тишине послышались предсмертные стоны, крики раненых. Гаркуша приложил к животу автомат и дал по горящей полуторке очередь.

— В лес, за мной! — скомандовал Никита и быстро, как гончий пес, метнулся в частокол придорожного мелколесья.

Но тут вслед им раздалась автоматная очередь. Сбоку заговорил второй автомат. Гаркуша, бежавший впереди, вдруг охнул и упал на землю, хватаясь за ногу.

— Эх, мать твою! — выругался Никита. — Угораздила же нелегкая.

Он подскочил к дружку и стал приподнимать его за плечи.

— Вставай, слышишь, вставай! — говорил он злобно, остервенело. — За нами идут по следам. Видно, чекисты шоссе охраняют. Не встанешь, всем нам крышка.

Он поднял Гаркушу, охватил за поясницу, закинув его руку за шею.

— Пошли, пошли, ничего, не догонят...

Ветви царапали лицо, кололи руки.

— Не могу идти, — прохрипел, задыхаясь, Гаркуша и опустился на землю, — ногу выше колена пробило.

— Павло, помоги, — в сердцах прошептал Никита.

А выстрелы раздавались то справа, то слева. Изредка пули свистели над головой, ударяясь о стволы деревьев, сбивая листья.

Подхватив раненого Гаркушу под руки, диверсанты стали быстро уходить в глубь леса. Выстрелы догоняли их, то замирая, то нарастая с новой силой. Они бежали наугад, потеряв окончательно ориентировку в темноте. Порой им казалось, что они бегут навстречу выстрелам. Останавливались, прислушивались, сворачивали в сторону, где не было слышно автоматных трелей. Впервые жалящий страх острым холодком защекотал в груди Никиты и, как никогда, этот бор показался ему чужим, враждебным, темным, как могила.

Вскоре беглецы натолкнулись на буреломный завал с высокими вывороченными корневищами на склоне глубокого оврага. Кувырком полетели все трое на дно, цепляясь за кусты, теряя из вида друг друга.

Никита с разбега налетел на высокий острый камень, больно ударился плечом. Автомат выскочил у него из рук и упал где-то рядом, на мокрое травянистое дно. Ему показалось: вслед за ним на дно оврага скатился кто-то из преследователей. Еще мгновение — и этот кто-то цепкой хваткой сдавит ему горло...

Он застыл на месте, затаил дыхание. Ночная тишина, жуткая, могильная, стояла в овраге. Никита настороженно прислушался — вокруг ни звука, ни шороха. Он приподнялся и стал искать свой автомат. Поиски вел по кругу, шаря руками по влажной траве. Вскоре он наткнулся на холодный ствол, ощупал оружие — диск был на месте. Он вздохнул облегченно. Выстрелы преследователей остались позади. Над черными вершинам сосен светились редкие звезды. Закурить он боялся: могут ведь обнаружить и по дымку папиросы. Где же остальные?

Через минуту метрах в десяти Никита услышал слабый стон, похожий на собачий скулеж. Он быстро подполз к Гаркуше, который лежал на земле, прижимая к животу раненую ногу. Кравец ткнул Гаркушу стволом автомата в бок, наклонился над ним и зажал рот ладонью.

— Молчи, тварь, убью! — гневно прошептал он. — Хочешь на след навести?

— Не могу, Никита, всю ногу жжет, как огнем...

— Терпи! — сквозь зубы процедил Никита, — сейчас перевязку зробим...

Никита и сам только в эту минуту почувствовал, как мокрые от пота гимнастерка и брюки липли к телу, растертые в кровь ноги в кирзовых сапогах горели раскаленными углями. Донеслись шаги. Кравец схватился за автомат. Из-за кустов тихо вынырнул Дружбяк.

— Кажется, оторвались, замели следы, — прошептал он с тяжелым вздохом, — слышите, выстрелов уже нет...

— С нами бог! — выдавил облегченно Никита. — Павло, помоги сделать перевязку.

Никита на ощупь располосовал финским ножом влажную липкую штанину Гаркуши, достал из кармана индивидуальный пакет. Туго накладывая на рану бинт, Никита почувствовал: верхний виток становится сухим. «Слава богу, кровь удалось остановить, — подумал он, — а ногу-то здорово разворотило, куда теперь ему такому, обузой станет для отряда.»

Гаркуша, видно, от потери крови, лежал без сознания, не стонал, не двигался, еле заметно дышал.

— Петро, очнись, слышишь, — тормошил его Дружбяк, — пора в путь, к своим...

Где-то далеко за лесом стало погрохатывать: то ли это была артиллерийская канонада, то ли гроза. Звезды в вершинах деревьев погасли, мрак ночи сгущался. Бор нестройно и глухо зашумел к дождю. Становилось страшно и жутко.

Гаркуша пришел в себя, застонал, приподнимая голову. С первой минуты не понял, где находится, стал шарить вокруг себя в поисках автомата.

— Успокойся, — осадил его Никита, — сейчас передохнем и в путь. Силы есть?

Гаркуша ничего не ответил, слабо вздохнул и впал в забытьё.

К своим пришли на рассвете, измученные и вымокшие от мелкого дождя, зарядившего с полночи,