Сказки и легенды - Музеус Иоганн

Либуша поступила так же, как и в первый раз: знаком велела ему выйти. Спустя некоторое время она позвала соперников и обратилась к ним с такой речью:

— Я знаю, благородные рыцари, что многим обязана вам. Оба вы способствовали моему избранию народоправительницей Богемии, где со славой правил мой отец Крок. И этой большой услуги, о которой вы теперь напоминаете, я не забыла. Мне также небезызвестно, что оба вы нежно любите меня, ваши глаза и поступки давно уже выдали вашу сердечную тайну. Но не сочтите меня гордой, если сердце мое закрыто для вас и не может ответить любовью на любовь. Не сочтите это за оскорбление и позор, а поймите как деликатный ответ девушки, колеблющейся в выборе. Я взвесила ваши заслуги, и стрелка весов остановилась посередине. Поэтому я решила предоставить вам самим решение собственной судьбы и предложила свое сердце в виде загадочного яблока. Я хотела узнать, в ком из вас больше мудрости и благоразумия, кто сумеет овладеть неделимым подарком. Вот и скажите теперь, в чьих руках яблоко? Кто отнял его у соперника, тот сейчас же разделит со мной трон и получит мое сердце.

Оба рыцаря побледнели и в безмолвном удивлении смотрели друг на друга. Наконец, после длительной паузы, князь Владомир прервал молчание и сказал:

— Загадка мудреца для неразумных — то же, что орех для беззубого, жемчужина — для петуха, роющегося в песке, или светильник в руках слепого. О государыня, не гневайся, что мы не сумели ни оценить твой подарок, ни извлечь из него пользу. Мы ложно истолковали твое намерение и объяснили его лишь тем, что ты бросила нам яблоко раздора с целью возбудить между нами вражду и привести к поединку. Поэтому каждый отказался от своей части, и мы избавились от коварного подарка, ибо ни один не хотел добровольно уступить его другому в безраздельное владение.

— Вы сами вынесли себе приговор, — сказала девушка. — Если одно яблоко так разожгло вашу ревность, то какая борьба разгорелась бы между вами за миртовый венок, овивающий корону?

С этими словами она отпустила рыцарей, весьма огорченных, что послушались неразумного судью и так необдуманно лишились залога любви, который сулил невесту и обручальное кольцо. Теперь каждый втайне раздумывал, как осуществить свой замысел и хитростью либо силой завладеть богемским троном и его прекрасной обладательницей.

Между тем Либуша не бездействовала все три дня, отпущенные ей для выбора супруга, и глубоко размышляла, как ей, идя навстречу настойчивому требованию своих подданных, дать народу герцога, да и себе выбрать супруга по влечению сердца. Она опасалась, как бы князь Владомир силой не навязал своей любви или, по меньшей мере, не завладел ее троном. Необходимость придала ей решимости осуществить план, который часто рисовался ей в приятных мечтах, ибо кто из смертных не тешит себя какой-нибудь фантазией в часы досуга, забавляясь ею, как игрушкой. Для девицы в тесной обуви, которая только что срезала мозоли, нет ничего более приятного, как мечтать об удобном экипаже; гордая красавица представляет себе графа, вздыхающего у ее ног; тщеславная особа мысленно примеряет драгоценности; игрок спит и видит крупный выигрыш; заключенный в долговую тюрьму надеется на богатое наследство; кутила жаждет открыть философский камень, а бедный дровосек мечтает найти сокровища в дупле дерева. Радости эти, хотя и воображаемые, все же доставляют тайное удовольствие. Дару предвидения всегда сопутствует пылкая фантазия, и прекрасная Либуша порой тоже прислушивалась к приятному голосу этой подруги, а та всегда усердно рисовала ей образ молодого охотника, оставившего неизгладимый след в ее сердце. Мысленно она строила всевозможные планы, услужливо подсказанные ей воображением как легко осуществимые. То она предполагала вывести любимого из неизвестности, дав службу в своем войске и возводя его с одной почетной ступеньки на другую. И тогда мгновенно представлялось ей, что лавровый венок овивает чело юноши, и она ведет его, увенчанного славой и победой, к трону, который она охотно разделит с ним. Иногда мысли ее принимали другое направление. Любимый виделся ей в образе странствующего рыцаря, который отправился на поиски приключений и случайно попал к ее двору, подобно Гюону[89]. И чего только не выискивала она, чтобы одарить его так же, как тороватый Оберон своего питомца. Но когда благоразумие вновь брало верх над девичьими увлечениями, под светлым лучом разума тускнели радужные образы волшебного фонаря, и прекрасная мечта рассеивалась. Тогда она понимала, как опасен подобный шаг. Он послужил бы причиной бедствий для страны и людей, потому что вызвал бы ревность и зависть в сердцах магнатов, ибо в тревожный час раздора стал бы сигналом к мятежу и восстанию. Поэтому она глубоко затаила свои чувства и желания от подозрительных взоров соглядатаев, чтобы никто не обнаружил их.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но теперь, когда народ жаждал иметь властелина, дело принимало иной оборот, и тут уж она решила объединить интересы народа с велениями своего сердца. Она приняла мужественное решение и, когда настал третий день, надела все свои драгоценности, украсила голову миртовым венком — эмблемой целомудрия и, полная отваги и мягкого достоинства, в сопровождении девушек, также украшенных венками, взошла на герцогский трон. Собравшиеся рыцари и вассалы окружили ее, с нетерпением ожидая услышать из ее прелестных уст имя счастливого принца, с которым она решила разделить трон и сердце.

— Благороднейшие подданные мои, — обратилась она к собранию, — жребий судьбы вашей лежит нетронутый в урне неизвестности, вы еще свободны, подобно коням моим, пасущимся на лугах, пока узда и мундштук не укротили их и бремя седла и тяжесть всадника не придавили их стройные спины. Вам надлежит теперь сообщить мне, не охладил ли трехдневный срок, данный мне для выбора супруга, ваше горячее желание иметь властелина, который управлял бы вами, и не отказались ли вы по зрелом размышлении от своего намерения? Или по-прежнему упорствуете на своем требовании?

Она смолкла на миг; волнение в народе, ропот среди собравшихся вельмож и выражение их лиц не оставляли сомнений в ответе, а выступивший от собрания старейшина подтвердил, что выборы герцога должны состояться.

— Хорошо, — сказала она, — жребий брошен! Будь по-вашему. Боги указали богемскому государству правителя, который мудро и справедливо будет держать свой скипетр. Молодой кедр еще не возвысился над коренастыми дубами; он зеленеет в лесу, скрытый деревьями, не выделяясь в кругу простого кустарника. Но скоро расправит он ветви, чтобы дать тень своим корням, и вершина его коснется облаков. Благороднейшие представители моего народа, выберите из своей среды послов, в числе двенадцати безупречно честных мужей, пусть они поспешат к своему будущему герцогу и приведут его к богемскому трону. Мой любимый конь неоседланный побежит перед ними и укажет путь. А чтобы узнать человека, кого они посланы искать и кто назначен вам богами в герцоги помните, что в момент прихода послов он будет обедать за железным столом, под открытым небом, в тени одинокого дерева. Пусть они поклонятся в землю и возложат на него знаки княжеского достоинства. Белый конь покорно понесет на себе избранника и доставит в столицу, где тот станет моим супругом и вашим государем.

Затем она распустила собрание и ушла, довольная, но со смущенным лицом, какое бывает у невест, ожидающих жениха. Такие слова весьма озадачили собравшихся, а пророческий смысл, вложенный в них, был воспринят как перст богов, которому слепо верит простонародье и над которым мудрят только ученые.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Избрали почетное посольство. Благородный конь стоял в полной готовности, взнузданный и украшенный с азиатской роскошью, словно должен был нести на своей спине султана в мечеть. Кавалькада тронулась в путь при большом стечении и под радостные клики любопытной толпы. Белый конь гордо бежал впереди. Скоро они исчезли из виду, и ничего не было видно, кроме облака пыли, клубящегося вдали.

Горячий конь, почувствовав себя на свободе, вскоре перешел на галоп, и началась бешеная скачка, как на английском ипподроме, так что послы с трудом поспевали за ним. Казалось, быстроногий рысак предоставлен самому себе, но какая-то невидимая сила указывала ему путь, правила поводьями и пришпоривала бока. Либуша, владевшая магическим даром, унаследованным от матери феи, сумела внушить коню, чтобы он безошибочно мчался к определенной цели, не сворачивая с дороги ни вправо, ни влево. А сама она теперь, когда близилось исполнение ее желания, с нежной любовью ожидала прибытия своего избранника.