Лев - Ксения Черногорская

просто глядя на вас, думать о чём-либо кроме секса здоровому мужчине очень трудно. Впечатление, что вы когда-то решили, что вы — не женщина. А тупо сотрудник. Среднего пола. Что так — правильно. При этом сексуальность ваша настолько сильна, что сколько вы ни стараетесь её замочить, задавить, уничтожить, у вас нихрена не получается. Это вот как раз то, что я думаю. Абсолютно честно. Надеюсь, не обидел.

Глава девятнадцатая

Не могу сказать, что это было приятно слышать. Но… прислушиваюсь к себе… и не задело. То есть задело, но… не обидно… Просто как-то странно себя чувствую, когда он так на меня смотрит и это всё говорит.

У него странный сейчас взгляд. Я привыкла, что он обычно смотрит пристально, как-то изучающе. Будто психотерапевт какой. Но сейчас взгляд его… взгляд его…

Вздохнув, смотрю в сторону. Поправляю волосы. Зачем, сама не знаю. Хочется как-то… что-то я совсем растерялась…

— Нет, — посмотрев ему в глаза, тихо говорю я. — Не обидели. Но не обижайтесь вы тоже, мне кажется, что вы выдаёте желаемое за действительное.

— О, — он выпрямляется, и взгляд его меняется на немного насмешливый. — Это очень легко проверить.

— Проверить? — недоуменно переспрашиваю я.

— Угу, — чуть кивает он.

Очень самоуверенный мужчина…

— И как вы… предлагаете это проверить? Вы смысле… я имею в виду, что…

— Релакс. Я же сказал, я вас не покусаю.

— И всё-таки мне не очень уютно.

— Это немудрено. Вам сейчас и не должно быть уютно, Олеся.

— Не должно быть? — ещё больше недоумеваю я.

Он снова подаётся вперёд.

— Знаете, что сейчас происходит? Вот прямо сейчас.

Чуть отдаляюсь. Настороженно смотрю на него. Почему-то взгляд мой то и дело задерживается на его губах. Ловлю себя на этом и буквально заставляю себя смотреть ему в глаза. Пускай не думает, что я струсила или робею. Он и так слишком самодоволен. Ведёт себя так, будто владеет ситуацией.

— И что же сейчас происходит?

— Вы боретесь сама с собой. Ваша природа, ваша женственность, ваша вопиющая просто сексуальность — в каждом вашем движении, в каждом взгляде, в мимике, в тембре голоса, в интонациях. И при этом вы прямо насилуете себя. Пытаетесь это всё подавить. У вас это очень плохо получается, но я уверен, что воля — чуть ли не вся сейчас уходит на это.

— Чего вы добиваетесь?

— Искренности. Откровенности. Хочу видеть вас настоящую.

— Я настоящая.

— О нет, — усмехается он и качает головой. — Это не так.

Блин, я хочу выпить. Где уже это вино? Почему не несут?

Будто услышав мой внутренний голос, из-за угла выходит официантка с подносом. Она подходит к нам и ставит передо мной бокал вина, а перед Львом — бокал сока. Затем, улыбнувшись, уходит.

Лев берёт свой бокал в руку и протянув его вперёд, ждут. Беру свой, приближаю его к его бокалу, и мы тихо чокаемся. Тихий, краткий, мелодичный звон.

Делаю несколько глотков. Нервничаю. Похоже, Лев действительно увправляет ситуацией. Точно не я. У меня коленки легонько дрожат. Хорошо, что под столом этого не видно. Я вообще чувствую себя не в своей тарелке.

А он всё смотрит и смотрит мне в глаза.

— Что? — поставив на стол бокал, спрашиваю я.

— Вкусно?

— Да…

— Я рад.

— Почему вы считаете, что я — ненастоящая? — спрашиваю я.

Он снова подаётся вперёд. Между нами меньше полуметра. А впечатление, будто он едва ли не поцеловать меня собирается. Так он смотрит.

— Нет-нет, — негромко произносит он. — Вы не поняли. Не вы — ненастоящая. А то, что вы стараетесь на себя нацепить. Всю эту холодность, серьёзность, независимость, невозмутимость.

— Я такая и есть.

— Нет, — на его губах играет лёгкая, едва заметная улыбка. А в глазах — будто искорки. — У вас соски торчат так, что через бюстгальтер видно.

Нервно бросаю быстрый взгляд на свою грудь, и едва не вспыхиваю.

Как-то автоматически прикрываю её рукой, и тут же ловлю себя на том, что это, должно быть, выглядит ужасно глупо. Нелепо. Жалко. Буквально заставляю себя убрать от груди руку, но поворачиваюсь ко Льву полубоком.

— Это не поможет, — произносит он. — Вы возбуждены. И это видно. По зрачкам, по позе, по тому, как вы ноги переплели.

Как он это увидел?! Ноги — под столом!

— Послушайте, — он вдруг протягивает руку и мягко накрывает мою ладонь своей. Смотрит в глаза.

Замерев, едва дышу. Ладонь у него большая и тёплая.

А у меня в груди сердце учащённо колотится.

— Почему вы не убираете руку? — тихо и как-то вкрадчиво спрашивает он, продолжая сверлить меня взглядом.

— Что? — выдавливаю из себя я.

— Я спросил: почему вы не убираете руку.

Медленно и тактично выскальзываю ладонью из-под его ладони. Получается какое-то интимное поглаживание, которого я не хотела. Щёки пылают…

Он тихо усмехается и затем, выпрямившись, расслабленно откидывается на спинку стула.

— Олеся, — чуть прищурив глаза, произносит он едва слышно. — Скажите матерное слово. Любое.

— Зачем?

— Просто скажите. Любое.

— Я не хочу, — покачав головой, отвечаю я.

— Скажите, — настаивает он. — Можно негромко.

— Зачем? — не понимаю я. — Что это даст?

— Просто скажите. Любое.

Нервно облизываю губы. Торопливо, но стараясь сделать так, чтобы это не было заметно, оглядываюсь.

Смотрю ему в глаза.

— Зачем?

Вздыхаю.

Молчит. Чуть улыбается. Его забавляет моя растерянность?

— Скажите зачем.

Молчит. Ждёт. Пристально, изучающе смотрит в глаза.

Пожимаю плечами, взяв бокал, делаю глоток. Смотрю в сторону. Вино действительно вкусное. Только вот рука у меня чуть дрожит.

— Жёстко вы себя угнетаете, — произносит он. — Я так понимаю: это давняя привычка. Впрочем, тем интереснее.

— Я для вас что, — вспыхиваю я, — мышка какая-то лабораторная?

— О нет, — качает головой он, и я вижу искренность в его глазах. — Но очень хочется, откуда в вас это и зачем это вам.

— Вы долго будете загадками разговаривать? — начинаю чуть раздражаться.

— Матерное слово. Одно. Любое.

— Хуй, — не выдерживаю я. Прищурившись, с вызовом смотрю ему в глаза. — Довольны? — добавляю я.

— Да, — невозмвутимо отвечает он. — Вполне. Теперь