Телефон Господень - Павел Иевлев

Так же были заготовлены два заботливо заточенных осиновых кола, – предположительно осиновых - с ботаникой у всех было плоховато. Док убедительно объяснил, что если забить такой кол в сердце ожившему мертвецу, то он нас больше не побеспокоит. Меня, признаться, больше волновал момент забивания. Были подозрения, что увидев ожившего мертвеца, я не буду искать, где у него сердце, а немедленно сам помру со страху. Тем не менее, приятная тяжесть массивного кола как-то успокаивала. В конце концов, им можно и по башке кого-нибудь треснуть. Даже если он и не вполне осиновый. Кроме этого, на шее у Дока висел на кожаной тесемке здоровенный медный старообрядческий крест, по поводу которого Док смущенно сказал: «Не подумайте чего, я так, на всякий случай...».

Входная дверь дома была заколочена крест-накрест толстенными досками. Похоже, что несмотря на прошедшие годы, доски ничуть не прогнили и держались вполне крепко. Впрочем, это была ожидаемая трудность, мы с самого начала собирались лезть через одно из разбитых окон.

Ошметками трухи посыпалась за шиворот старая краска с деревянной рамы. Запах тлена ударил в лицо как кулак: отсыревшее дерево, рыхлая штукатурка, гниющие ткани, разлагающаяся дверная набивка… И еще один запах – тяжелый запах звериного логова. Пропитанный сыростью коридор уводил во тьму впереди. Слева, к сумраку второго этажа, поднималась кривая расшатанная лестница. Отвалившиеся перила валялись, разбитые в щепки, на полу в коридоре. Среди хлама и мелкого мусора лежали какие-то мелкие белые обломки – я не сразу понял, что это тонкие косточки. Скорее всего, скелет дохлой кошки. Приглядываться не стал, поскорее переведя луч фонарика подальше. В тишине что-то быстро и глухо стучало, но я сообразил, что это отдается в ушах мое собственное сердцебиение.

- Чего-то я не понимаю… - сказал Док каким-то тусклым шепотом

- Чего? – с облегчением отозвался я, услышать рядом человеческий голос было чертовски приятно.

- Где стекла? Если окно разбито камнем снаружи, на полу должны быть стекла. Где они?

Чертов Шерлок Холмс. Стекла ему. Стекол действительно не было – покрытый толстым слоем пыли пол был достаточно замусоренным, но - ни кусочка стекла.

- Они снаружи, под окном лежат, – прошептал Мозоль – когда лезли, я на них наступил.

- Не нравится это мне, – ответил Док еще более тускло, но пояснять свою мысль не стал.

Справа была дверь. Открытая дверь в квартиру. Рядом с ней кто-то нарисовал бурой подплывающей краской изображение повешенного. Шутники, мать их… Не поленились краску притащить, художники… Мертвец на картинке болтался, как гнилой плод на высохшем дереве. За дверью виднелись короткий коридорчик и кухня. Вместо плиты и раковины из стен торчали ржавые отростки труб, но у дальней стены стоял на вздутом блеклом линолеуме старый холодильник. Его дверца была распахнута. Внутри засохла какая-то черная гадкая масса, издававшая резкий запах. Часть ее вытекла и разлилась по полу лужей, давным-давно превратившейся в засохшую корку. В распахнутой дверце кухонного шкафа я разглядел какие-то пыльные банки. Из одной торчала голова дохлой крысы. В свете фонаря показалось, что ее белесые глаза шевелятся, но присмотревшись получше я увидел, что в глазницах копошатся мелкие черви.

Следующая комната была когда-то большой гостиной, или столовой. Без мебели она казалась размером с бальный зал. С отслоившихся обоев издевательски смотрели какие-то звери – то ли собаки, то ли шакалы, а посередине стены той же бурой краской было нарисовано неприятного вида голое раскидистое дерево. На каждой ветке, как отвратительные яблоки, были тщательно прорисованы маленькие человеческие черепа. В центре зала на покоробившемся паркете валялась разбитая люстра. Среди рассыпанных стеклянных бусинок и пыльных подвесок крысиным хвостом извивался оборванный провод.

- Наверное, здесь этот маньяк и жил, - вполголоса сказал Петька, - а когда убивал очередного ребенка, пририсовывал его кровью новый череп…

- Заткнись, а? Не каркай! - оборвал его Док, - и так страшно…

- Пойдемте отсюда, не будем в этой квартире сидеть, - прошептал Мозоль, - лучше давайте второй этаж посмотрим.

Трухлявая деревянная лестница застонала под ногами почти человеческим, исполненным невыразимой муки, голосом. Впрочем, она казалась достаточно прочной, чтобы выдержать вес одного пятнадцатилетнего подростка. Поэтому поднимались по очереди. Первым шел, как самый тяжелый, Петька. Поднявшийся вторым, Мозоль исчез из поля зрения, но сразу же появился, перевесившись через край лестницы и бешено замахал руками. Глаза его были выпучены, а лицо в свете фонаря белело, как штукатурка. Не помня себя, я птицей взлетел наверх. На рассохшихся досках площадки второго этажа стоял перепуганный Мозоль. Один. Петьки не было.

Снова взвыла мерзким голосом старая лестница и к нам присоединился растерянный Док.

- А где Доллар?

- Н-н-не зн-н-наю… - у нашего красавчика Мозолевского отчетливо постукивали зубы.- я поднялся, а здесь пусто…

Желтоватые круги света от фонариков заметались вокруг. Лестница на третий этаж отсутствовала – пролет обвалился, оставив только пеньки трухлявых балок в стене. Вдаль уходил темный, засыпанный каким-то хламом коридор, в конце которого слабо светилось окно на улицу. На бледной штукатурке, прямо напротив лестницы, все тот же неизвестный художник изобразил грубо нарисованную могилу с покосившимся крестом.

- Ну все, начинается… - тихо и обреченно сказал Док, - больше не теряем друг друга из виду!

- Доллар! Ты где! – крик Дока увяз в затхлом вонючем воздухе, не породив эха.

Ответом была тишина.

Сказать, что мы испугались – ничего не сказать. Моя майка моментально прилипла к спине, а фонарик затрясся в руках мелкой дрожью. Впрочем, Мозоль выглядел не лучше. От вида его белого лица и стоящих дыбом волос мне стало совсем дурно. Док, однако, сохранял относительное спокойствие.

- Он жив, и он где-то рядом. Я чувствую. Ничего с ним не случилось, - я бы знал.

- Ага, испугались, храбрые следопыты! - Петькин радостный голос вернул нас к действительности.

Этот гад просто стоял за ближайшей дверью и наслаждался нашей паникой! Такое у него чувство юмора – ничего не поделаешь. Белый как мел Мозолевский на негнущихся ногах направился к нему, и мне показалось, что сейчас случится небывалое – наш красавчик впервые в жизни набьет кому-то морду. И этот кто-то будет, несомненно, Доллар, хотя он и крупнее раза в полтора. Док схватил Мозоля за майку и сказал:

- Стоп, все разборки потом. А ты, Доллар, просто идиот.

- Да ладно вам, что вы переживаете? Ясно же, что нет тут ни фига, кроме картинок на стенах. Уж и пошутить нельзя…

Осуждающее молчание. Петька ежился под нашими взглядами, в которых ясно читалось, что мы о нем думаем. Сколько знаком с Долларом, но к его неожиданным идиотским выбрыкам привыкнуть не могу. По-моему, у него просто не хватает воображения, чтобы по-настоящему чего-нибудь испугаться, поэтому он бесстрашен, как пьяный берсерк. Да и шуточки его нельзя назвать образцом тонкого юмора…

- Ну, что стоим? Давайте осмотрим здесь все! – Петька не умел долго расстраиваться.

Темный коридор отзывался на наши шаги резким скрипом рассохшихся половиц и маленькими облачками пыли. Выходящие в него двери квартир были заперты.

- Давай сломаем замок! – неуемный Доллар жаждал действия.

- Ничего мы ломать не будем! Наша задача – досидеть до утра, а не мародерствовать.

В голосе Дока мне почудилось что-то странное. Да и выглядел он так, как будто у него сильно болел живот. Я тихо толкнул его в бок и шепотом спросил:

- Как твой дерьмометр, чего показывает?

Док посмотрел на меня искоса и тихо сказал:

- Стрелка где-то между «глубокая задница» и «полные кранты». А что толку?

Возразить было нечего: назвался груздем, не говори, что не дюж. До утра придется сидеть, даже если сюда явится Граф Дракула во главе взвода эсэсовцев верхом на Кинг-Конге. Слово есть слово.

Учесавшие вперед и энергично дергавшие ручки запертых дверей Доллар с Мозолем неожиданно остановились и замахали руками, подзывая нас. Очередная дверь была не заперта. Более того, она была приглашающе приоткрыта. Почему-то мне это сразу не понравилось. Я не Док, и встроенного дерьмометра у меня нет, но что-то было неправильно – все двери заперты, а эту как специально для нас приготовили. Высказать свои соображения я не успел – Петька без тени сомнения перешагнул порог.

Коротенький коридорчик упирался в пустую кухню. Повсюду была мерзость запустения – посередине лежала табуретка без ножки, на месте вырванных розеток торчали из стены белые червяки проводов, а на окне свисали лоскутами содранной кожи остатки потерявших цвет занавесок.

- Пусто, - разочарованно сказал Петька, - давайте в комнатах посмотрим.