Москва (сентябрь 2008) - журнал Русская жизнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- После совещания мы вдвоем с Горбачевым ехали в лифте в здании ЦК, и он мне говорит: «Прошу вас взять самоотвод». Я отказался, меня избрали, но с этого момента я оказался в негласной оппозиции Горбачеву.
VI.
Гавриила Попова о самоотводе никто не просил. Сам себя он сравнивает с теми московскими профессорами, которые осенью сорок первого надели шинели и пошли в ополчение.
- Пошли защищать Москву, но не собирались идти до Берлина, и потом, кто остался жив, вернулись на кафедры. Я тоже шел во власть не навсегда, только потому, что понимал, в каком состоянии находится страна, и что, если не мы, номенклатура так и не отдаст власть народу. Я был уверен, что Горбачев не сумеет отстранить номенклатуру КПСС от власти, и демократизация останется только лозунгом.
Удивительно, но демократизация и для демократов была только лозунгом - как вспоминает Попов, идею «демократической диктатуры» вместе с ним разделяли все его соратники по будущей Межрегиональной группе, и по поводу того, что демократической интеллигенции не обойтись без номенклатурного лидера, у демократов тоже было единодушное согласие.
- В Госстрой к Ельцину от нас ходил Сахаров. Ельцин с ним поговорил и согласился идти вместе с нами в народные депутаты, а Сахаров вернулся с этой встречи, смеется, говорит - табула раса!
Попов вспоминает, что Ельцин рядом с ним, Сахаровым, Афанасьевым, Собчаком чувствовал себя крайне неуверенно и не раз жаловался, что считает себя среди этих людей чужим, - но терпел, потому что понимал - так надо.
- Если бы он остался в том окружении, в котором был тогда, страна развивалась бы совсем по-другому, - говорит Попов. - Но все сложилось сами знаете как, и когда мы последний раз с ним виделись накануне выборов 1996 года, он выглядел уже совершенно сломленным человеком. Сказал мне: «Гавриил Харитонович, знали бы вы, сколько вокруг меня ворья». Но он уже не мог и не хотел ничего менять, потому что цель у него была только одна - удержать власть. Дороже власти для него ничего в жизни не было.
В тех же выражениях о Ельцине говорит и Юрий Прокофьев, два года проработавший с будущим президентом России в горкоме:
- Страсть у него была одна - власть. Он весь был посвящен власти. Я слышал, что Ельцин в Свердловске здорово выпивал, и потом о его пьянстве легенды ходили, но я два года проработал с ним, встречался каждый день, и ни разу не то что не видел его пьяным - даже ни разу запаха спиртного от него не было. Единственным допингом для него была власть. Я, например, ни разу не видел, чтобы Гришин с охраной по горкому ходил, - а Ельцин только с охраной по коридорам, и не потому, что боялся за свою безопасность, а потому, что ему очень нравились эти атрибуты. Даже когда он в троллейбусе ездил на завод имени Хруничева, на остановку приезжал на машине с мигалкой, а когда он ходил записываться в поликлинику, карточку тут же передали в кремлевскую больницу на Мичуринском, и уже оттуда к Ельцину приезжала дежурная бригада. Для него эти вещи были важнее всего, и я уверен, что если бы он стал генсеком, у нас был бы очень жесткий догматический режим, а совсем не демократия.
VII.
Демократы, впрочем, и не скрывали, что полноценная демократия никогда не относилась к их базовым ценностям - уже через несколько месяцев после победы «Демократической России» на выборах в Моссовет Гавриил Попов опубликовал статью «Что делать?», в которой призвал соратников к демонтажу системы Советов народных депутатов, а летом 1991 года, став мэром Москвы, провел в городе административную реформу, создав административные округа с назначенными префектами во главе. Когда я спросил Попова, что он, первый избранный мэр Москвы, думает об отмене выборов мэра, Попов ответил, что прямые выборы он считает ненужными:
- Массовые выборы должны быть только на низовом уровне власти, а даже на уровне районов прямые выборы несут больше вреда, чем пользы. И президента тоже выбирать напрямую бессмысленно - что народ может оценить? Ему важнее внешние проявления, посмотрите на Америку - там же все ориентируются только на то, как Обама одет и как Маккейн шепелявит. Смешно думать, что это и есть демократия. Даже советская система в этом смысле была более логично выстроена.
По мнению Попова, гораздо важнее прямых выборов - уничтожение номенклатурной системы, и даже свой уход с должности мэра он объясняет нежеланием встраиваться в номенклатуру, победа над которой к тому времени (лето 1992 года) уже казалась ему невозможной.
- Я понимал, например, что коррупция неизбежна, даже если в Моссовете большинство у противников номенклатуры. Коррупция - органическое свойство любой бюрократической системы, потому что не существует способов остановить коррупцию, если есть люди, которые распоряжаются суммами, в тысячи раз превосходящими их собственные заработки. Чем больше государства, тем больше коррупции, и коррупцию нельзя победить, можно только свести к минимуму, и способы очень просты. Во-первых, гласность. Во-вторых, сменяемость власти - я как мэр сам был заинтересован в том, чтобы мои оппоненты искали коррупционеров в моем окружении, помогая мне тем самым бороться с коррупцией. И самое главное - экономические инструменты. До сих пор все помнят, что я предлагал легализовать взятки, хотя на самом деле я предлагал не это, а систему, при которой чиновник получает легально некоторый процент от прибыли, которую дает то или иное его решение. Это не мое изобретение, это действующий во всем мире принцип государственных корпораций. Вы же понимаете, что то, что у нас сегодня называют госкорпорациями - это не более чем попытка бюрократии захватить собственность?
VIII.
Юрия Лужкова Гавриил Попов, по его словам, с самого начала ценил за то, что тот был признанным лидером московской бюрократии.
- Тот Моссовет, что был у меня, был переполнен людьми, которые мечтали участвовать в дележе собственности и ни о чем больше. С точки зрения коррупции и воровства они были гораздо более уязвимы, чем чиновники вроде Юрия Михайловича. Депутата вообще проще купить, чем чиновника, депутат гораздо более устойчив, чем чиновник (потому что его выбрал народ и никто не может снять), и если депутат начнет воровать, то его уже не остановишь. Поэтому именно Юрий Михайлович и его люди могли наиболее эффективно противостоять коррупции, реализуя те принципы, которых придерживались и мы. Но в его положении невозможно было не стать выразителем интересов номенклатуры, и меня, если бы я остался, ждала бы такая же участь. Ну, или пристрелили бы меня, если бы я сопротивлялся.
Современную Россию Попов считает страной победившей номенклатуры - по его мнению, номенклатурное развитие будет продолжаться очень долго, потому что даже если бы во власти были «конструктивные силы», никакой социальной базы у них нет, а на ее создание могут потребоваться многие годы.
IX.
Юрий Прокофьев о Гаврииле Попове отзывается почти тепло:
- Я знал его еще по тем временам, когда он работал в университете. Неглупый, со способностями, но - не хочу говорить «лживый», - двуличный. Мог приходить ко мне, говорить одно, а на следующий день на митинге - совсем другое. Потом мы снова встречались, и он вот так разводил руками: «Юрий Анатольевич, это же политика!»
Политики тогда в работе московских властей было гораздо больше, чем теперь. Митинги в поддержку демократии на Манежной площади и в других местах проходили чуть ли не ежедневно. Это сейчас мэр Москвы выступает только в передаче «Лицом к городу» на телеканале ТВЦ - тогда мэр выступал на митингах. Митингов в поддержку КПСС в Москве не было.
- Это не совсем так, - поправляет меня Прокофьев. - Один митинг мы провели - 23 февраля 1991 года, и людей у нас было больше, чем собирали демократы. Но это было один раз, потому что существовала принципиальная рекомендация Горбачева - не противопоставлять КПСС демократическому движению, выступать только на тех митингах, которые проводят демократы - как будто они давали нам выступать. Вообще, линия Горбачева мне уже тогда казалась направленной на капитуляцию перед нашими оппонентами. Например, еще перед первыми выборами народных депутатов в 1989 году была установка: мол, народ у нас грамотный, сам разберется, кого выбирать, поэтому партия не должна активно вмешиваться в предвыборную кампанию. А после выборов, когда первые секретари обкомов массово провалились, вышла передовица «Правды», в которой было написано, что выборы показали реальное отношение масс к некоторым партийным руководителям. Это просто было нечестно, и зачем была нужна такая политика, я не мог понять. Уже на выборах в Моссовет мы проигнорировали эту установку, боролись и сумели образовать в Моссовете большую фракцию коммунистов «Москва» во главе с Валерием Павлиновичем Шанцевым. И с этой фракцией Попову приходилось считаться, а Лужков потом Шанцева даже взял себе в заместители.