Мост в небеса. История убийства моих сестер и его последствий для нашей семьи - Дженин Камминс

Говорить было больше не о чем. Мысль, которую все гнали от себя, была наконец произнесена вслух.

– Думаю, мы обязаны это сделать, – решила Шейла.

– Обязаны, – твердо поддержала сестру Джеки.

Шейла через плечо Джеки бросила взгляд в окно и внезапно побледнела. Та обернулась, не понимая, что так испугало сестру.

– О господи, – выдохнули обе. Джеки еще не успела повернуться обратно, а Шейла уже распахнула дверь комнаты и полетела по узкому коридору. Едва ли не перепрыгнув через родственников, сидевших в гостиной, она рванула ручку входной двери, выбежала на улицу и стремительно направилась на ту сторону освещенной солнцем лужайки, где в окружении репортеров и операторов стояли, прижавшись друг к другу, Тинк, Кэти и Джейми. В паре футов от них лежал на траве забытый футбольный мяч.

– Как вы справляетесь с утратой? Погибшие девушки были вашими сестрами, верно? – Репортер тыкал в лицо ничего не понимающей Джейми микрофоном в меховом чехле.

– Погибшие? – переспросила девочка.

Тинк стояла за спиной двоюродной сестренки, положив руки ей на плечи. Она была в ужасе, но не понимала, что ей делать. Кэти попыталась протиснуться между Джейми и оператором с камерой, но телевизионщики ее не пропускали.

– Девочки, живо в дом! – крикнула подошедшая к ним вплотную Шейла.

Сестры с облегчением оглянулись на тетку и быстро ретировались.

– Вы люди или кто? – бушевала Шейла. – Вам не кажется, что этим девочкам сейчас и без вас хватает потрясений? Хотите яркий заголовок для своих вечерних новостей? Как вам такой: катитесь отсюда к чертовой матери и оставьте мою семью в покое?

Про себя Шейла порадовалась, что ее хотя бы не слышат двое маленьких сыновей, но сила собственного гнева ее поразила: она никогда не испытывала ничего подобного. Впрочем, брань, которую она изрыгала, не выражала и сотой доли кипевшей в ней ярости.

– Вы просто больные! Вам мало кадров с моста, вам нужен хотя бы один труп для шестичасового выпуска, и вот вы заявляетесь в чужой дом и пристаете к ребенку, который переживает чудовищную трагедию! У нас траур! Оставьте нас в покое! Вон! Все пошли вон! Валите отсюда! Чтоб духу вашего здесь не было!

Она кричала во весь голос и махала руками на отступающую под ее натиском съемочную группу. На улицу, оставив девочек в доме, выскочила Джеки, но даже не сошла с крыльца: Шейла в своей битве с прессой явно не нуждалась в ее помощи.

Шейлу обуревало страстное желание найти камень побольше и засветить им в заднее стекло белого фургона журналистов, который, визжа покрышками, катил прочь. Вот он наконец скрылся вдали, и ее плечи бессильно поникли – результат эмоциональной опустошенности, часто сопровождающей подобные всплески. В глазах у нее блеснули слезы, но она не двигалась с места, глядя вслед злополучному фургону.

– Что ж, вряд ли эти ребята снова к нам сунутся, – прокомментировала Джеки с крыльца.

Шейла развернулась к дому. Джеки обняла старшую сестру и рукавом утерла ей слезы.

– Вон! Все пошли вон! Валите отсюда! – изобразила сестру Джеки. Они засмеялись сквозь слезы, не размыкая объятий. – Ну вот, одного маньяка нашли, – пошутила Джеки.

– Господи, Джеки, это было ужасно, – смутилась Шейла. – Что на меня нашло?

– Это было шикарно, – честно ответила Джеки. – Просто шикарно. Не думаю, что они пустят в новости то, что наснимали, – слишком много ругани.

Они снова засмеялись и, постояв еще пару минут, вытерли лица и вернулись в дом.

Тинк и Джейми уже оправились от столкновения с прессой и, несмотря на все еще болевшие пальцы, снова засели за Нинтендо. Кэти не до конца отошла от потрясения и искала укромный уголок, чтобы посидеть и подумать в одиночестве. На первом этаже дома яблоку негде было упасть – в каждой комнате сидели люди. Кэти тихо прокралась через кухню и отворила скрипучую дверь, ведущую в подвал. Внизу было темно. Она облегченно выдохнула, оглянулась, чтобы убедиться, что никто из поглощенных разговорами взрослых ее не видит, и проскользнула на лестницу, закрыв за собой дверь. Она пошарила по стене в поисках выключателя и неуверенно шагнула в комнату Джулии.

Джулию поселили в ней всего пару месяцев назад. Подвал не был жилым, но в этой комнате была красивая новая деревянная дверь и выложенный белой плиткой пол. Балки заколотили листами гипсокартона. Даже за это короткое время комната Джулии успела приобрести индивидуальность.

Кэти вошла и включила свет. Она знала, что Джулия была бы не против. Сначала она хотела послушать музыку, но постеснялась рыться в кассетах кузины и вместо этого просто легла на кровать, положив руки под голову и вытянув ноги, и стала разглядывать стены. Внезапно вместе с острой горечью пришло осознание того, что этот день она будет помнить до самой своей смерти. Ее переполняло желание запомнить каждую деталь, связанную с двоюродными сестрами. Она села на кровати, скрестив ноги по-турецки и принялась мысленно сортировать находящиеся в комнате вещи.

Рабочий стол Джулии был завален бумагами, в том числе листками со стихами, которые она пару дней назад с гордостью читала Кэти и Тинк. Кэти поднялась с кровати и подошла к маленькому столу – она хотела перечитать стихи. Ее ждало потрясение: всего за один день смысл и глубина стихотворений Джулии неузнаваемо изменились.

Она помнит постылые руки

и незнакомца

и уют обернувшийся угрозой

и исполненное снега белое небо,

и как собственные руки

превращаются в руки старухи

как листва заметает двор у крыльца

на промозглом ветру

Она робко по-своему любит тебя

пронзительно

отчаянно

может быть это страх

облепил ей спину

и сковал плечи

или это одиночество

и потерянная надежда

Но она думает о тебе

пронзительно и растерянно

увидит ли тебя снова

притом что порой

даже мысль о тебе нестерпима

Она видит русла рек, мосты и скалы

и грустит об утраченном созвучии

Кэти содрогнулась и решила, что на сегодня ей хватит. Отводя взгляд от стихотворений, развешанных на стенах вперемежку с политическими лозунгами и плакатами Гринписа, она подошла к пробковой доске для заметок, висевшей над заваленным бумагами, но вполне опрятным письменным столом. Посередине доски был приколот васильковый стикер для машины с надписью большими белыми буквами «ДЖОРДЖ БУШ – ТРАНСВЕСТИТ». Кэти не удержалась и прыснула. С верхних углов доски свисали красные, оранжевые и желтые четки. На доске было много разных бумажек, но Кэти обратила внимание на простую желтоватую картотечную