История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе - Равиль Бухараев

Взаимная неприязнь между двумя государствами то вспыхивала, то гасла, и как раз в дни посольства между Хазарией и Халифатом опять пробежала черная кошка. Сам ибн Фадлан узнал об этом уже в Волжской Булгарии. Впоследствии он записал в своих путевых заметках:

«Когда в 310 (922) году до хазарского кагана дошла весть о том, что в усадьбе ал-Бабунадж (еврейский квартал в одном из городов Халифата) мусульмане разрушили синагогу, он приказал снести (в Итиле) минарет мечети, казнил муэдзинов и сказал: «Если бы я не боялся, что в странах ислама не останется ни одной неразрушенной синагоги, я обязательно разрушил бы и мечеть[95]».

Скорость, с которой к ибн Фадлану пришла весть о разрушении минарета в Итиле, поражает и доказывает, что взаимные связи между мусульманами по Волге были налажены очень хорошо. Посольство прибыло в Булгарию 12 мая 310 (922) года по Хиджре – этот год начался по мусульманскому летоисчислению только 1 мая[96]. Известие о событиях в Итиле достигло Болгара по воде меньше, чем за две недели. Однако сухопутному каравану, с которым шло аббасидское посольство, понадобилось еще более полутора месяцев, чтобы пройти от Яика в Булгарию сухопутным путем.

Таким образом, посольство явно избегало заходить на хазарскую территорию. Помимо сиюминутных неприятностей, слишком живо в памяти мусульман Халифата нападение русов-варягов на прикаспийские города в 913 году. В этом набеге мусульмане винили и хазарского кагана, который дал русам разрешение на проход в Каспий, хотя, судя по историческим данным, каган был введен в заблуждение продекларированными и якобы чисто коммерческими целями русов.

Конечно, русы прошли в Каспий, как утверждают современники, на 500 боевых ладьях, и одно это уже должно было встревожить хазарские власти. Впрочем, мысль погулять на приволье могла придти русам в голову уже позднее, когда из ладьи уже закачались на вольнах Каспия.

Такое случалось с варягами и через сто лет: скандинавская «Сага об Олафе» рассказывает, как в 1026 году варяги Халогаландер Карл и Тор Хунд отправились в Биармию в устье Двины, где, как честные купцы, купили меха на местном знаменитом торжище. Когда они уже уплывали восвояси, им вдруг пришло в голову, что их уже не связывает никакое соглашение о мирной торговле. Они преспокойно вернулись на торжище уже как морские разбойники, разграбили богатые захоронения и местный храм, а на обратном пути перессорились между собой. Карл был убит, его ладья была разбита, и Тор один вернулся домой с добычей[97]. Если так вели себя варяги, многие из которых в начале XI века уже знали христианство[98], что было взять с русов-язычников начала X века, которые исправно делали то, чему учили их отцы и деды?

Времена в любом случае были беспокойные и для торговли, и для дипломатической деятельности. На далеком западе Кордовский эмират уже готовился к полной независимости, которую халиф Абд ар-Рахман III провозгласил в 929 году. В Африке с 909 года набирал силу Фатимидский Халифат, войска которого в 915 году вторглись в Египет. В Иране и сопредельной Согдиане шло восстание за восстанием; один мятеж сменял другой, и местные правители сохраняли верность халифу правоверных разве только на словах, во всем остальном действуя по собственному усмотрению и назначая собственных сыновей наследными монархами вверенных им областей и стран.

Карматский мятеж в южных областях Халифата тоже набирал силу, и в 919–920 году войска этих «мятежников Судного дня» даже взяли Басру. Интересно, что среди всех этих тревожных перемен исламское общество продолжало не только жить и трудиться, но и достигать все новых и новых успехов в науках, искусствах и богословии. Как писал об этом известный британский ориенталист, преподобный Уильям Монтгомери Уатт,

«замечательно, что во всех этих политических перипетиях структура мусульманского общества оставалась относительно стабильной, что само по себе является доводом в пользу превосходства социальной системы, основанной на законах Шариата; и при всем том эта система включала в себя не-мусульман как религиозные меньшинства, находящиеся под защитой государства[99]».

Войска Халифата с переменным успехом сражались с Византией в Малой Азии, и хотя в 919 году был между Багдадом и Константинополем заключен шаткий мир, он долго не продержался. Между 919 и 944 годами прошли очередные преследования иудеев в Византии, чему немало способствовал соправитель императора Константина Багрянородного и его тесть Роман Лекапин, отстраненный от власти собственными сыновьями в 944 году. Ал-Мас’уди пишет о большом количестве евреев, нашедших в те годы прибежище в Хазарии: эти гонения безусловно осложнили взаимные отношения двух давних союзников, Хазарии и Византии. Словом, вокруг Каспийского моря было неспокойно, а купцы, как известно, не любят ни лишнего беспокойства, ни политической неопределенности.

Между тем ибн Фадлан, как и другие мусульмане каравана, хорошо знал, что в столице хазар Итиле живут и преуспевают их единоверцы, которые даже пользуются некоторыми правами самоуправления. Если бы обстоятельства были иными, и Ахмад ибн Фадлан был бы частным лицом, а не доверенным лицом Аббасидской администрации, он вполне мог бы проехать в Булгарию по Волге через Итиль, который, как ему казалось из яицких степей, был громадным городом:

«У хазарского хакана (кагана) на реке Итиль стоит огромный город. Он состоит из двух частей – в одной из них живут мусульмане, в другой – сам хакан с приближенными. Главным над мусульманами является муж из числа приближенных отроков (гуламов) хакана, который носит титул хаз. Он сам мусульманин, и судебная власть над мусульманами страны хазар и временно пребывающими там по торговым делам отдана этому отроку-мусульманину. Так что все дела рассматривает и совершает суд над ними только он один. У мусульман в этом городе есть соборная мечеть, в которой они совершают молитву и собираются в ней по пятницам. При мечети имеется высокий минарет и несколько муэдзинов[100]».

Когда ибн Фадлан, передохнув и помолясь, отправлялся в путь с яицкой стоянки, минарет в Итиле еще стоял, а муэдзины были живы и здоровы. Но человек он был опытный и знал, что в жизни всякое бывает.

И вот, пока он едет на своей верховой лошади в середине тяжело нагруженного каравана, – а вокруг него расстилаются до самого горизонта зацветающие желтыми и белыми первоцветами, обсыхающие на апрельском солнце степи, лишь иногда перемежаемые колками обнаженных рощиц, и свежий ветер весны, смешиваясь с привычными запахами конского пота и верблюжьей шерсти, веет ему в лицо, – поговорим о том, что нам известно об этом человеке, которого судьба привела стать первым официальным посланцем ислама в Волжскую Булгарию.

Известно нам о нем, увы, чрезвычайно мало, однако достаточно, чтобы хоть как-то представить и самого ибн Фадлана, и его жизненный путь. Главным источником знаний о нем стали его собственные путевые заметки, которые сохранились для нас в двух списках. Первый, короткий список был включен в собрание великого исламского биографа Йакута ибн Хамави под названием «Рисала», то есть, «предание», хотя сам ибн Фадлан называл свое произведение просто «Китаб», то есть, «книга». Второй список был обнаружен башкирским ученым и политическим эмигрантом Заки-Валиди Тоганом уже в 30-х годах двадцатого века в иранском городе Мешхеде.

Первым из ученых отрывки из книги ибн Фадлана в варианте Йакута перевел на немецкий К. М. Френ в 1823 году, но после обнаружения мешхедской рукописи появилось сразу несколько переводов и исследований, самыми известными из которых являются работы самого Заки-Валиди Тогана (1939), И. Крачковского и А. Ковалевского (1939) и венгерского ученого К. Сегледи (1952). А. П. Ковалевский, переводчик и биограф ибн Фадлана, в своей статье 1956 года утверждает, что длинная нисба, то есть, имя с указанием родословной нашего героя – Ахмед ибн Фадлан ибн ал-Аббас ибн Рашид ибн Хаммад ал-Хашими – говорит о долгом ряде арабских предков, восходящем к племени самого Пророка, Хашимитам.

Однако в самом начале книги ибн Фадлана указано не только его полное имя, но и то, что он являлся «мавали» или клиентом не только самого повелителя правоверных, халифа ал-Муктадира, но и, насколько можно судить, знаменитого мусульманского полководца, Мухаммада ибн Сулеймана (ум. в 919 г.), который в 905 году усмирил не только буйствовавших на юге Халифата карматов, но и непокорный Египет. Был ли ибн Фадлан клиентом, то есть, «опекаемым» именно этого государственного деятеля или какого-то другого, но его статус «опекаемого», «мавали», говорит как раз о его неарабском происхождении, что отмечает в своей статье о нем и лейденская» Энциклопедия ислама».

Обыкновенно статус «мавали» придавался новообращенным или вольноотпущенникам, которые могли брать имена и нисбы своих опекунов. Этим, видимо, и объясняется утверждение немецкого ученого Пауля Херрманна о том, что Ахмед ибн Фадлан был на самом деле греком, который обратился в ислам и занимал важный чиновничий пост при правительстве халифа ал-Муктадира[101], будучи к тому же его клиентом, о чем и говорит нисба ал-Хашими. Как говорит А. П. Ковалевский,