Мир до и после дня рождения - Лайонел Шрайвер

Не было дня, когда она не бросалась к телефону, стоило Лоренсу уйти на работу, или не нащупывала бы в кармане монету в двадцать пенсов, проходя мимо таксофона. Ощущение сродни тому, как бросивший пагубную привычку курильщик ищет глазами пачку сигарет, приговаривая: «Ведь одна затяжка, всего одна не страшно, правда?» Рэмси может выставить целую серию ультиматумов под воздействием коньяка, но стоит ему услышать в трубке ее дрожащий голос, он, несомненно, испытает прилив радости, а через несколько минут она уже будет мчаться в Хакни, в его объятия.

Возможно, с твердой решимостью Рэмси справится так же легко, как с жестким куском мяса, вымочив его в целой бутылке бароло. Но временные меры не спасут. Она обязана принять решение. Как верно заметила Бетси, поминутное перевязывание шнурков кроссовок не сделает упражнения менее обременительными. Ирина временно лишилась возможности совершать ежедневные пешие прогулки — коварное желание неотступно подталкивало изменить маршрут через реку в Ист-Энд, — что должно было давать повод для приступов сентиментальной жалости к себе. Но Ирина, напротив, сочувствовала Бетси, обремененной чужой тайной, которую не желала знать и которая заставляла бы ее всякий раз ощущать себя предателем, оказавшись в обществе Лоренса. Ей было жаль Рэмси, пригласившего давнюю знакомую на ужин с суши, не предполагая, что всего после двух затяжек эта застенчивая, скромная особа превратится в ненасытного сексуального монстра, позволившего допустить мысль о нарушении важного мужского «правила» держать руки подальше от женщины друга. Людей, нарушавших это правило, он всегда презирал. Теперь же Рэмси вынужден презирать самого себя. Вместо того чтобы сосредоточиться на призе в шестьдесят тысяч фунтов, ему приходилось переживать душевную бурю, обдумывая при этом, как сохранить ровные отношения со своим соперником, беспомощность которого столь очевидна. Пассивность в романтических отношениях приводила его к нежелательным последствиям во всех шести финалах в карьере, когда главный приз выскальзывал из его пальцев, оставляя единственным трофеем глоток воды «Хайленд спрингс».

Но больше всего, разумеется, Ирине было жаль Лоренса. Несколько раз она замечала на его лице выражение маленького ребенка, брошенного матерью в Диснейленде. Самыми яркими эмоциями были тоска, недоумение и опустошенность. Он был наказан, но понятия не имел за что. Близкий человек, восхищавшийся им, теперь сводит с ума. За последнее время она не сказала ему и двух слов по-русски и многие месяцы не приветствовала его восклицанием «Лоренс Лоренсович!».

Всякий раз, когда он делился с ней успехами в работе, например признанием его точки зрения «Форин полнен», Ирина скучала и лишь делала вид, что слушает. Когда Лоренс принес домой опубликованную статью, она оставила ее лежать непрочитанной на обеденном столе, пока он украдкой не сунул ее в портфель. Даже его появление в комнате казалось достаточным, чтобы вызвать у нее приступ раздражительности и клаустрофобии. Всякий раз, когда он предлагал посмотреть «Ночь в стиле буги», или погулять в воскресенье днем, или отправиться вместе за овощами на рынок Боро, она поводила плечом, отвергая приглашение, либо настаивала, что полезнее уделить это время работе. Совсем недавно она готовила сложные блюда, чтобы порадовать его, теперь же продумала систему питания более тщательно с целью меньше времени проводить на кухне. Все, что бы он ни делал, казалось неправильным, а в попытках было мало пользы. Она бы все могла объяснить ему, будь совершенно точно к этому готова, но поведение его подсказывало, что предстоящее объяснение страшит его. Лоренс предпочитал оттягивать этот момент насколько возможно.

Среди действующих лиц драмы — она не сомневалась, что все происходящее банально, как банальны колоссальный жизненный опыт, рождение, смерть, любовь и предательство, — существовал лишь один персонаж, к которому она не испытывала ни малейшей симпатии. Будь ее чувства не столь переменчивы, Рэмси с легкостью мог бы сосредоточиться на Гран-при. Бэтси приняла бы на себя тяжкий груз горьких размышлений Ирины о Джуд Хартфорд. Лоренс был бы на седьмом небе от счастья.

Вечером, за два дня до начала турнира в Борнмуте, Лоренс предложил посидеть в тишине и выключил телевизор.

— Послушай, я знаю, тебе не интересен снукер. — Колени разведены в стороны, руки уперты в диванные подушки, положение тела говорило о готовности к конфронтации. — Но ты ведь ничего не имеешь против Рэмси?

Холодная белая волна окатила лицо Ирины, оставив ощущение покалывания, словно она нырнула в Северный Ледовитый океан, полный шипов и булавок. Она не была готова к такому повороту. Если бы можно было подготовить список причин, возможно, даже целую речь. Впрочем, хватило бы и тщательно продуманного признания. Неуверенные шаги могли все испортить.

— Я ничего не имею против снукера, — слабо проговорила она.

— Я хотел сказать, что история Рэмси весьма любопытна, верно? В детстве он проявил завидный талант, затем исчез из поля зрения, потому что такие дети тоже растут, затем, согласно легенде, скатился на дно, но взял себя в руки и, благодаря несомненному природному таланту, поднялся почти на самый верх. Не совсем, конечно, но он выделяется на фоне остальных. Участвовал в шести финалах и ни разу не выиграл титул. Вот так получился парень, стареющий, но не переживший расцвет, не державший в руках главный приз. Снукер — это все, что он знает в жизни. Что происходит с такими ребятами? С теми, которым нечего ждать от будущего, кроме рухнувшей жизни. Где ему искать новый смысл?

Пот струился у нее между грудями. Лоренс старался избегать главной темы, но и садистское желание поиграть в кошки-мышки ей тоже не нравилось.

— Полагаю, в иной сфере, — ответила Ирина.

— В другом виде спорта? Вникать в совершенно новую игру?

— Насколько я знаю, — она с удивлением констатировала, что еще способна говорить, — после завершения карьеры в снукере игроки часто уходят в гольф.

— Но в гольфе нет и доли той элегантности. Нет стратегии, построения схем — продумывания на дюжину шагов вперед, составления масштабного полотна игры. Имело бы смысл скорее перейти в шахматы, но для этого нужны мозги. А у него их нет.

— Рэмси вовсе не глуп.

— Он в шестнадцать бросил школу. Да, он часами может рассуждать о достоинствах и недостатках активной игры. Но не стоит заводить с ним разговор о кооптации новых лейбористов в программу тори. Это бесполезно, я однажды попробовал. А ведь это его страна.

— У вас разные сферы интересов, — спокойно продолжала Ирина, мечтая, чтобы Лоренс скорее прекратил изображать из себя интеллектуала.

— Я понимаю, почему из снукера уходят в гольф, — продолжал Лоренс продвигать свой тайный план. — В нем нет открытого противостояния. Вам предстоит обойти противника, действуя бок о бок, по очереди. Когда вы у стола или на газоне, соперник немногое может сделать, в отличие от гладиаторских футбольных матчей или даже теннисных. Да, снукер и гольф для неженок.

— По-твоему, настоящие мужчины наносят только прямой удар?

— Да. Только так. Но ведь Рэмси не назовешь мачо.

— По-твоему, он трус?

— Каждый спортсмен подбирает тот вид, который соответствует его характеру. Он слаб, поэтому избегает испытаний, требующих физической силы, как и лобовых столкновений с другими мужчинами. В снукере противник представлен несколько абстрактно. Положение шаров на столе может быть смоделировано компьютером. В конечном счете все игроки в снукер борются сами с собой, с личными качествами. Рэмси играет против себя и проигрывает.

— Возможно, в определенном смысле, — признала Ирина. — Но он стоит еще очень ровно.

— Значит, происходящее с Рэмси привлекает твое внимание?

— Да, Рэмси привлекает мое внимание, — напряженно ответила она, разглядывая свои руки.

— Хорошо. На следующей неделе Гран-при. Рэмси будет участвовать в турнире в Борнмуте, а до него на поезде совсем близко. Снимем номер с завтраком, посмотрим на состязание.

— То есть, — Ирина подняла неуверенный взгляд, — ты хочешь поехать?

— Не слышу энтузиазма в голосе. — В одно мгновение кажущаяся враждебность исчезла, руки спокойно легли на колени. — Просто, — продолжал он с грустью, — мы никуда не ездили в последнее время. Я ведь и раньше бывал на соревнованиях, а ты нет. А когда ты лично знаком с одним из игроков — это же совсем другое дело…

Ирина вытерла пот со лба рукавом рубашки.

— Посещать турнир по снукеру очень по-британски, — продолжал Лоренс. — Это, может, и не слишком поучительно с точки зрения исследования культуры нации. — Отрывистый кашель. — Вернее, весьма поучительно. — Лоренс смутился. Он знал, что плохо выражает свои мысли по-русски, но ведь английский — другое дело.