Дамы плаща и кинжала (новеллы) - Елена Арсеньева

Самое смешное, что сначала заарканила его вовсе не кареглазая, яркая Лиля, а ее беленькая голубоглазая сестра — вечная вторая скрипка в этом семейном оркестрике.

Эльза (вообще говоря, ее звали Элла, Эльзой она стала лишь во Франции, где провела большую часть жизни, но как Лили сделалась Лилей, так Элла пусть уж будет Эльзой) всегда любила поэзию. И не случайно, повзрослев, с восторгом посещала поэтические вечера декадентов, символистов и, наконец, футуристов. На одной из молодежных вечеринок она познакомилась с Владимиром Маяковским.

«В гостиной, где стояли рояль и пальма, было много молодых людей. Все шумели, говорили. Кто-то необычайно большой в черной бархатной блузе размашисто ходил взад и вперед, смотрел мимо всех невидящими глазами и что-то бормотал про себя. Потом внезапно загремел громким голосом. И в этот первый раз на меня произвели впечатление не стихи, не человек, который их читал, а все это, вместе взятое, как явление природы, как гроза…» — так опишет Эльза ту первую встречу.

Огромная атлетическая фигура, несусветная одежда, бритая голова, рокочущий голос. И стихи, первые же строки которых выдавали: вот настоящий поэт.

Вы думаете, это бредит малярия?Это было.Было в Одессе…

Узнаете начало поэмы «Облако в штанах»? Она написана под впечатлением любви Маяковского к Марии Денисовой, которая разбила его сердце, с которой он никогда не знал, как себя вести:

Хотите — буду от мяса бешеный?И как небо, меняя тона,Хотите — буду безукоризненно нежный:Не мужчина, а облако в штанах!

Все в нем вызывало изумление Эльзы, привыкшей в публике рафинированной — вроде Лилиного Оси. Это изумление постепенно переросло в восхищение и влюбленность. И она привела еще никому не известного поэта в дом. В семье Каган он вызывал лишь раздражение, принимали его здесь довольно холодно: как поясняла Лиля, «папа боялся футуристов».

«Его гениальность была для меня очевидна», — напишет Эльза в своих воспоминаниях. Ну что ж, она была очень чутка к проявлениям подлинного таланта! Умела угадывать поистине одаренных, неординарных мужчин. Владимир Маяковский, Василий Каменский, Роман Якобсон, Виктор Шкловский, Луи Арагон — она любила их, они любили ее, а главное — они восхищали ее, поэтому она их и любила.

Но вернемся к ее слегка забрезжившему роману с Маяковским. Пытаясь найти для него защитника в собственной семье, Эльза познакомила Владимира с сестрой и ее мужем. И вот тут-то чутье ее подвело. Просто клинически подвело! Потому что она мгновенно потеряла своего возлюбленного. А он потерял голову, сердце, себя, лишь только поглядел в темно-карие томные глаза Лили.

Искусствовед Н. Пунин, будущий муж Анны Ахматовой, записал в дневнике после встречи с Лилей Юрьевной: «Зрачки ее переходят в ресницы и темнеют от волнения; у нее торжественные глаза; есть наглое и сладкое в ее лице с накрашенными губами».

«Маяковский безвозвратно полюбил Лилю», — признала Эльза.

Родные Маяковского, его мать и сестры, вспоминали о первых годах знакомства его с Бриками: «Он был молод, неопытен, честен. Только что пережил несчастную любовь к Марии Денисовой. (Исход этой любви передан в поэме «Облако в штанах».) А тут появилась Лиля Брик (1915 год). Она была старше летами и опытнее в жизни. Приласкала его, а он за ласку готов был отдать все. И действительно отдал…»

Для начала он перепосвятил ей «Облако в штанах».

Ну что ж, можно всяко костерить Лилю (и есть за что!) — однако невозможно отрицать этой его ошалелой, щенячьей (не зря у Маяковского было прозвище Щен), безумной любви к замужней, взрослой, опытной женщине.

Однажды они гуляли около порта, и Лиля удивилась, что корабли не дымят.

— Они не смеют дымить в вашем присутствии…

Это было только начало. А потом:

Версты улиц взмахами шагов мну.Куда уйду я, этот ад тая!Какому небесному Гофману выдумалась ты, проклятая?!

…Делай, что хочешь.Хочешь четвертуй.Я сам тебе, праведный, руки вымою.Только — слышишь! — убери проклятую ту, которую сделал моей любимой!

Лиля Брик была его счастьем и мучением, была его каторгой и наркотиком, от которых он и хотел, но не мог избавиться.

Нельзя также отрицать, что и она влюбилась. Ну как его было не любить, если Ося сказал, что он — гений!

Осип Брик, как меценат, покупал его стихи по пятьдесят копеек за строчку, помогал ему в публикациях. Маяковский долго считал себя обязанным… Он хоть и бравировал непонятностью своей поэзии, хоть и любил повторять из Уильяма Блейка: «То, что может понять каждый дурак, меня не интересует!» — а все же страшно боялся быть непонятым, непринятым. И поддержка Брика для него очень много значила. Господи, как же они умели дурить людям головы, эти Брики, если Маяковский радостно согласился на жизнь втроем… потом даже в одной квартире. Он ревновал Лилю даже к первой брачной ночи с Осипом — и он бесился, представляя, как эта пара — вроде в разводе! — тайком иногда совокупляется под стеганым одеялом:

Если вдруг прокрасться к двери спаленной,перекрестить над вами стеганье одеялово,знаю — запахнет шерстью паленной,и серой издымится мясо дьяволово.

Нет, тут было далеко до той идиллии, которую позднее пыталась нарисовать Лилик в своих отредактированных Осей воспоминаниях! Очень скоро отношения этого трио начали напоминать отношения сутенера, проститутки и клиента, на котором они зашибают деньгу, который их содержит, которым они, как тараном, прошибают двери… Известный журналист Михаил Кольцов (позднее расстрелянный) говорил, что «Брики всю жизнь паразитировали на Маяковском».

Сами они додумались до того, чтобы сделать из Маяковского великого пролетарского поэта, или выполняли задание ОГПУ, на которое работали на пару, по-семейному? Ну что ж, у товарищей как раз в это время сорвалась афера с Буревестником, которому осточертело быть великим пролетарским писателем, и он, еле волоча крылья, улетел за границу. Теперь был срочно нужен великий пролетарский поэт, который не только восхвалял бы — «Хорошо!» — деянья революции, но и умел красиво агитировать заграницу в пользу революции.

О, трудно представить себе, как тогда люди творческие мечтали о загранице! Однако это была премия, которая выдавалась только избранным. И можно было в ту пору не сомневаться: если человек «выездной», значит, он — негласный сотрудник ОГПУ. Мама Лили и Эльзы работала в советском торгпредстве в Лондоне — и, что характерно, ее пристроила туда старшая дочь, в числе любовников которой был знаменитый чекист Яков Агранов — «Аграныч», как его ласково называли Брики.