Три года в Соединённых Штатах Америки - Александр Абердин

Когда Гена и Славик, самые лучшие водители нашего ГАИ сели за в машины и повернули ключ в замках зажигания, отчего в цеху тотчас задребезжали стёкла, таким сильным был звук, да ещё и погазовали, то лейтенант, напарник капитана Мережкина на гонках, в них по ментовским правилам в машине должны были сидеть два человека, выскочив из второй машины, как ошпаренный, подбежал к основному пилоту и завопил:

– Мера, я поеду на второй машине! Это же зверь, а не тачка, я просто кожей чувствую её мощь, движок аж свистит. Капитан Мережкин был лапидарен:

– А-а-ахренеть можно. Подойдя к ним, я загнусавил:

– Дяденьки минцанеры, возьмите мальчонку с его девушкой на гонки. Моя Ирочка старший милицейский лейтенант. – И нахально добавил – По стольнику дадите, я вам к гонкам каждому по боевому гонщицкому комбинезону сошью с карманами, на молнии, с гербом Советского Союза на спине, фамилиём кажного и ещё надписью ГАИ с имечком нашего захолустного городка, пилоты которого отимеют всех остальных ездюков.

Автогонщики переглянулись и закивали головами, а лейтенант Миронов радостным голосом спросил:

– Настоящие комбецы пошьёшь, Кулибин?

– Боевые, – ответил я, – но ткань и приклад за ваш счёт. Гена почесал в затылке и сказал:

– А ведь это идея, Мирон. Гоночные шлемы же нас заставляют одевать, а раз так, то судьи не запретят нам выступать в гоночных комбинезонах. Честно говоря, я их и в глаза-то никогда не видел, только читал в журнале «За рулём», что гонщики формулы один выступают в гоночных комбинезонах. Говорят, что они пошиты из специальной, несгораемой ткани. Я поспешил сказать:

– Ваши тоже будут пошиты не из обычного драпа, а из стеклоткани. Только учтите, у меня нет специальных несгораемых ниток, так что пошью обычными. Стеклоткань, причём очень хорошую, я видел у нас на складе, а всё остальное у меня имеется. Сразу могу обрадовать, если машина перевернётся и кто-нибудь из вас загорится, то точно не сгорит, но учтите, боевой комбец штука довольно тёплая, так что его на трусы и майку надевают, и не очень удобная, жесткая, зато в нём падать не так больно. Поэтому и пошив стоит очень дорого.

Ну, как раз это уже не смущало моих новых даже не приятелей, а друзей, для которых я подготовил два болида и мы сделали это в рекордно короткие сроки. Наш разговор продолжился в душе, куда мы, наконец, пошли. Стоило мне только раздеться, как, Славик громко присвистнул и воскликнул:

– Гена, ты погляди, какая у Кулибина, мускулатура! Вот это качок. Да, теперь я не удивляюсь, что он греков отпрессовал. Капитан Мережкин, посмотрев на меня, предложил:

– Боря, хотя это и запрещено, приходи в спортзал к нам в отдельный дивизион ГАИ, это на улице Ермолова. Ты, говорят, знаешь приёмы боевого самбо? Мы их тоже отрабатываем. Вместе потренируемся. У нас хороший тренер, я его уговорю. Я поинтересовался:

– А когда тренировки?

– Во вторник и четверг с восьми до десяти вечера, а в субботу с пяти до семи. – Ответил капитан. Это меня вполне устраивало и я сказал:

– Отлично, только я буду вместе с невестой приходить.

– С Ирочкой Николаевой? – Спросил Гена – Красой и гордостью всей милиции нашего города? Будем счастливы её лицезреть. А разве она тоже самбо увлекается? Вот уж никогда бы не подумал, что её привлекает такой жесткий спорт. Включая горячую воду я ответил:

– Увлечётся, куда она денется. Любая красивая девушка должна уметь постоять за себя. Ирочка умеет, она раньше в гандбол играла, а потом бросила. – Рассмеявшись, я добавил – Не с её богатством по площадке бегать, а так она у меня кандидат в мастера спорта. Нападающей была. Всё правильно, она же девочка высокая и хотя не громила, физически развитая.

Говоря так, я почему-то вспомнил Тоню Авдееву, тоненькую, стройную и изящную, словно эльфийская принцесса. Чёрт, почему же ей так не повезло с дядей? Да, нужно этого субъекта как можно скорее убрать из её жизни, но как? Ладно, сегодня для меня самое главное это встретить Тонечку. Надеюсь, что ещё никакого «Эффекта бабочки» не произошло и она ещё не сделала самого ужасного шага. Хорошенько выкупавшись и смыв с себя не только мазуту, но и бензиновые запахи, я поскрёб свой небритый подбородок. Всё-таки кое-какие перемены со мной уже начали происходить. Волосы на лице росли не по-детски и мне вот уже целую неделю приходилось бриться каждый день. Наверное это потому, что у меня бешено попёрли гормоны из-за того, что теперь я вёл регулярную и очень интенсивную половую жизнь. Ладно, это тоже всё мелочи. Мы оделись и впятером пошли к проходной. Устали мы просто зверски, но я об усталости даже и не думал. Попрощавшись с ребятами, я побежал на остановку автобуса. Времени у меня в запасе ещё было достаточно много, почти час с четвертью.

Сойдя на одну остановку раньше, я зашел в магазин и купил себе четвертинку хлеба, сто грамм докторской колбасы и бутылку кефира. Есть мне хотелось просто неимоверно и потому, заняв наблюдательную позицию неподалёку от дома Тони на чьей-то лавочке, я стал есть свой мегабутерброд и запивать его кефиром. К моему облегчению Тоня выбежала из калитки как раз в то время, какое назвала их соседка, а мне рассказал об этом Батрак, которого я со дня нашей последней встречи так ни разу и не видел, как и всех остальных одноклассников. Вскочив со скамейке, я перепрыгнул через цветы и побежал за Тоней. Догнал я её уже на углу, где она намеревалась свернуть к реке, догнал, схватил за руку и воскликнул весёлым голосом:

– Авдотья Никитична, куда это вы так несётесь? Постойте!

Остановившись, Тоня повернулась и я увидел её заплаканное личико, она всхлипнула и сказала:

– А, это ты, Карузо. Отпусти, мне надо.

– Во-первых, юная леди, здравствуйте, во-вторых, почему это ваши прекрасные, голубые глаза в слезах, а, в-третьих, куда это вам надо идти на ночь глядя.

– Пусти, Боря, мне действительно надо! – Уже плача воскликнула Тоня и простонала – Я всё равно это сделаю…

Ну, это была не первая женская и девичья истерика, которую я видел в своей жизни и к тому же у Тонечки быстро иссякли силы и она с громкого плача перешла на всхлипы. Я прижал её к своей не по-детски широкой груди и молча погладил по худеньким, совсем ещё детским, плечикам. Достав из нагрудного кармана заранее припасённый и даже надушенный духами «Красная Москва» носовой платок, я принялся вытирать ей слёзы, приговаривая вполголоса:

– Никуда ты Тонечка не пойдёшь, я не дам наделать тебе глупостей. Никакая река тебя ни отчего не спасёт, девочка, а вот я тебе обязательно помогу. И тебе, и твоей маме. Я знаю, Тонечка, как над вами издевается Эдик и обещаю тебе, что в самые ближайшие дни эта мразь навсегда исчезнет из вашей жизни. Поэтому успокойся и ничего не бойся. С тобой рядом находится твой друг, который не даст тебя в обиду. Ты сейчас пойдёшь к нам домой и всё расскажешь мне и моей невесте. Хотя она уже и не работает в милиции, погон с неё никто не снимал, ведь теперь она будет работать преподавателем в юридическом институте, а там работает немало людей с погонами на плечах. Тоня, всхлипнув напоследок, спросила:

– Боря, ты правда нам поможешь? Он же говорит, гад, что даже пальцем нас не тронет, но либо сживёт со свету, либо мы будем делать то, чего он хочет.

Мой дом был в противоположной стороне и мы пошли к нему. Держа Тоню за руку, я негромко сказал:

– Тонечка, ты всё расскажешь нам с Ирой дома. Главное ничего не бойся. Завтра рано утром я поеду на мотоцикле за твоей мамой и привезу её к нам домой. Вы пока поживёте у нас, поспите вдвоём на диване. Ты только ничего не бойся, я не брошу тебя в беде и вот увидишь, обязательно помогу вам.

Пока мы шли, я всё время вполголоса, можно сказать монотонно, успокаивал Тоню, делая нажим на словах – помогу, всё будет хорошо, всё позади, и, теперь он исчезнет навсегда. Моя простая, но очень действенная методика, которая ещё ни разу не давала сбоев, помогла и на этот раз – Тоня успокоилась. Нет, она, естественно, не повеселела немедленно, но перестала плакать и даже всхлипывать. Более того, она уже не брела понуро и не неслась стремглав, куда глаза глядя, а шла вполне себе уверенной походкой и что самое главное, упрямо сжала губки и вскинула носик. Когда я вошел с ней во двор, то даже ахнул, он весь был заставлен стройматериалами – пакетами с белым и красным кирпичом, оконными блоками, накрытыми от возможного дождя рубероидом, блоками для фундамента, на которых лежал штабель отличного, строевого леса, а поверх него ещё и шифер.

Нас уже встречали, волнуясь, мои родители и Ирочка. Я всё ещё вчера рассказал ей, когда она утром привезла мне завтрак, обед и ужин на мотоцикле, а она рассказала отцу и матери, но они делали вид, что ничего не знали о случившимся и при виде Тони облегчённо вздохнули, ведь теперь уже ничего ужасного не произойдёт. Я познакомил одноклассницу со своей невестой и мы прошли в дом. Отец на всякий случай занёс швейную машину и оверлок в спальную комнату и потому ничто не говорило о нашем бизнесе, который не следовало широко рекламировать. Увы, но это был Советский Союз семидесятого года. Я повёл Тоню показывать свою плантацию овощных культур, отец отправился в нашу мастерскую, наполовину заложенную мешками с цементом, а Ирочка и мама принялись накрывать на стол в зале. Скоро он эта урезанная комната снова станет залом. Честное слово, я до сих пор так и не смог понять, кому пришла в голову построить дом всего из двух комнат и кухни, отцу или деду? Ни один, ни другой так ведь и не признались в промахе.