Северное сияние - Филип Пулман

— В таком случае, сделай это и посмотри, что он говорит.

Лира сделала. Длинная стрелка тут же начала вращаться, остановилась, подвинулась, сова остановилась, проделывая четкую серию взмахов и остановок. Это было чудо такой силы и красоты, что Лира, участвуя в нем, чувствовала себя юной птичкой, учащейся летать. Фардер Корам, наблюдая с противоположного конца стола, отметил все места, где стрелка останавливалась, и смотрел, как маленькая девочка откидывает назад волосы и слегка закусывает нижнюю губу, как глаза ее сначала следят за стрелкой, но потом, когда её путь устанавливается, глядят куда-то на диск алетиометра. Хотя, не просто куда-то. Фардер Корам был игроком в шахматы, и он-то знал, как игроки смотрят на шахматы во время игры. Опытный игрок, кажется, видит на доске линии силы и влияния, и смотрит на сильные линии, игнорируя слабые; точно так же двигались глаза Лиры, в соответствии с каким-то сходным магнитным полем, которое она могла видеть, а он не мог.

Стрелка остановилась рядом с молнией, ребенком, змеей, слоном, и созданием, которому Лира не могла подобрать названия: вроде ящерицы с большими глазами и хвостом, обвитым вокруг ветки, на которой оно стоит. Время от времени стрелка повторяла эту комбинацию, пока Лира на нее смотрела.

— Что означает эта ящерица? — спросил Фардер Корам, нарушая ее сосредоточенность.

— Это не имеет смысла… Я могу увидеть, что она говорит, но, должно быть, неправильно понимаю. Думаю, молния означает гнев, а ребенок… я думаю, это я… Я как раз начинала понимать, что означает эта ящерица, но вы заговорили со мной, Фардер Корам, и я потеряла смысл. Видите, стрелка принялась блуждать по-старому.

— Да, я вижу. Извини, Лира. Ты уже устала? Хочешь прекратить?

— Нет, не хочу, — отвечала она, но ее щеки горели, а глаза сверкали. У нее были все признаки раздраженного перевозбуждения, обостренного долгим заточением в этой душной каюте.

Он выглянул в окно. Было почти темно, они проплывали последний отрезок внутренних вод, готовясь подойти к побережью. Огромные, покрытые бурой пеной просторы дельты реки ширились под безрадостным небом, достигая отдаленной группы топливных резервуаров, покрытых ржавчиной и паутиной труб, рядом с нефтеперегонным заводом виднелось широкое размытое пятно дыма, медленно поднимающегося вверх, чтобы слиться с облаками.

— Где мы? — спросила Лира. — Можно мне выйти, Фардер Корам, совсем ненадолго?

— Мы в водах Коулби, — отвечал он. — В дельте реки Коул. Когда доберемся до города, пришвартуемся у Дымного рынка (Smoke-market — из контекста можно назвать его Копченым рынком, что будет лучше — прим. Лагиф) и пешком отправимся в доки. Будем там через пару часов…

Но уже темнело, а кроме их собственной лодки, и направляющейся к заводу топливной баржи на просторах пустынного залива ничто не двигалось; а Лира была такой возбужденной и усталой и так долго находилась взаперти, что Фардер Корам продолжал:

— Ну, думаю, ничто не случится из-за нескольких минут на свежем воздухе. Не назвал бы его свежим; он вовсе не свеж, разве что когда с моря дует ветер; но, пока мы не подойдем ближе, ты можешь посидеть наверху и оглядеться.

Лира вскочила, а Пантелеймон сразу превратился в чайку, жаждущую расправить на просторе крылья. Снаружи было холодно, и, хотя она и была тепло укутана, Лиру вскоре начал брать озноб. Пантелеймон с восторженным карканьем вспорхнул с ее руки, описал круг, осмотрелся и стрелой помчался впереди лодки, оставив позади корму. Лира пришла в восторг, вместе с ним чувствуя, как он летит, и мысленно подталкивая его спровоцировать на состязание деймона старика-рулевого в обличье баклана. Но та его проигнорировала и сонно устроилась на ручке руля рядом с человеком.

На этом неприятном хмуром пространстве не угадывалось никакого движения, спокойствие этого простора нарушало лишь устойчивое пыхтение мотора и приглушенный блеск воды за кормой. Низко нависшие тучи не сулили дождя; воздух под ними был темен от дыма. И только стремительное изящество Пантелеймона вносило немного жизни и радости.

Когда он вышел из пике, сверкая на сером фоне своими широкими белыми крыльями, с ним столкнулось и ударило что-то черное. Он завалился набок, трепеща от боли и шока, и Лира закричала, внезапно почувствовав эту боль. К первой присоединилась еще одна небольшая черная штуковина; они двигались не как птицы, а как тяжелые и целенаправленные кувалды, и издавали при этом гудящие звуки.

Пантелеймон падал, пытаясь уклониться и добраться до лодки и протянутых в отчаянии рук Лиры, а черные громилы продолжали впиваться в него, гудящие, шумящие и кровожадные. Лира уже была к безумию от ужаса Пантелеймона и своего собственного, но вот что-то мелькнуло мимо нее и поднялось в воздух.

Это была деймон рулевого, и пусть она выглядела тяжелой и неповоротливой, но полет ее был сильным и стремительным. Она повертела туда-сюда головой — взмахнула черными крыльями, сверкнула белизна — и черная маленькая штуковина рухнула на просмоленную крышу каюты к ногам Лиры, и в этот же момент на ее вытянутые руки опустился Пантелеймон.

Прежде, чем она смогла его успокоить, он превратился в дикого кота и прыгнул на это создание, оттягивая его от края крыши, куда оно резво отползало в попытке убежать. Пантелеймон крепко прижал его когтистой лапой и посмотрел на темнеющее небо, где, высматривая второго, кругами поднималась ввысь чернокрылая бакланиха.

Затем она спланировала вниз и что-то прокаркала рулевому, который сказал:

— Он ушел. Не дайте сбежать этому, второму. Держите… — он выплеснул осадок из жестяной кружки, из которой пил, и бросил ее Лире.

Та тут же накрыла ею существо. Оно жужжало и ворчало как маленький механизм.

— Держи крепче, — сказал сзади Фардер Корам и, присев на колени, просунул под кружку кусок картона.

— Что это такое, Фардер Корам? — с содроганием спросила она.

— Давай спустимся вниз и поглядим. Неси его осторожнее, Лира. Держи плотно.

Она взглянула на деймоншу рулевого, намереваясь ее поблагодарить, когда та пролетала мимо, но она уже закрыла свои старческие глаза. Вместо нее Лира поблагодарила рулевого.

— Тебе следовало бы оставаться внизу, — всего лишь сказал он.

Она отнесла кружку в каюту, где Фардер Корам отыскал пивной бокал. Он прижал бокал к кружке снизу и вынул разделяющий их картон, так что существо из нее вывалилось в бокал. Он поднял бокал, так чтобы они смогли рассмотреть находящуюся в нем злобную вещицу.

Длиной она была примерно с большой палец Лиры, темно-зеленая, а не черная. Крылышки существа были раскрыты, как у божьей коровки, собирающейся взлететь, и так яростно трепетали, что сливались в одно размытое пятно. Все шесть заканчивающихся коготками ножек царапали гладкое стекло бокала.

— Что это? — спросила Лира.

Пантелеймон, все еще в облике дикого кота, отступил по столу на шесть дюймов назад, его зеленые глаза следили, как существо нарезает под бокалом круги.

— Если бы ты его вскрыла, — отвечал Фардер Корам, — не нашла бы там ничего живого. Оно не является ни зверем, ни насекомым. Я уже видел одну из таких вещиц раньше, и уж никак не мог предположить, что встречу их так далеко на севере. Африканские игрушки. Внутри встроен часовой механизм, подключенный к источнику питания, внутри которого находится злой дух с колдовскими чарами.

— Но кто его послал?

— Тут тебе не надо даже толкования символов, Лира; ты можешь догадаться так же легко, как и я.

— Миссис Коултер?

— Разумеется. Она исследовала не только север; Южная глушь изобилует странными вещами. Одну из таких я в последний раз видел в Марокко. Они смертельно опасны; пока дух находится внутри, они не могут остановиться, а если его освободить, он становится таким чудовищно злым, что убивает первого, до кого может добраться.

— Но для чего он предназначен?

— Для слежки. Я был чертовски глуп, что позволил тебе подняться наверх. И должен был позволить тебе обдумать все символы, не прерывая тебя.

— Теперь мне ясно! — воскликнула Лира, внезапно разволновавшись. — Эта ящерица, она означает воздух! Я его видела, но не могла понять, почему ящерица, и поэтому попыталась подобрать смысл и потеряла образ.

— Ага, — сказал Фардер Корам, — теперь мне тоже ясно. Это не ящерица, вот что; это хамелеон. Он означает воздух, потому что хамелеоны не едят и не пьют, они просто живут воздухом.

— А слон…

— Это Африка, — сказал он и добавил — Ага…

Они переглянулись. С каждым новым открытием мощи алетиометра они все больше благоговели перед ним.

— Все это время он говорил нам об этих штуках, — сказала Лира. — Стоило только прислушаться. Но что мы можем сделать с этим, Фардер Корам? Мы можем его убить или что-нибудь в этом роде?

— Я не знаю, можем ли мы сделать хоть что-то. Следует просто держать его в плотно закрытой коробке и не выпускать. Меня больше беспокоит другой, который скрылся. Он полетит назад к миссис Коултер с новостью, что увидел тебя. Черт бы побрал меня, идиота, Лира!