Аметистовый венец - Мэгги Дэвис

Ее миниатюрная тетя, сложив руки на коленях, молча смотрела на нее. Ее сверкающие глаза, детское, в форме сердца личико были все еще овеяны духом былой красоты. Глядя на нее, Констанс вспомнила рассказы, ходившие о ее прошлом. По слухам, сестра ее отца была безумно влюблена в друга юности, который, возмужав, отправился в крестовый поход. В его отсутствие ее родители насильно выдали Алис замуж за французского аристократа. Замужество ее продлилось недолго. После смерти сына, еще при жизни мужа, Алис Обиньи приняла религиозный обет.

– Если я правильно помню, твоя дочка еще слишком мала, – ответила тетя. – Мы берем после двенадцати.

– Я хотела бы отдать к вам в школу и мою младшенькую, Беатрис, – сказала Констанс. – Хочу, чтобы они почерпнули у вас все самое лучшее: хорошие манеры, музыку, шитье и вышивание, немного латыни, греческий и древнееврейский… ну, не знаю. И, конечно, арифметику. Ты знаешь, я училась не слишком усердно, но считала всегда хорошо.

Констанс никогда не сожалела, что не училась в монастырской школе. Как у старшей дочери, у нее был свой учитель, старый монах из монастыря Святого Айдана. Но теперь вошло в моду, особенно среди людей знатных, отдавать своих детей в монастырские школы. Аббатиса пристально вгляделась в лицо племянницы.

– Неужели король опять прислал за тобой? – спросила она.

Констанс отвернулась. Ее тетя была хорошей физиогномисткой.

– Король Генрих не видел меня уже довольно долгое время, – осторожно ответила она. – В прошлом году я попросила его…

– Я знаю, – перебила ее тетя. – Ты попросила у него трехлетнюю отсрочку. Можешь не повторять все сначала.

Молодая девушка в рясе послушницы принесла им по миске горячего супа. Тетя взяла миску в обе руки и стала на нее дуть.

Констанс решила, что настал благоприятный момент для расспросов.

– Скажите мне, тетя, что вы знаете о монахине Элоизе? И Пьере Абеляре?

Маленькая аббатиса внимательно посмотрела на нее поверх миски.

– Это имеет какое-то отношение к приглашению короля?

Констанс вдруг почувствовала себя ученицей монастырской школы.

– Возможно.

– Гм-м. – Аббатиса задумалась, словно восстанавливая в памяти события минувших дней. – Что ж, я могу тебе рассказать об Элоизе. Мы все бенедиктинцы, принадлежим к одному ордену. Божья мать – свидетельница, что тут было много почвы для сплетен.

– Если это тайна, вы можете не говорить.

– В этом ужасном деле давно уже не осталось никакой тайны. Хотя бракосочетание какое-то время хранилось в тайне. Говорят, с этого-то и начались все неприятности.

– А они поженились? – Этого она не знала.

Аббатиса встала и отошла на несколько шагов от камина.

– Потом ты скажешь, почему это тебя интересует.

– Но я не говорила, что это меня интересует, – слабо запротестовала Констанс.

Тетя нетерпеливо фыркнула:

– Но ведь это же ты завела разговор о Элоизе и Абеляре.

Констанс забыла о еде, ее лицо пылало. Она уже пожалела, что не смогла сдержать своего любопытства.

– Ну и что?

В скрытых от них коридорах монастыря они услышали молодые голоса. Аббатиса вновь повернулась к камину:

– Элоиза – племянница каноника Фулберта, хотя многие в Аржантее упорно не хотели в это верить. Фулберт – один из каноников Нотр-Дама. В Сан-Сюльпис, где я побывала перед отъездом во Францию, я слышала, что Элоиза – незаконнорожденная дочь Фулберта. Ее мать звали Херсиндой. Об отце, который приходился бы Фулберту братом, не говорилось ни слова. Невозможно отрицать, что Фулберт был буквально очарован ребенком, гордился его необыкновенной смышленостью, которую няни под влиянием ложной гордыни всячески старались развивать. Ибо Пьера Абеляра привлекли именно ее необыкновенные способности. Он предложил канонику заняться ее учением.

– Большая честь для ученицы монастырской школы.

– Фулберт заботился прежде всего о ней. Она была его славой и гордостью. Весь Париж, да что там – вся Франция говорили о красоте и учености юной Элоизы. Обучали ее аббатиса Бертольде и сестры. Фулберт ликовал, видя необычайные успехи их ученицы. Да и все они гордились блистательной юной девушкой, желая ей всего самого лучшего.

Аббатиса принялась расхаживать около камина.

– И тут вдруг на горизонте появился известный молодой философ, каноник, ученый магистр, преподаватель монастырских школ Нотр-Дама, хотя и не священник, но священнослужитель с тонзурой, Пьер Абеляр. Кто-то назвал Абеляра привлекательным, но совершенно невыносимым человеком. Еще в школе он развенчал своего учителя Ансельма Лионского, блистательно высмеяв его нудный педантизм. Таким же способом он выжил из Нотр-Дама Уильяма Шампо, не погнушавшись занять его место.

Как учитель, Абеляр был настоящим чудотворцем, своими усилиями он поднял нотр-дамские школы до высокого уровня, ничуть не ниже любых коллежей в Италии и во владениях германского императора. Он открыто признал, что к Элоизе его влекло лишь плотское вожделение, именно то, в чем он отказывал себе до сих пор. Фулберт забрал Элоизу из монастыря и поселил Абеляра у себя в доме, чтобы ничто не мешало ему обучать ее. Я уверена, что это была идея Абеляра.

Она подняла свои сплетенные руки.

– Матерь божья, я даже не предполагала, что Фулберт может быть в таком ослеплении.

Констанс наблюдала, как ее тетя меряет шагами комнату.

– Видишь ли, даже говорить об этом больно. Я знала многих сестер из Аржантея, которые учили Элоизу. Они считали ее настоящим чудом, прочили блистательное будущее на ученом поприще и видели в ней необыкновенную женщину. Они были просто в отчаянии, когда случилось неизбежное. Абеляр и Элоиза безумно влюбились друг в друга. О, я знаю, Пьер утверждал, что им владело лишь сильное вожделение, но на самом деле он был жертвой своего необузданного ума. Вместо того чтобы учить ее, он предавался с нею любви. Потеряв над собой власть, он вел себя совершенно безрассудно – пренебрегал своими учениками, забросил преподавательскую деятельность, не обращал ни малейшего внимания на наводнившие весь Париж сплетни и воспевал Элоизу в любовных стихах и песнях, которые расходились по всему городу. На его занятиях сильно отражались последствия бессонных ночей, и школяры беспощадно насмехались над страстью, впервые обуявшей великого Абеляра. Дело, разумеется, кончилось тем, что Фулберт застал их на месте преступления.

За пустой посудой из-под супа явилась та же самая молодая послушница, и аббатиса Алис подождала, пока она уйдет, затем заговорила снова:

– Скандал был ужасающий. Дядя Фулберт сразу же их разлучил, и Абеляр покинул его дом. Но в скорости Элоиза радостно написала своему возлюбленному, что ждет от него ребенка. Они тотчас же покинули Париж. Кое-кто поговаривает, что он увез ее силой в свое семейное гнездо, к сестре и ее мужу в Бретань. Там-то и родился их сын. – Аббатиса опустилась на табурет. – Я думаю, какое-то время они были счастливы, – произнесла она изменившимся голосом. – После того неприятного случая с Ансельмом Лионским Абеляр уже уезжал в Бретань, где прожил шесть лет. Целых шесть лет. Переутомление, говорили одни. Другие добавляли, что это был душевный недуг, порожденный чрезмерным честолюбием.