Череп на рукаве - Ник Перумов

– Можете идти, ефрейтор, – и секурист повернулся комне спиной.

Вот такие пироги с котятами, как говаривал тот самый профессор Обручев, заслуженный деятель науки, академик Императорской Академии Наук, которого давно и упорно приглашали лучшие университеты «полноправных» планет и который упорно отвергал все приглашения, предпочитая оставаться не ректором, не деканом даже – скромным заведующим небольшой кафедры в маленьком провинциальном университете, дипломы которого лишь совсем недавно стали признаваться в остальной Империи...

Под бронёй, по спине, груди, бокам с меня градом лил лот. Дети. Галлюцинация. И шрамы на шее Микки с Фатихом тоже, наверное, галлюцинация. Надо было спросить секуриста, а возможно ли вообще нанесение подобных ран человеческими руками, руками ребёнка, даже если этот ребенок «под гипнотическим воздействием»? Откуда возьмутся силы? Загадочные «резервы человеческого организма», о которых так любят писать бульварные газеты? Не верю. Нет. Не может такого быть. Абверовец меня просто проверял. По каким-то своим внутренним причинам. Может, ему надо было выяснить, как я отреагирую на такое... известие. Зачем, почему – не мой вопрос. До поры до времени мне нет резона вставать на пути у этого ведомства.

Само собой, рассказывать ребятам я ничего не собирался. И не из-за данного имперцу обещания. Чтобы выжить, мне нужно боеспособное отделение. Помирать вследствие их глупости, трусости или растерянности я не намерен.

И потому к нашей аппарели, куда уже успели подвезти жратву, я подошёл почти как ни в чём не бывало. Несчастный случай, твердил я себе. Непредвиденная случайность. Ни предотвратить, ни предусмотреть её я не мог. «Не мог, – твердил я себе, – никак не мог. Выброси из головы. И всё тут».

– Командир! – завопил экспансивный Мумба, размахивая моим котелком с явным риском расплескать к чёрту всё содержимое. – Командир, я пайку тво... вашу припас!

– Ешь, Мумба, если хочешь, и поделись с ребятами, если у кого настроение порубать ещё есть. – У меня сейчас кусок в горло не лез.

– Галеты что, тоже делить? – с надеждой осведомился негр.

– Галеты оставь. – Я постарался внять голосу рассудка. До темноты ещё далеко, кормёжка нескоро, а на голодное брюхо хорошо воевать вряд ли получится.

Надо сказать, командовал отделением я в тот день плохо. Для начала мне устроил разнос господин штабс-вахмистр «за непроверку состояния чистоты вверенного подчинённым боевого оружия» плюс за «несоответствующий внешний вид подразделения», а потом чёрт вынес на нас какого-то очередного проверяющего из штаба батальона, который, вне всякого сомнения, считал себя почти что героем, осуществляя «полевую инспекцию войск во время боевых действий». От полного краха меня спас только наш лейтенант, заявившийся на сей раз как нельзя кстати. Он наверняка сам собирался учинить суд и расправу, но при виде того, что его людей трахает какой-то штабной штрюлъ, мгновенно осатанел.

– Господин гауптманн!...

– А, вы, лейтенант. Что за бардак у вас во взводе? Как такой обезьяне могли доверить ефрейторство?! Посмотрите: подворотнички свежие не подшиты, форма мятая, две кокарды утеряно, не говоря уж...

– Господин гауптманн, мои люди только что вышли из боя.

– Бой был вчера, господин лейтенант. Имперский десантник тем и отличается от обычного Feldgrau, что сразу после боя годится хоть на смотр к Его Величеству! Никто, не должен думать, что бой есть предлог не следить за собой. Сперва подворотнички, потом патронные сумки, и так докатимся, что в казённиках лягушки скакать будут. Трое суток ареста этой неудачной пародии на имперского ефрейтора, господин лейтенант.

– Так точно, трое суток ареста, – в голосе лейтенанта словно броневые траки лязгнули. – Однако я выражаю несогласие с вашим решением, господин гауптманн, и вынужден обратиться к вышестоящему командиру. К господину майору Иоахиму фон Валленштейну. До его решения приказ об аресте ефрейтора в силу не вступит.

Лицо штрюля перекосилось, однако сделать он ничего не смог. Лейтенант рисковал, потому как если командир батальона подтвердит решение штабного гауптманна, под арест вместе со мной пойдёт и лейтенант.

Офицеры молча откозыряли друг другу и разошлись.

– Ефрейтор! – Лейтенант присел на край аппарели. – Знаю, то, о чём с тобой толковал этот тип из ИСС [7], сугубо и трегубо секретно, но если они собираются взяться за мой взвод из-за тебя, так и знай, что лучше бы тебе на свет не рождаться.

– Никак нет, господин лейтенант. Заверяю вас, за наш взвод они не возьмутся. Это касается меня и только меня, господин лейтенант.

– Надеюсь, – буркнут тот, вставая. Однако, уже собираясь идти, вдруг повернул голову: – Но знай, я дам тебе самую лучшую рекомендацию, какую только могу. Чую, нам понадобятся настоящие солдаты. И скоро. Не благодари, ефрейтор. Делаю это не за твои красивые глаза. Мне во взводе нужны такие, как ты. Всё ясно?

Я постарался гаркнуть «Так точно!» как можно выразительнее.

До самого конца дня ничего интересного так и не случилось. Подвергнутые «активной полевой реабилитации», накачанные стимуляторами и прочей гадостью, один за другом доложились о прибытии все мои ребята, кроме двух – упокоенный Кеос дожидался отправки на орбиту, Сурендру уже транспортировали в госпиталь. Его проплавленный шлем тоже стал добычей секуристов. Нам, мелкой сошке, оставалось только ждать.

В нашу аппарель танкисты загнали БМД, мы помогали им с маскировкой. Потом я заставил своих архаровцев как следует вычистить оружие и «осуществить индивидуальную подгонку снаряжения».

...Ясно было, что мы столкнулись с какими-то совершенно неведомыми нам формами жизни. Крайне нецелесообразными по форме, скорее всего – неспособными к выживанию в естественной среде. Неэндемичными для данной планеты. Животный мир Зеты-пять мы уже успели изучить достаточно хорошо. Ничего подобного тут никогда не наблюдалось. То есть кто-то перебросил сюда этих монстров; но тогда – зачем? Что это – война? Война с Чужими, которых мы всегда так страшились? Ведь доселе все войны Империи были, так сказать, гражданскими войнами в пределах человеческой расы. Мы ещё никогда не сталкивались с Чужими в открытом бою. Симуляторы и прочее оставались именно симуляторами и прочим.

Надо сказать, мне от этого стало несколько не по себе. Даже и не «несколько». Только большим усилием воли я удержал свои зубы от постыдного выколачивания быстрой дроби. Потому что иначе моё отделение, и без того не отмеченное, как говорится, печатью храбрости, окончательно потеряет дух. А помирать из-за этих «отбросов Империи», как выразился бы мой отец, мне было решительно не с руки.