Девичий мирок - Мид-Смит Элизабет Томазина

Расстроенная, Сесиль пошла в рекреационную залу, где по случаю дождя находились все воспитанницы, кроме наказанных. Девочки сидели группами и тихо разговаривали. Никто не узнал бы в них веселых обитательниц «Лавандового дома», такой у них был угнетенный и грустный вид. Смех слышался только на половине малышей.

Сесиль отыскала Эстер Торнтон и села возле нее.

– Не удалось мне убедить миссис Виллис, – поделилась она.

– Убедить в чем?

– В том, что мы вернули нашу прежнюю Энни. Ведь она горько раскаивалась в том, что затеяла этот нелепый пикник, и до того мучилась, что похудела и побледнела, бедняжка. Филлис и Нора признались мне, что она давно бы все рассказала, но не хотела выдавать остальных. Теперь, слава Богу, тяжесть свалилась с ее души, и она, хоть и наказана, но спокойна. Я была у нее с час назад и обрела мою прежнюю милую Энни. Но миссис Виллис, представь себе, до того предубеждена против нее, что уверена, будто подлог сочинения Доры совершила Энни, да и карикатуру нарисовала тоже она. Но вряд ли она была бы так умиротворена и довольна, если бы призналась только в одной части своих проступков, а остальные бы оставались на ее совести. Ты согласна со мною, Эстер? Ну, поставь себя на ее место и скажи: могла бы ты жить спокойно, если бы призналась только в половине грехов и из-за тебя страдали бы подруги? Ведь не могла бы, правда, Эстер?.. Что это ты такая бледная?

– Ты слишком философствуешь и сбиваешь меня с толку, – поднялась со своего места Эстер. – Как могу я представить себя на месте твоей подруги Энни? Я никогда не понимала ее, да и не желаю понимать. Поставить себя на ее место? Я не смогу этого сделать, просто потому, что на ее месте я никогда не окажусь!

Эстер ушла, и Сесиль осталась в одиночестве. Она была глубоко верующей, религия руководила всеми ее поступками. Сесиль не была ни хорошенькой, ни слишком умной, но окружающие искренне любили и уважали ее. Девочка понимала, что такое чистая совесть, и ей достаточно было взглянуть на Энни, чтобы проникнуть в ее душу, чистую, как кристалл.

Когда все собрались в часовне на вечернюю молитву, мистер Эверад произнес приличествующее случаю слово. Он говорил, что Господь прощает искренне кающихся и что настоящее раскаяние ведет за собой исправление.

– Есть поговорка, – прибавил он, – что краденый напиток сладок, но это только кажется. Кто пробовал его, тот знает, какой горечью он отзывается впоследствии.

Короткая речь почтенного священника поддержала Эстер в испытании, которое ожидало ее. После молитвы миссис Виллис собрала воспитанниц в рекреационной зале и объявила, что возвращает им все прежние привилегии. Обстоятельства, по ее мнению, таковы, что в личности виновной сомневаться не приходится. По ее мнению, проделки последнего времени дело рук Энни Форест, которая одна и должна нести всю тяжесть наказания. С завтрашнего же дня в «Лавандовом доме» все пойдет по-старому.

Глава XXXIX. Тяжелое испытание для Эстер

Ночью Эстер не сомкнула глаз. Бледное лицо Энни, в отношении которой она так дурно поступила, неотступно преследовало ее. Зачем она возненавидела ее с самой первой минуты? Зачем приписывала ей все дурное и не хотела верить в хорошее? Эстер не могла не признаться себе, что утром Энни поступила благородно. Если бы Этти могла вернуться назад, она не обременила бы свою совесть ложью: тогда она скрыла от миссис Виллис, что знает обстоятельства подмены сочинения Доры.

Первый раз в жизни честная и прямая Эстер солгала. Причиной этого была свойственная ей заносчивость и ревность. Теперь она глубоко сожалела об этом и искренне раскаивалась, но сознаться уже не могла. Чтобы вся школа узнала о ее низости – избави Бог! Нет, если освободить Энни от подозрения можно только таким образом, то пусть лучше все остается так, как есть.

Эстер чувствовала себя несчастной и искренне желала, чтобы Энни удалось оправдаться. Она была уверена, что автором всех бесчестных проделок была Сьюзи Драммонд, хотя решительно не понимала, каким образом эти неповоротливые мозги могли изобрести столь изощренные мошенничества: нарисовать карикатуру, подделать почерк. Тем не менее у нее не оставалось и тени сомнения в виновности Сьюзи. Эстер пыталась придумать, как заставить ее сознаться и тем оправдать Энни, но самой остаться при этом в стороне.

Эстер решила поговорить со Сьюзен и дать ей понять, что кое-что знает о ее ночных проделках. Несколько успокоившись, под утро она задремала, но ненадолго. Ее разбудила маленькая сестра, которая, выбравшись из своей кроватки, подбежала к ней и испуганно зашептала:

– Ой-ой! Муха, Этти, муха!

Этти встала и выгнала из-под полога сестры забравшуюся туда пчелу. Взяв Нэн к себе в постель, она принялась успокаивать ее, рассказывая о пчелках и об их искусно построенных домиках. Девочка заулыбалась:

– Нэн любить пчейку. И Этти любить, а Энни очень-очень любить.

Последней фразы было достаточно, чтобы сердце старшей сестры опять очерствело. Но худшее было еще впереди. Этти предстояло испытать большое потрясение.

Уроки в этот день шли своим чередом. Энни сидела на своем месте И прилежно трудилась. Не было и в помине обычного перемигивания и пересмеивания с подругами, что так выводило из себя ее наставниц. Энни не отвлекалась, поэтому получила хорошие баллы.

Особенно отличилась она во французских спряжениях, бывших для нее всегда камнем преткновения. Удивленная француженка принялась было ее хвалить, но, вспомнив, что девочка наказана, замолчала.

По окончании утренних уроков Энни удалилась в свою комнату, где должна была оставаться во время перерыва. Для прогулки ей было назначено другое время.

Было 10 июня, стояла необычная жара. В воздухе висело марево, ни один листочек не шевелился. Ученицы бродили как сонные мухи, даже игры не шли им на ум. Девочки снова пользовались свободой и, разумеется, рады были, что ни мисс Гуд, ни мисс Дейнсбери не ходят за ними по пятам.

Им было о чем поболтать: о приближающемся дне объявления премий, о наградах, о наказании Энни и обо всем прочем. Больше всего их интересовало, признается ли Энни, а если нет, то как поступит с ней миссис Виллис.

– Ведь она воспитывается из милости, – презрительно заявила Дора. – Миссис Виллис не получает никаких средств за ее содержание здесь.

– Да, и она все-таки умнее тебя, бедный «мутный ручей», – насмешливо проговорила одна из младших учениц. – Как там обстоят дела с твоей «рекой»? Бросилась ли она в объятия отца-океана?

Дора вспыхнула и отвернулась, а дерзкая девочка проговорила как можно громче:

– Терпеть не могу подобного тона! Какова бы ни была Энни, но она самое милое создание во всей школе.

Эстер тем временем высматривала Сьюзи Драммонд, чтобы поговорить с ней. Бледное лицо Энни не давало ей покоя, и, несмотря на ревность, Эстер хотела спасти девочку. Но как она ни вглядывалась, как ни звала, Сьюзи как в воду канула.

Тем временем мисс Драммонд, уютно устроившись в гамаке, сосала леденцы. Она прекрасно слышала, как Эстер звала ее, но откликаться не имела ни малейшего желания. В конце аллеи Эстер встретила Нэн, которая, под надзором няни, рвала маргаритки. Этти уселась возле нее. Малышка шалила, валялась в траве, пачкала свое белое платьице и была в отличном расположении духа.

– Я слышала, мисс, что эта шалунья, мисс Форест, сделала что-то очень дурное, – шепнула няня.

– О, нет, – поморщилась Эстер с досадой. – Зачем бросать грязью в бедняжку, когда она и без того наказана! Если Энни виновата, то ей и так уже досталось.

– Энни не виновата, Нэн любить Энни, – тут же залепетала малышка.

– А меня уже разлюбила? – ревниво поинтересовалась няня.

Эстер встала, чтобы идти к себе. Нэн, сидя на руках у няни, посылала ей вслед воздушные поцелуи. Эстер пришла в свою комнату, вымыла руки и приглаживала волосы перед зеркалом, когда к ней влетела взволнованная Сьюзи Драммонд, растерянная, с безумными глазами.