Красавица и герцог - Джулия Куин

Грейс с любопытством повернулась к мистеру Одли.

– А может, на мужчину, которого любит она сама?

– Не могу сказать. – Мистер Одли задумчиво склонил голову набок. – Несколько мгновений прошло в молчании, потом он произнес: – В этой картине заключен целый роман. Нужно лишь потратить немного времени, чтобы прочитать его.

Он прав, подумала Грейс. Как странно. Ей вдруг стало немного не по себе, оттого что мистер Одли оказался таким проницательным. Этот легковесный балагур, самонадеянный и дерзкий разбойник, не потрудившийся найти себе достойное ремесло.

– Вы в моей комнате, – заметил мистер Одли.

Грейс резко отпрянула.

– Постойте. – Он выбросил вперед руку и поддержал Грейс за локоть. Как раз вовремя, иначе она непременно упала бы.

– Спасибо, – тихо пробормотала девушка. Мистер Одли по-прежнему держал ее под руку. Грейс успела прийти в себя и твердо стояла на ногах. Но мистер Одли не отпускал ее. А она не пыталась вырваться.

Глава 8

И тогда Джек ее поцеловал. Он не смог удержаться.

Не сумел справиться с собой. Его рука сжимала локоть Грейс, он чувствовал нежное тепло ее кожи, лицо ее было так близко, синие глаза смотрели прямо и бесхитростно, и Джек понял, что ему не остается ничего другого, как – ведь у него и впрямь не было выбора – поцеловать ее.

Любой иной поступок, слово или жест могли обернуться непоправимой трагедией.

Джек давным-давно узнал, что поцелуй – тонкое искусство, ему не раз говорили, что он может считать себя признанным знатоком этого жанра. Но сейчас в его поцелуе не было и тени того отточенного мастерства, той галантной изощренности, что вызывала неизменное восхищение у дам. В этом поцелуе была страсть, безрассудная, необузданная страсть, потому что никогда прежде, ни с одной женщиной Джек не испытывал такого неистового желания.

И больше всего на свете ему хотелось пробудить в мисс Эверсли ответную нежность. Не отпугнуть ее, нет, понравиться ей, очаровать. Вызвать у нее интерес, желание узнать его ближе. Завоевать ее. Чтобы она приникла к нему, сгорая от страсти, и шептала ему на ухо: «Ты мой герой, я тебя обожаю, ни за что не стану даже дышать одним воздухом с другим мужчиной».

Ему хотелось изведать ее вкус, вдохнуть ее дразнящий запах. Он так бы ее и съел. Может, тогда ему удалось бы вобрать в себя то, что составляло ее суть, делало ее особенной, не похожей ни на одну другую женщину. И кто знает, возможно, это превратило бы его в мужчину, которым, как ему временами казалось, он должен был стать, но не стал. В это мгновение мисс Эверсли была для него спасением.

И искушением.

И всем, что таилось между…

– Грейс, – прошептал он, почти касаясь губами ее губ. – Грейс, – повторил он чуть слышно, завороженный звучанием ее имени.

Она тихо застонала в ответ, и этот легкий, едва уловимый звук сказал Джеку все, что ему хотелось знать.

Он поцеловал ее снова, очень нежно, неспешно исследуя самые сокровенные глубины ее души. И с каждым мгновением его жажда становилась все нестерпимее.

– Грейс… – Теперь его хриплый голос звучал умоляюще. Он обхватил ее за талию и прижал к себе, это придало поцелую особый, изысканный вкус. Под платьем на ней не было корсета, и Джек ощущал каждый изгиб ее тела, теплого и податливого как воск. Но ему хотелось большего. Желание опьяняло его.

Поцелуй дразнил, распалял, соблазнял. А Джек так жаждал поддаться соблазну…

– Грейс, – прошептал он, и на этот раз она шепнула в ответ:

– Джек…

Он почувствовал, что погиб. Его имя, слетевшее с ее губ, один короткий слог, тихий как вздох и такой непохожий на официальное и сухое «мистер Одли», поразил Джека в самое сердце. Он еще крепче прижал к себе Грейс, уже не заботясь о том, что взбунтовавшееся тело выдает его с головой, и впился в ее рот.

Потом настала очередь щеки, уха, шеи и нежной впадинки возле ключицы. Его рука скользнула вдоль ее ребер к груди, сминая ткань платья, его губы почти коснулись восхитительной ложбинки…

– Нет…

Ее шепот был едва различим, и все же она оттолкнула Джека.

Он смотрел на нее исподлобья, тяжело дыша. Ее глаза, все еще затуманенные страстью, были широко открыты, припухшие от поцелуев губы влажно блестели. Взгляд Джека скользнул ниже, к ее бедрам, надежно защищенным складками платья. О, если бы он мог видеть сквозь одежду…

Боже милосердный! Смотреть на нее было пыткой. Джека сотрясала дрожь, тело будто свело судорогой. У него вырвался хриплый прерывистый стон.

Неимоверным усилием воли ему удалось оторвать взгляд от ее бедер.

– Мисс Эверсли, – пробормотал он, заставив себя посмотреть ей в глаза. Нужно было что-то сказать, а извиняться он не собирался. Нелепо просить прощения, не испытывая раскаяния.

– Мистер Одли, – выговорила Грейс, прижав пальцы к губам.

И, видя перед собой ее пылающее лицо с полураскрытым ртом и распахнутыми удивленными глазами, Джек вдруг с ужасом понял, что испытывает то же смятение, ту же робость. Он содрогнулся, словно только что заглянул себе в душу.

Но нет, это невозможно. Они едва знакомы, и вдобавок Джек Одли не из тех безумцев, что сохнут от любви. Ему в жизни не доводилось терять рассудок от вожделения, когда сердце бешено колотится, мысли путаются, а в голове сплошной туман.

Конечно, он любил женщин. Более того, он восхищался ими, что выгодно отличало его от остальных мужчин. Ему нравилось, как они двигаются, нравилось слышать их щебетание, не важно, таяли ли они в его объятиях или недовольно ворчали. Ему доставляло огромное удовольствие наблюдать за ними. Каждая из них пахла по-своему, каждая выделялась неповторимыми движениями и жестами, и все же все они принадлежали к одному племени, таинственному и непостижимому. Их окутывала незримая аура женственности, вызывающая, дразнящая. Иногда Джеку казалось, что он явственно слышит: «Не забывай, я женщина. Мы с тобой из разных миров». Это придавало чувственным наслаждениям особую остроту. Но Джек никогда не любил ни одну из них. И не испытывал ни малейшего желания изменять своим привычкам. Он всегда полагал, что постоянная привязанность лишь осложняет жизнь, неся с собой одни неприятности. Джек предпочитал порхать от одной возлюбленной к другой. Его вполне устраивали случайные, мимолетные связи. В душе он был бродягой, а любовь всегда призывает к оседлости.

Джек улыбнулся. Одними уголками губ. В подобных обстоятельствах это самая подходящая улыбка. Он нарочно сделал ее чуть кривоватой, слегка ироничной. Улыбка должна была соответствовать его обычному насмешливому тону.

– Вы вошли ко мне в спальню.

Мисс Эверсли кивнула, медленно и рассеянно, Джеку показалось, что мысли ее витают где-то далеко. Когда она заговорила, в голосе ее звучала странная отстраненность, будто она обращалась к себе самой.