Зеркало вампиров - Чингиз Абдуллаев

Гранатометчик был бывшим боевым офицером и умел обращаться с такими штуковинами. Он деловито вставил гранату, прицелился…

— Надеюсь, ты все понял? — спрашивал в этот момент у Ираклия его хозяин. — Ты ведь мой земляк, а я не хочу, чтобы тебя убили за твой болтливый язык.

— Я все понял, батоно Георгий, — кивнул Ираклий. — Я ничего не видел и ничего не слышал.

В этот момент за окном грохнул взрыв и мгновенно вспыхнуло пламя. Георгий Курчадзе повернулся к окну, увидел горящий «Мерседес».

— Нужно вызвать пожарных, — бросился к окну Ираклий.

— Не нужно, — устало сказал Георгий, — не нужно. Там все в порядке. Ты этого тоже не видел и не слышал.

Хорошо, что они хотя бы сдержали свое слово, с удовлетворением подумал он, глядя на пылавший за окном автомобиль с телохранителями Тита.

Глава 17

Это была встреча двух одиноких людей. Когда в основе сближения лежит не чувство страсти, любви или взаимной выгоды. А лишь стремление уйти от своего одиночества, не оставаться наедине со своими мыслями и проблемами. Оба были достаточно взрослыми людьми и хорошо понимали состояние друг друга. Но вместе с тем они испытывали радость от притяжения друг к другу.

Они сидели на кровати, глядя в глаза друг другу. Она взяла одеяло, прикрывая тела обоих, достала из сумочки сигареты.

— Как странно, — сказала она, и это были первые слова, которые она произнесла здесь, — ты не куришь, а я курю. Обычно бывает наоборот.

— В последнее время это как раз закономерность, — мягко возразил он, — мужчины больше думают о своем здоровье, а женщины, попытавшиеся добиться с ними равноправия, ощущают сильные стрессы. По-моему, все правильно.

Она усмехнулась.

— Ты еще и женоненавистник, — покачала головой Елена. — Тебе никто не говорил, что ты странно ведешь себя в постели?

— Почему странно?

— Каждая твоя ласка, каждое твое прикосновение наполнено каким-то непонятным загадочным смыслом. Словно ты прикасаешься в последний раз и твои пальцы касаются того, чего больше никогда не коснутся. Ты как будто знакомишься и прощаешься одновременно.

— Да, — согласился он, глядя ей в глаза, — это правда. Возможно, поэтому я так часто расстаюсь с женщинами, которых встречаю на своем пути.

— Тебе нужно жениться, — рассудительно сказала Елена, — для мужчины ты еще достаточно молод. Это мое время уже ушло. Я перегорела, мне уже рассчитывать не на что.

— Ты была замужем?

— Была. У меня даже есть ребенок. Но теперь при моей профессии и при моем испортившемся характере мне просто противопоказано жить с мужчиной. Да и к тому же не все они бывают столь предупредительны и внимательны в постели, как ты. Достаточно одного резкого движения, и я вспоминаю о тех ублюдках, которые пытались меня изнасиловать. И тогда у меня сразу все холодеет внутри.

— Я помнил об этом.

— Я это чувствовала. Спасибо.

Она докурила сигарету, погасила ее в маленькой пепельнице, привезенной Дронго из Парижа. Живущий на два дома, он привозил одинаковые сувениры в оба. На стеллажах стояли одинаковые книги, любимые им в детстве, в комнатах одинаковая мебель. Он становился старым брюзгой и меланхоликом, и отчасти это соответствовало его желанию, а отчасти обстоятельствам, сопутствующим его работе.

— Что ты думаешь делать?

— Для начала все-таки поговорить со Светланой Рожко. А потом увидеться с Графом, который считает, что можно посылать хорошо накачанных подонков для встречи со мной.

— Это может быть опасно, — предостерегающе заметила она, — судя по всему, им не нравится, что ты ввязался в эту игру. И они попытаются остановить тебя любым способом. Они уже знают, под какой фамилией ты действуешь.

— Из чего я делаю вывод, что один из тех троих, с которыми я встречался, рассказал им обо мне, назвав и мою фамилию.

— Кто? — быстро спросила она. — С кем ты встречался?

— Вдова убитого — Кира Леонидовна, его друг Сергей Монастырев и еще один его друг Аркадий Глинштейн. Один из них и сообщил Графу о моем интересе к убийству Миронова. Впрочем, не обязательно самому Графу. Сообщивший мог рассказать об этом кому-нибудь третьему, а уже затем по цепочке это известие пришло к Графу. Мне нужна будет полная информация об этом человеке.

— Я сделаю запрос через наш информационный центр, — кивнула она, — по-моему, я слышала такую кличку. А кто, как ты думаешь, мог рассказать о тебе?

— Не знаю. Пока не знаю. Но думаю, любой из троих. Каждый из них знает, кто мог оказаться заказчиком преступления. И каждый старается держаться подальше от этого дела, понимая, что может стать следующей жертвой. Не знаю. Может, это и Глинштейн. Он назвал мне одну фамилию в ресторане и, возможно, решил вести двойную игру, выдав и мою фамилию другой стороне. Возможно, это Монастырев, решивший таким образом застраховаться от подозрений в сотрудничестве с журналистом, расследующим обстоятельства гибели Миронова. Возможно, что Кира Леонидовна.

— Она тоже? — резко спросила Елена. — Ты считаешь, что и она могла сообщить твою фамилию?

— Думаю, могла. Больше того, я подозреваю ее в первую очередь. Дело в том, что любое расследование преступления, связанное с убийством ее мужа, все равно должно начинаться с нее. Монастырев и Глинштейн возможные, но не обязательные комбинации в этом розыгрыше. А она — обязательное и начальное звено при расследовании убийства. Значит, в первую очередь нужно заручиться ее поддержкой. Более того, я убежден, что, когда мы с ней говорили, она уже заранее знала о моем визите. То есть не конкретно о моем. Ее предупреждали, что в любой момент может появиться человек, который начнет расспрашивать про убитого мужа. И возможно, даже попросили сообщить о таком человеке в случае его появления. Когда я с ней беседовал, я почувствовал, что она ждала такого человека. Это было явственное ощущение ожидаемой и тревожной встречи.

— Ты хочешь сказать, что она замешана в убийстве собственного мужа?

— Нет, конечно. Но она наверняка заинтересована в расследовании. И возможно, действует из самых лучших побуждений, пытаясь помочь следователям или друзьям, рассказывая им обо всех посторонних людях, проявивших интерес к этой теме. Я не исключаю и такую возможность.

— Господи, — вздохнула Елена, доставая вторую сигарету, — у тебя голова как исправно работающий компьютер. Я теперь понимаю, почему про тебя ходят такие легенды. По-моему, ты получаешь удовольствие от своей работы. Тебе так не кажется?

— Да, — признался он, — получаю. И это единственный вид удовольствия, ради которого я еще живу.

Вечером Светлана возвращалась из театра. Спектакль получился удачным, публика дважды вызывала ее, гримерная была переполнена цветами. Выбрав самый красивый букет, она поехала домой в автомобиле, любезно предоставленном ей директором театра.

У дома рябила на ветру большая лужа, и она остановила машину почти рядом с подъездом. Светлана жила одна в двухкомнатной квартире, купленной полгода назад. Ее пятилетняя дочь жила у матери, в Твери, и никто не мешал артистке делать стремительную карьеру. Поговаривали даже, что ей скоро дадут почетное звание.

Она вышла из автомобиля, поблагодарив водителя, и шагнула в подъезд. Это был вовсе не элитный дом, здесь было темно и грязно. Она осторожно дошла до лифта, привычно нащупала кнопку. Кабина с дребезжанием остановилась на первом этаже. Двери раскрылись, и она вошла в кабину. Двери уже закрывались, когда их придержала чья-то нога.

— Извините, — сказал незнакомец, входя в кабину.

Она пожала плечами. Мужчина был высокого роста, широкоплечий, лысоватый. Она отвернулась. На ее поклонников он не похож. Наверно, пришел к кому-нибудь или живет в этом доме. Она еще не знала всех соседей в лицо. Лифт с кряхтением, словно раздумывая, поднимался наверх. В кабине тускло горела лампочка, и она, повернув голову, увидела, как он смотрит на нее. И забеспокоилась, нервно затоптавшись на месте. Газеты были полны сообщений о маньяках, способных нападать на женщин даже в кабинах лифтов.

Но незнакомец не проявлял никаких признаков возбуждения. Он вдруг спросил:

— Вы Светлана Рожко?

Все-таки поклонник, вздохнула она, уже с некоторым интересом поглядывая на него. Как будто хорошо одет. И пахнет дорогим одеколоном. Может, бизнесмен из «новых», интересующийся искусством. Здесь важно не упустить свой шанс. Маньяк не стал бы спрашивать ее имени. И у него какой-то знакомый голос. Наверно, она где-то его видела.

— Я вас не знаю, — немного кокетливо сказала она.

— Я большой поклонник вашего творчества, — признался незнакомец, и она улыбнулась. Ее узнают даже в кабинах лифта.

— Вы были на спектакле?

— Да, конечно. Мне очень понравилось. Я живу в соседнем доме, и здесь живет мой друг. Семен Алексеевич. Вы его не знаете?