Случайная жизнь - Василий Седой

скопившуюся за время пребывания здесь злость. С уверенностью сказать не смогу, сколько это продолжалось. В себя пришел, когда под ногами начало хлюпать от крови, а эти здоровяки превратились в два бездыханных куска отбитого мяса.

Так я и стоял посреди комнаты в растерянности от того, что натворил. Пытался сообразить, что делать дальше, когда дверь приоткрылась и в комнату заглянул один из конвоиров. Он тут же захлопнул дверь и громко заорал, призывая соратников на помощь. Я осмотрелся вокруг и подошел к мёртвому задохлику, у которого на поясе висел очень даже неплохой кавказский кинжал. Странный выбор. Ведь сейчас дворяне бегают со шпагами, но так даже лучше. В замкнутом пространстве это — лучшее оружие, для того чтобы уйти красиво. Во вторую руку взял тесак, принадлежащий одному из амбалов, и больше напоминающий мачете.

Ждать пришлось недолго, но отдышаться от предыдущей схватки я успел, как и принять решение. Не стану позориться и ждать, пока из меня сделают калеку. Постараюсь уйти за кромку с громким хлопком дверью. Буду рубиться, сколько смогу и заберу себе побольше помощников в путешествии на ту сторону. Поэтому, когда начали открываться двери, я не стал ждать, пока в комнату начнут проникать противники, а сам сразу же атаковал. С таким оружием, как у меня в руках, коридор, находящийся за дверью комнаты, будет идеальным местом для боя. Главное, туда попасть.

Не стану рассказывать в подробностях все, что происходило дальше. Мне удалась моя задумка: атаковать самому и перевести бой в коридор на все сто процентов. Более того, у меня получилось ошарашить противника и даже напугать. В коридоре находилось человек двадцать, сбежавшихся на крик тюремных надзирателей, совершенно не готовых к получившемуся раскладу. Проскользнув в открытую дверь, я начал работать клинками, как никогда в жизни до этого. Кинжалом колол, тесаком резал, крутился, как юла. Эта толпа может и рада была бы отхлынуть от меня вглубь коридора, но из-за скученности это сделать было очень непросто. А я в полной мере пользовался их скученностью и растерянностью, вырезая их, как баранов, и прокалывая, как свиней. Ситуация для надзирателей усугублялась ещё и тем, что к ним постоянно прибывало подкрепление, которое, не разобравшись в ситуации, поддавливало толпу со спины, не давая отхлынуть. Я упивался этим боем и радовался, что уйду за кромку в большой компании. Прекрасно понимая, что из этого боя выхода, кроме как на тот свет, нет, выжимал из своего организма, что можно и что нельзя. Прекратилось все после единственного, прозвучавшего в замкнутом пространстве, оглушительного выстрела. Странно, что я его услышал, потому что сразу после этого потерял сознание.

Очнулся в знакомой камере, в которой провел уже немало времени, и сразу же чуть не потерял сознание снова от пронзающей каждую клеточку моего организма боли. Стараясь не шевелиться, попытался поочередно напрягать мышцы тела, чтобы, таким образом, понять состояние организма. Хоть и болело реально все, но при этом руки и ноги двигались, и ничего фатального я не обнаружил. Голова, правда, от малейшего движения буквально взрывалась болью. Пробыть в сознании получилось недолго. После того, как попытался попробовать подняться, в голове взорвалась сверхновая световая граната, и меня опять вырубило.

В состоянии овоща провел почти полторы недели. За это время не то, что встать (извините за подробности), в туалет нормально сходить не смог. Всё делал под себя. Провонял страшно. Похоже, мне досталось намного больше, чем я предполагал. То, что заработал сильнейшее сотрясение, это — непреложный факт. Тот выстрел, который я почему-то слышал, как раз и наделал дел. Пуля только чиркнула по макушке, но голову так тряхнуло, что в положении лежа пришлось прожить полторы недели. До этого все попытки встать заканчивались банальной потерей сознания. Несколько раз меня пытались покормить, но организм просто не принимал пищу. Да и воду получалось удержать в себе не каждый раз. За мной, наверное, присматривали, потому что, как только первый раз сумел встать на ноги, на другой день за мной пришли и повели в баню. Там как не странно, дали отогреться и попариться вволю. Никогда в жизни я так не кайфовал, как в этот раз. Отмылся не то что до скрипа, чуть кожу сам себе не содрал, отмывая многодневную грязь.

После бани мне даже выдали чистую одежду. Правда, одежда — одно название, но, зато чистая. Мои лохмотья, в которых я находился до этого, куда-то пропали. Предполагаю, их просто выбросили, слишком уж они провоняли.

Жалко, из обуви было только один сапог, очень некомфортно себя чувствовал босиком.

После бани выздоровление пошло семимильными шагами. Организм, наверное, решил ещё пожить немного, потому что появился аппетит, и даже каменные сухари шли за милую душу.

Дни шли за днями. Меня никто не трогал. Время определял только по бане. Меня водили в неё раз в неделю. Кормили, как на убой, по два сухаря в день, вприкуску с водой. От такого питания реально умереть не долго. Несмотря на такие условия, чувствовал себя довольно неплохо, хоть и стал похож на одетый скелет.

Могу ошибаться, но прожил я здесь приблизительно два с половиной месяца, когда все изменилось. Началось с того, что меня повели в баню вне графика, что удивило. Потом одежду в этот раз выдали хоть и простую, но качеством получше. И совсем уже в ступор вогнали едой. Меня покормили постной горячей кашей. После сухарной диеты, от которой изошел кровавым поносом, каша показалась пищей богов. Как не стал вылизывать тарелку, на радость врагам, сам удивляюсь. А я, действительно, сейчас воспринимаю всех окружающих меня людей, как врагов, и всегда готов вцепиться любому из здешних обитателей зубами в горло. Почему зубами? Потому что на что-нибудь другое просто не хватит сил. А вы попробуйте такое же время просидеть на подобной диете. Сразу поймете, о чем я. После еды меня повели в другую сторону от расположения камеры, ставшей родной. В комнате, куда меня привели, находился знакомый мне персонаж, которого я знаю, несмотря на то, что пересекаться с ним не приходилось. Да, что я? Думаю, его вся Россия знает. Встречал меня в комнате сам князь-кесарь Ромодановский со своей не маленькой свитой. Когда я вошёл, по всем писаным и неписаным правилам, я должен был поклониться. Не стал этого делать. Решил, будь — что будет, а перед этой гнидой спину гнуть не буду. Как вошёл, так остановился и уставился ему в глаза, пытаясь передать взглядом всю силу ненависти, которую только мог. Ведь это