Волчица и пряности (ЛП) - Исуна Хасэкура

Если этот Лоуренс и впрямь пришел сюда по делу, связанному с канонизацией, то сомневаться в его словах для Лингида было небезопасно. Все, что он сейчас мог, – соглашаться.

– П-понятно, я понимаю. И… что мне теперь делать?

Было бы ложью сказать, что Лоуренс ни капельки не сочувствовал перепуганному землевладельцу, но в первую очередь им владел гнев. Говаривают, что торговцы – самые бесчестные люди на свете, но даже будучи торговцем, Лоуренс находил Лингида жалким.

Лоуренс надеялся, что у землевладельца будет чуть больше достоинства, но ему казалось, что эта мысль не проявилась у него на лице. Он просто улыбнулся.

– Пожалуйста, ни о чем не беспокойтесь. С вами не посоветовались насчет канонизации лишь потому, что эти земли очень трудные. Я понимаю, что вам нелегко ими править.

Лингид был, на глаз, вдвое старше Лоуренса, однако закивал, как дитя. Быть может, он просто родился не в том месте.

– Но, как я убедился, ее дом содержат в прекрасном состоянии. Мне совершенно ясно, что вы, господин, благочестивый человек и истинный слуга Церкви. Уверен, те, кто занимаются этим делом, будут счастливы услышать это от меня.

– В-вот именно, я тоже так считаю, – и Лингид глупо улыбнулся.

Фран рядом с Лоуренсом стояла молча – либо просто потому, что ей хватало самообладания, либо она видела достаточно пролитой крови на поле боя, чтобы не привлекать еще.

– Однако сама суть этой процедуры такова, что она должна проходить в тайне. Могу ли я рассчитывать, что вы не будете предавать это дело огласке, пока канонизация не будет завершена?

– …Но…

– Есть много, очень много препятствий, – добавил Лоуренс. Лингид сглотнул и закивал.

План удался.

Как только появится Хоро – для дополнительной уверенности – никто из этих людей даже не подумает приблизиться к лесу или к озеру.

Лоуренс был готов произнести слова, о которых заранее договорился с Хоро. Как вдруг –

– Это же она! – раздался возглас в самый неподходящий момент.

Лингид крутанулся на месте; Лоуренс тоже принялся искать глазами источник голоса.

Его взгляд наткнулся на солдата с копьем и в сильно потрепанных железных шлеме и нагруднике; явно это был опытный воин.

Мужчина сделал три шага вперед, повторяя: «Это же она! она!»

Лоуренсу показалось, что у Фран перехватило дыхание.

– Что значит «это она»?

– Это она, командир!

Каким бы слабым правителем ни был Лингид, ни один человек из его свиты не посмел бы обратиться к нему «командир». Этот мужчина был наемником.

Он плюнул на снег, подозрительно глядя на них. Точнее – на Фран.

– Все как здешние говорили!

– Здешние? – повторил Лингид, с сомнением посмотрев вновь на Лоуренса и Фран. Его глаза как будто извинялись за грубость его подручного, но Лоуренс сделал успокаивающий жест.

– Да, местные говорили о серебрянщице с темной кожей, и это точно она!

Лингид словно застыл на месте; но, по-видимому, Лоуренсу это показалось. Потому что на самом деле застыл он сам, и перед его глазами все покачнулось.

– Рассказывай! Что ты знаешь?

При этих словах Лингида мужчина вновь плюнул и тонко улыбнулся.

– Я знаю, что идея, что эти двое могут быть из Церкви, – самая абсурдная идея в мире.

Лингид вновь повернулся к Лоуренсу с Фран, открыто рассматривая его, потом ее. Он не пытался понять их настроение – скорее, их реакцию.

– Они врут, командир! Эта загорелая серебрянщица – Фран Бонели, черная священница из банды наемников Алого Ястреба!

Мужчина без малейших колебаний подошел и навел свое видавшее виды копье с железным наконечником на Фран.

– Она была капелланом отряда Киръявайнена, который в Проании очень хорошо знают. Моим парням тоже есть за что им сказать спасибо. В ущелье Кардина они убили моего друга – мы с ним двадцать лет дружили.

Лингид от Лоуренса чуть ли не отпрыгнул.

Если мир аристократов тесен, то столь же тесен и мир наемников, которым платят, чтобы они сражались за аристократов. Удастся ли теперь выкарабкаться? Даже если Лоуренс ничего сейчас не скажет – стоит этим людям просмотреть вещи Катерины, и сделать уже ничего не удастся.

– Они наживали себе врагов среди больших шишек, и в конце концов их командира повесили по обвинению в язычестве. Как тут ни посмотри, а она никак не могла задружиться с Церковью.

– Это… это правда? – пискнул Лингид; голос его был, как у придушенной курицы.

Мужчина с явным раздражением косо посмотрел на Лингида и угрожающе поднял копье.

– А вы сами у нее спросите.

Он ухмыльнулся – и не только потому, что, скорее всего, только что заработал для себя прибавку к вознаграждению.

Его глаза горели жаждой мести – нет, жаждой убийства того, кто был силен, но чья слава осталась в прошлом.

– Т-так что? Это правда? – вопросил Лингид, повернувшись к Фран.

Фран ничего не ответила; она стояла, опустив голову. Ускользнуть было невозможно. Слишком уж необычной была внешность Фран.

Лоуренс устремил взор на хибарку и произнес:

– Уверен, ангел знает истину.

– Ч-что? Что ты –

«Имеешь в виду», – хотел закончить Лингид, но не успел.

Фран отмахнулась от наставленного на нее копья, точно от мухи.

Лоуренс был изумлен не меньше остальных. На словах такое выглядит легко, но, когда к твоему животу на самом деле приставлено острие копья, отбить его вовсе не просто. Для такого требуется либо громадный опыт, либо глубокая и непоколебимая вера, пересиливающая страх.

Фран шагнула вперед, и Лингид отшатнулся, почувствовав, видимо, в ней нечто суровое.

Она сделала еще два шага вперед, и Лингид отошел еще на три шага назад. Мужчина, чье копье Фран отбила, снова навел его на нее.

– Ты Фран Бонели?

Вместо ответа она опустила капюшон.

– А если я не Фран Бонели, что тогда скажешь?

Когда она отбила копье и шагнула вперед, ее движения были столь естественны, что этот человек не смог сразу среагировать. Фран повернулась к нему и улыбнулась.

– Селяне звали эту добродетельную монахиню ведьмой ради своих мелких доходов. А сейчас хитрые аристократы платят золотом, чтобы ее стали звать святой, – тоже ради доходов, но уже гораздо больших. А этот землевладелец готов стереть все ее следы, просто чтобы построить водяную мельницу и удовлетворить свою мелкую жадность. Что ты об этом думаешь – обо всем этом?

Мужчина, по-видимому, не понял, что Фран сейчас сказала, а Лингид смотрел на нее с таким видом, точно она была самим Господом, несущим ему небесную кару.

Фран напоказ улыбнулась и посмотрела на Лоуренса. Он понятия не имел, что она пыталась сделать.

Что он знал, так это то, что в ближайшие минуты Хоро появится наверху водопада, чтобы перепугать всех, кто здесь есть. С этой мыслью Лоуренс попытался остановить Фран.

Но он не успел. Быть может, ему помешала сила Катерины.

– Мое имя Фран Бонели. Я святая? Или, быть может, я ведьма? – свою дьявольскую проповедь она адресовала селянам, бОльшая часть которых собралась здесь. Ее голос звучал идеально чисто. – Вы все знаете, как поступать правильно, а как нет.

Раздался невнятный шум – это все собравшиеся нервно сглотнули.

Большинство солдат жили на землях, которым владел Лингид, и прекрасно знали, что именно творят. Среди живущих в ловушке между Церковью и язычниками истинно верующие страдают больше всех – и им же больше всего приходится бояться.

– А уж когда сделаете, то будете знать наверное. Потому что ангел всегда смотрит на вас.

Раздался звук, напоминающий свист ветра, – это мужчина, не произнося ни слова, нанес удар копьем.

Снег разлетелся в стороны, когда он выбросил копье вперед, пытаясь пронзить Фран.

Быстрота его движений была такова, что у Лоуренса, простого бродячего торговца, не было ни шанса его остановить. Он отчетливо увидел, как острие погрузилось в бок Фран.

– Ведьма! – выплюнул мужчина, выдергивая копье, и приготовился нанести второй удар.

– Сто-… – завопил Лоуренс и попытался прыгнуть на него – но опоздал.

Однако копье лишь скользнуло по плечу Фран, разрезав балахон.

И это было вовсе не чудо. Правую ногу мужчины навылет пробила стрела.

– …Ннн!

Мужчина рухнул на снег, неверяще глядя на собственную ногу и не в состоянии что-либо произнести. Стрелу выпустил один из селян – охотник, судя по его виду. Все вокруг дышали тяжело, лица были полны страха.

Все боятся смерти.

Фран только что разожгла этот страх еще сильнее.

– Спасем святую! – выкрикнул кто-то.

И тут началась свалка, в которой невозможно было понять, кто враг, а кто друг.

Капелланы на поле брани вооружены лишь словом. Они могут приободрить тех, чьи ноги ватные от страха, они могут утешить тех, кто уже чувствует объятия смерти.