Евангелие Люцифера - Том Эгеланн

И произошла на небе война: Михаил и ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и Сатаною, обольщающий всю Вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним.[65]

Моник протянула Ломбарди свой блокнот: «Сатана — это в первую очередь христианское представление?»

— Ни в коем случае. Демоны и злые духи занимали иудейских святителей на протяжении столетий между Ветхим и Новым Заветом, что наложило несомненный отпечаток на восприятие Сатаны в христианской Библии. Древние мифы и примитивные представления о злых духах слились с более сложным взглядом того времени на конкретную фигуру дьявола. Но вы правы в том, что в христианстве Сатана пришелся к месту. Обратите внимание на то, насколько более дьявольским Сатана выглядит в Новом Завете христиан. В Откровении Иоанна Богослова мы встречаем Сатану, достигшего апокалипсических размеров. С течением времени Сатана становится все более злым и отвратительным. Кульминация наступает через несколько столетий после того, как Библия была окончательно написана и канонизирована. В Средние века Сатана постепенно становится все более пугающей фигурой и начинает играть роль властителя зла, который распоряжается армией демонов на земле и в аду.

— Евангелие Люцифера старше Нового Завета, — отметил я.

— И тем более оно важно для понимания образа Сатаны. Ясно, что этот текст послужил основой для формирования самых ранних мифов о Сатане.

— И что же, есть верующие, которые считают, что такая побочная линия теологии может оправдать убийство? Мы говорим о манускрипте. О тексте! Это только слова! Слова!

— Слово — это сила.

— Такая сила, которая заставляет экстремистов убивать невинных? Я этого не понимаю, правда не понимаю.

— Достойной сожаления чертой многих религий является то, что они подкрепляют в своих адептах веру, будто те могут выступать от имени Бога. Отсюда крестоносцы — христиане. Сторонники джихада в исламе. Еврейские сионисты. История полна примеров, когда человек утверждал, что он действует по велению и вместо своего Бога, и включался в процесс творения.

— Но вы говорите, что Евангелие Люцифера имеет прямое отношение к Сатане? Хотя текст написан за несколько тысяч лет до того, как Сатана вошел в сознание пророков, священников и верующих?

На лицо Альдо Ломбарди легла печать спокойствия. Его густые брови и волосы в носу хотелось бы немного подстричь. В эту минуту он походил на стареющего учителя из почти забытой сельской школы своего детства.

— Бьорн, вы не верите даже в Бога. Вы не религиозны. Для вас существует только видимое, осязаемое. Вам недоступны загадки существования. Недоступно удивление… Как же мне удастся убедить вас не только в существовании Бога и дьявола и их вечной борьбы, но и в чем-то настолько потрясающем, что может полностью перевернуть ваше восприятие мира? Удастся ли мне сдвинуть ваши сомнения в вере хотя бы на один миллиметр в сторону Бога и Его сущности?

— Можете попытаться.

Моник беззвучно кашлянула в руку.

— То, что я вам скажу, Бьорн, вы едва ли хотите знать. Если мой великий страх окажется справедливым, то эти три убийства станут всего лишь началом, не имеющим никакого значения. — Ломбарди поднял взгляд на купол собора Святого Петра. — Весь существующий мировой порядок изменится. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Вы хотите сказать, что Евангелие Люцифера — своего рода апокалипсис?[66]

— У нас есть основания считать, что Евангелие Люцифера, так же как и Священная Библия, содержит предсказание, пророчество, которое…

Внезапно он прижал руку к правому уху, как будто там возникла сильная боль. Я услышал жужжание голосов в его слуховом аппарате.

— Где? — воскликнул он. Еще жужжание. — Код красный? — крикнул он в пространство. — Трое зафиксированы около проспекта Виале Чентро-дель-Боско!

— О чем вы говорите?

— Идем! Быстро!

Он спешно повел Моник и меня к выходу. Недалеко от нас с шумом затормозил автомобиль. Я повернулся, но ничего не увидел за деревьями. Услышал какой-то шум, крик туристов, звук закрывающихся дверей автомобиля.

— Идем! Идем! — повторял Альдо Ломбарди и тянул нас через парк.

май 1970 года

Хуже всего было бессилие. Полная неизвестность. Невозможность что-то предпринять.

Джованни закурил трубку, хотя и сидел в гостиной вместе с Лучаной. Она вряд ли это заметила. Лучана позвонила в полицию, но ведь она не слышала серьезного угрожающего тона мужчины. «Если вы не выполните наши требования, вы и ваша супруга никогда больше не увидите Сильвану». Звучание голоса не оставляло никаких сомнений в том, что угрозу надо воспринимать буквально. И все же отказ от звонка в полицию казался Джованни противоестественным. Он был согласен с женой. Как бы то ни было, у полиции есть опыт расследования такого рода дел. Но кто знает? Не станет ли Сильвана жертвой некомпетентности и честолюбия какого-нибудь неопытного или же чересчур амбициозного старшего полицейского?

— Я думаю, надо звонить, — прошептала Лучана.

— Ты не поняла, что я сказал?

— Все равно.

— Не надо рисковать.

— Так что же делать?

— Ждать.

— Ждать?

— Ждать!

— Чего?

— Они свяжутся с нами.

— Ждать… А что будет, когда они свяжутся с нами, Джованни?

— Мы узнаем, чего они хотят.

— И что тогда мы будем делать?

Он попытался избавиться от ощущения, что Лучана обвиняет его. В чем? Не будь дураком, Джованни. В беспомощности. В инертности. Трусости. «Что сделал бы отец? — подумал он. — Что сделал бы Энрико?»

— Мы не знаем, чего они хотят, — произнес он.

— Ты не думаешь, что им нужны деньги?

— Деньги?

— Что же еще?

— Почему из всех людей на свете они похитили именно ее, чтобы получить деньги?

— Может быть, они думают, что мы богатые?

— Они знают наши имена. Знают наши телефоны. В какой школе учится Сильвана. Следовательно, они знают, где мы живем и чем занимаемся. Им хорошо известно, что мы не богаты.

— Тогда почему?

— Я не знаю!

Она вздрогнула.

— Извини. Я не хотел… Извини. Но я не знаю. Я знаю не больше тебя. Ничего не понимаю.

— О боже! Джованни! Вдруг это кто-то из моих клиентов?

— Что ты хочешь сказать?

— Ну, кто-то недовольный продажей квартиры.