Контракт с коротышкой - Элмор Леонард

– Мы подумываем об этом.

– Удачи. – Никки погасила сигарету, потом снова посмотрела на него: – Сегодня вечером у нас первый концерт, начнем его с «Уличного бойца» «Роллинг Стоунз». Что думаешь?

Решила подшутить над ним, а личико такое невинное…

Чили потребовалось четыре секунды, чтобы вспомнить название и обложку альбома, записанного двадцать лет назад на концерте в «Гарден». Томми в то время торчал от «Стоунз» и все время заводил эту вещь.

– Ты имеешь в виду альбом «Get Yer Ya-Ya's Out»? – с невозмутимом видом спросил он.

Никки со счастливым видом улыбнулась в ответ, ее синие глаза заблестели:

– Ты крутой парень, Чил, хоть и не корчишь из себя никого.

Они начали играть, понеслись вперед, а потом остановились. Никки заиграла тему более медленно, гладко, после чего вступил второй гитарист, подражая ей, следующим присоединился ударник. Чили не мог сказать, хорошо они играют или плохо. Когда вела Никки, показывая остальным, как это надо делать, звучало неплохо, но когда играли все вместе, шум вызывал у него раздражение.

Снова подумав об обложке альбома «Роллингов», он вспомнил парня в шляпе дяди Сэма, подпрыгнувшего высоко вверх с гитарой в каждой руке. Тогда, во времена хиппи, когда психи бегали по городу и везде рисовали знаки мира, ему нравились «Стоунз». Он вспомнил, как однажды они затащили одного хиппи в парикмахерскую двоюродного брата Томми и подстригли его садовыми ножницами. Затем его мысли плавно переключились на Рея Боунса, на Лео из химчистки, который прятал триста штук в шкафу номера отеля. А где они сейчас? Под кроватью в его номере в «Сансет Маркиз». Чтобы окончательно успокоиться, надо будет проверить, уехали ли Лео и Аннетт. А вечером он позвонит Фей, сообщит, что экспресс-почтой высылает ей триста штук. Положит их в ящик, которых полно в каждом почтовом отделении. Десять штук оставит себе. Может быть, рассчитается с Реем Боунсом, чтобы навсегда покончить с этой проблемой, может, нет. Но триста штук в сущности принадлежат Фей. Пусть делает с ними все, что захочет. Два к одному, она расскажет обо всем какой-нибудь подруге, и очень скоро придут типы в костюмах, предъявят свои удостоверения и…

Он задумался, а что бы было, если бы он взял с собой в Вегас Фей…

И понял, что рассматривает реальную ситуацию, как кино. О котором рассказывал Гарри и Карен, но с новыми деталями, с более активным участием женщины – Фей. Примерно так же он рассматривал сценарий «Лавджоя» и размышлял, что бы такого в нем поменять. Так вот, Фей приезжает с ним в Лос-Анджелес…

Только это будет не он, а актер. Господи, кто-нибудь типа Роберта Де Ниро будет играть ростовщика, а Фей…

Карен. Почему бы и нет? Она даже говорит почти так же, как Фей, но не настолько примитивным языком. Итак, приехав в Лос-Анджелес, они понимают, что хотят друг друга, и теперь они не вполне уверены, а нужен ли им этот Лео. Если бы не эти долбаные деньги… А бабки им нужны? Непонятно. Но они знают, кому деньги точно нужны. Рею Боунсу, который преследует их и готов за такую сумму убивать.

Звучит неплохо.

В самом начале фильма Лео обманывает авиакомпанию…

Или нет, лучше начать с того, как ростовщик и Фей ждут возвращения Лео со скачек, а он на самом деле надирается в аэропорту, самолет взлетает без него, падает в болото и взрывается.

Итак, есть ростовщик, в сущности неплохой парень, вернее, бывший ростовщик, которого играет Бобби Де Ниро. Есть Карен Флорс, триумфально вернувшаяся на экран в роли Фей… Такую потную профессию ей иметь необязательно, она может быть эстрадной артисткой, певицей. Есть Лео… Ни Гарри, ни лимузинщиков быть не должно – это ведь не кино о том, как делалось кино, – а вот Рей Боунс в нем быть обязан. Сложнее всего будет подобрать актера на роль Лео. Актера, который бы убедительно сыграл такое ничтожество… Чили вдруг понял, что в зале стало тихо. Никки и ее ребята смотрели в его сторону, но не на него. Он обернулся…

И увидел Майкла Уира.

Это был он, Майкл Уир, – он шел через зал по лестнице, махал Никки одной рукой, засунув другую в карман мешковатых, слишком длинных для него серых брюк. Чили отметил это как часть целой картины, как часть его первой встречи с Майклом Уиром. А еще он заметил белые кроссовки «Рибок». Но особенно его внимание привлекла куртка Майкла. Она была такой же никому не нужной, поношенной летной курткой времен Второй мировой войны, как та, что он оставил в «Везувио» двенадцать лет назад. Точно такой же. На парне, который делает семь миллионов баксов за один фильм.

Сейчас Майкл Уир, высоко подняв руку, приветствовал группу:

– Привет, ребята.

Это был его голос. Чили много раз слышал его в кино. Майкл свободно говорил с любым акцентом, но этот голос, несколько гнусавый, не узнать невозможно. А рокеры, волосатые недоучки с гитарами, лишь кивнули в ответ. Сейчас, похоже, Майкл шутил с ними, изображал лунную походку, делал вид, что играет на гитаре. Делал он это совсем неплохо, но на рокеров не произвел никакого впечатления. Майкл повернулся к Никки, та мгновенно схватила его за руку и потащила к Чили. Что-то говорила. Майкл поднял голову, потом Никки подняла голову и сказала:

– Чил? Я хочу познакомить тебя с Майклом.

Чили поднялся из-за столика, чтобы пожать руку кинозвезде. Сейчас его поразило то, насколько маленького роста, оказывается, этот парень.

18

Уже через пару минут Чили раскусил Майкла. Тот хотел, чтобы люди считали его обычным парнем, но слишком привык быть тем, кем он был, чтобы справиться с ситуацией.

Они сидели за столиком. Чили спросил, не хочет ли Майкл что-нибудь выпить. Майкл, наблюдая за Никки и ее группой через арку, ответил, что это совсем неплохая идея. Чили поинтересовался, что он предпочитает. Майкл пожал плечами – да что угодно. Скотч, бурбон, пиво? Майкл сказал: «О?» – потом, подумав: «Нет, лучше всего „Перье“», – все это не сводя глаз с Никки и группы. Они еще не начали играть. Чили взглянул на бар, по-прежнему закрытый, и подумал, что ему придется тащиться наверх, чтобы принести звезде содовую воду… Но именно в этот момент Майкл произнес:

– Очень сложные зрители.

Чили заметил выражение лица Майкла, его поднятые брови, как будто он только что узнал плохие новости, но был скорее удивлен, чем оскорблен.

– Мой Майкл Джексон не произвел на них впечатления.

А, он имел в виду лунную походку…

– А на меня произвел. – Это было чистой правдой.

– По правилам, следовало бы подвести глаза, надеть белые носки, перчатки… Да и голос был не тот, какой-то кукольный шепот.

– Я вообще ничего не слышал.

– Впрочем, я могу их понять, этих ребят, их позицию, которая связана с неким территориальным императивом.

– Видимо.

Чили почувствовал себя более раскованно в общении со звездой – с первого взгляда узнавал в человеке трепача. Впрочем, это еще не говорит о том, что парень – плохой актер.

– Не знаю, почему, но эта ситуация напомнила мне байку о третьесортном актеришке, игравшем Гамлета. – Майкл улыбался одними глазами. – Он был настолько плох, что вскоре после начала пьесы зрителей уже трясло, и они начали громко оскорблять его, просить убраться со сцены. Так продолжалось до тех пор, пока парень не выдержал. Он прервал монолог и обратился к зрителям: «Эй, а я-то здесь при чем? Не я же написал все это дерьмо».

Теперь улыбались оба, правда, Майкл – по-прежнему только глазами.

– Я бы мог сказать этим ребятам нечто подобное. «Слушайте, не я же придумал Майкла Джексона…»

Чили было интересно, почему он не перестает думать о реакции этих парней, если она его так мало волнует, и когда наконец представится удобный момент упомянуть о сценарии «Лавджоя».

Он уже был готов как бы невзначай бросить: «Да, кстати…» – но тут ударила по струнам группа Никки, и зал наполнился грохотом, а Майкл повернулся вместе со стулом лицом к сцене. Сначала было слишком громко, потом они успокоились, и музыка оказалась совсем неплохой, скорее, похожей на ритм-энд-блюз, чем на рок-н-ролл. Чили даже застучал по столу в такт кончиками пальцев. Майкл сидел, сложив руки на животе, вытянув ноги в мешковатых штанах и скрестив их в лодыжках – на одной кроссовке у него развязался шнурок. Чили рассматривал его профиль. С виду ему было едва за тридцать, а вовсе не сорок семь. И выглядел он совсем неплохо, даже с таким носом. Невозможно было понять, нравится Майклу музыка или нет. Чили уже хотел было спросить его об этом, но потом почувствовал, что, вероятно, все всегда ждут, пока звезда не заговорит сама, пока не выскажет свое мнение, а потом говорят «да», со всем соглашаясь. Он вспомнил, как жадно все ловили каждое слово Момо, когда тот много лет назад пару раз заглядывал в клуб. Тогда Чили показалось, что надо надевать наколенники, если хочешь поговорить с этим не проработавшим ни дня в своей жизни человеком.

Чили наклонился над столиком: