Приманка - Стронг Тони

– Парень будет хорошим работником, – замечает Марго. – Во всяком случае, старикам он нравится.

– Да. – Харолд улыбается ей. – Мало кто понимает, что похоронное дело – важный бизнес.

Гленн возвращается с тележкой, мужчины кладут тело старухи в мешок с застежкой-молнией. Гленн начинает ее застегивать, но Харолд останавливает его.

– Вот тут, пожалуй, я могу дать тебе совет. Обычно мы вывозим тело в застегнутом мешке, но в доме престарелых поступаем наоборот. Видишь ли, кое-кто из этих стариков слишком слаб, чтобы ехать на похороны, поэтому мы предоставляем им возможность проститься с покойным, пока везем его к катафалку.

Гленн понимающе кивает:

– Это замечательная идея, мистер Хопкинс. Большое спасибо, что поделились ею со мной.

– Зови меня просто Харолд, – говорит он и старательно оправляет краями мешка лицо умершей.

Глава двадцать девятая

Клэр договаривается с Генри о встрече в баре в обеденное время. Потом, вспомнив о проблеме Генри и баров, решает увидеться с ним за завтраком в кафетерии. Он выглядит старше, чем в их последнюю встречу. Морщины на лице стали глубже, мешки под глазами наполнились жидкостью. Несмотря на ранний час, от него несет перегаром.

– Я думал, ты забыла обо мне, – говорит Генри, когда Клэр садится за стол.

– Я опоздала, извини.

– Клэр, я не это имел в виду.

Она смотрит на его некогда красивое лицо, видит боль в глазах и думает: «Не надо. Не вынуждай меня переживать и твои беды». И мягко говорит:

– Была занята.

– Любовник?

Клэр пожимает плечами.

– Надеюсь, он понимает, что ему повезло.

– Генри, мне нужна твоя помощь.

– В чем?

– Помнишь клиентку Стеллу Воглер?

– Конечно. Во-первых, Стелла была красивая, во-вторых, погибла, в-третьих, оказалась едва ли не последней моей клиенткой.

– У полицейских главный подозреваемый – Кристиан Воглер. Я помогаю им выяснить, не он ли совершил это убийство.

Генри удивленно смотрит на Клэр.

– Каким образом?

– В роли своего рода приманки.

Он свистит.

– Главное – я не уверена, что он убийца.

– У полицейских нет доказательств?

Клэр качает головой.

– Эта операция… в ней есть кое-что странное. Помешанные психиатры из ФБР, свившие гнездо в одном из домов Куинса. Полицейский, который… в общем, кажется, он ревнует меня к Кристиану. Я думаю, он хочет, чтобы Кристиан оказался виновным, просто ради того, чтобы разлучить меня с ним.

Генри кивает.

– Что я могу сделать?

– Мне нужен хороший детектив.

– И ты решила, что я могу кого-то рекомендовать?

Клэр улыбается:

– Если ты не очень занят, то помоги мне сам.

– Я не хороший детектив, – заявляет он, и Клэр понимает, что лгать ему не нужно.

– Может быть. Но недорогой. И, хотя это прозвучит дико, я знаю, что ты тот, за кого себя выдаешь, а не актер.

– Как не актер? Я участвовал в восьмидесяти семи постановках.

– Сейчас не актер. Все остальные, с кем я беседую, почему-то оказываются в «Спотлайт».

Генри ненадолго задумывается.

– Ладно, – говорит он, – что тебе нужно найти? Только предупреждаю сразу: если это пропавшее животное, ищи сама.

– У Кристиана была подружка. Фамилии не знаю, но отыскать ее не так уж сложно; они были помолвлены некоторое время. Кажется, она обвинила его в том, что он ее опаивал и использовал в каких-то пассивных сексуальных ритуалах. Это единственная зацепка, какая есть у полиции. Если эта женщина лжет… Также я хочу выяснить, почему в его семейной жизни со Стеллой возникли осложнения.

– То есть это настоящая детективная работа.

– Да. Возьмешься?

– Ради такой женщины, как ты, – отвечает Генри, – я бы улегся загорать в кратере извергающегося вулкана. – Подмигивает. – Видишь? До сих пор помню все реплики.

Юридические справки Клэр наводит сама.

В публичной библиотеке она зарывается в книги – сначала в учебники для первокурсников, потом, найдя нужные ссылки, в протоколы судебных дел, сборники судебных прецедентов, международное право.

И в конце дня находит то, что ей нужно.

Вечером она встречается с Кристианом в баре на Мерсер-стрит. Кристиан живет неподалеку.

– Хочешь, пойдем ко мне? – предлагает он.

Клэр знает, что делать этого не следует: радиус приема микрофонов в ожерелье ограниченный. Нужно снова заманить Кристиана в свою квартиру с ее приятно безликой шведской мебелью, ящиками, полными белья, которого она не покупала, чуланами с аппаратурой, полицейскими и ложью.

– Рановато для этого, – отвечает она. – Понимаешь, ты жил там с женой.

Кристиан вздрагивает.

– Конечно. Едем к тебе.

В квартире Кристиан показывает ей игру.

Она должна лежать совершенно неподвижно, пока он выводит языком на клиторе буквы алфавита, и называть каждую вслух.

Сначала это кажется легко, почти несексуально, просто как шарады или другие требующие догадки игры. Но постепенно полная сосредоточенность на легких ощущениях невыносимо усиливает их. Даже предвосхищение становится чем-то острым, каждое малейшее движение оставляет след на нервных окончаниях чуть ли не до того, как начнется. Ей приходится сжать ноги, чтобы не прижиматься к Кристиану, требуя еще.

Когда алфавит кончается, тело Клэр дрожит от желания, чтобы он взял ее языком и погрузил в забвение.

– Подожди, – шепчет Кристиан и начинает писать что-то иное.

Буквы теперь следуют не в алфавитном порядке. Клэр понимает, что он выводит какую-то фразу, буква за буквой.

– Определила, что это было? – спрашивает Кристиан позднее, когда они лежат на полу.

Клэр качает головой.

– Я уже не могла сосредотачиваться.

Это ложь, на самом деле она вполне уверена, что Кристиан написал языком на ее теле вот что: «Ты нужна мне навсегда».

Кристиан остается на всю ночь, поэтому Конни и Фрэнк могут прийти к ней поговорить лишь незадолго до полудня.

Клэр открывает дверь, произносит: «А, это вы» – и идет обратно в гостиную, предоставляя им следовать за ней.

– Ты, кажется, не очень рада видеть нас, – усмехается Конни, достает из кармана сигареты и сует одну в рот.

Клэр выдергивает ее и бросает на стол.

– Я не хочу, чтобы ты курила в квартире. И я не рада видеть вас. Я не выспалась.

– Мы тоже, – многозначительно заявляет Конни.

– Пришли осмотреть простыни, да?

– Клэр, послушай. Прошлая ночь была хорошей…

– Для меня тоже, милочка, – перебивает Клэр.

– …во многих отношениях. Но честно говоря, мы не достигаем того импульса, на какой надеялись.

– Это было весьма импульсивно там, где я стояла, – говорит Клэр. – Собственно, где лежала и ползала тоже.

Конни пропускает ее слова мимо ушей.

– Воглер не раскрывает ничего нового. В сущности, теперь, когда вы меньше разговариваете, мы получаем меньше материала, чем раньше.

– И это проблема?

– А как ты думаешь, Клэр?

Она вызывающе пожимает плечами.

– Я вот что скажу, – заявляет Конни. – Он вряд ли признается, когда его язык у тебя между ног.

– Я слышу нотку зависти? – вполголоса произносит Клэр. – Уж не нуждается ли сама психиатр в легкой терапии?

Конни делает раздраженный жест.

– Клэр, я понимаю конфликты, которые ты переживаешь. С одной стороны, ты чувствуешь себя используемой, оскверняемой этой операцией; с другой – этот мужчина вроде бы предлагает тебе любовь и возможность самоуважения. Но чтобы от операции был какой-то прок, тебе нужно обуздать эти чувства и продолжать работу.

– А он возможен?

– Что?

– Какой-то прок от операции?

Фрэнк бросает на Конни предостерегающий взгляд.

Клэр продолжает:

– Я вчера ходила в юридическую библиотеку и обнаружила там кое-что интересное. Слышали когда-нибудь о процессе «Кесселс против государства», постановления Верховного суда от восемьдесят четвертого года? Нет? Ну так позвольте изложить его суть. Любые записи, сделанные без ведома и согласия подозреваемого, не могут быть приняты как доказательство.