Сердце крысы - Лариса Миронова

И это, пожалуй, было единственно приятным событием в нашей жизни. А Она, эта жизнь, уже давно не шла своим чередом, а катилась кубарем в тартарары.

Печать выплескивала на головы обывателя ушаты всевозможной галиматьи, с нею ещё кое-кто пытался бороться.

Но на смену вчерашней галиматье каждое утро газеты приносили пять-шесть свеженьких…

И вскоре толмачи и вовсе сложили с себя полномочияа крысы приветствовали друг друга возгласами – чтоб вам поскорее сдохнуть!

Чтобы окончательно не потерять рассудок, Малыш повадился ходить ко мне за разъяснениями. Не поверив моим словам, что власти хоть и плохо, но всё же радеют за народ, Малыш пробрался в здание Лиги и без труда установил, что:

1. Большей части её членов нет на месте

2. Один перематывает леску для спининга

3. Второй занят составлением сметы для постройки дачи для своей тёщи на Шишманских островах – и расходы идут за счет программы укрепления семьи

4. Все остальные заняты составлением в условиях, приближенных к обстановке строгой секретности, составляют Списки Противников Нового Режима.

Вот так свободно трудились слуги народа, ещё совсем недавно освобожденного от рабского труда.

Малыш был явно озадачен таким поворот дела.

– Как же мы тогда живем, если нами так управляют?

– Думай, – сказал я.

А что скажешь, когда говорить нечего?

Но он принял эту жалкую расписку в собственной беспомощности, как руководство к действию и умчался прочь.

А когда вернулся, на простодушном лице его была написана безумная радость.

– Я знаю! Знаю! – счастливо кричал он, будто нашел ответ на главный вопрос жизни – жить или не жить, а если жить, то – с кем?

– Ну, говори, – сказал я, снисходительно поглаживая его по мокрой от пота головке.

– Это масоны! Нам в школе сказали! У нас самые продвинутые учителя!

– В школе вам ещё не то скажут, особенно продвинутые, – начал сердиться я – неужели все мои уроки тебе не впрок?

– И говорили – не то! Но этому уже никто не верит! – задиристо кричал Малыш и топал ножками.

– А что же «не то» говорили?

– Ну, про агентов ЦРУ и даже самого Моссада, – неохотно ответил он.

– А почему же вы этому не стали верить? – заинтересовался я. – Всегда ведь верили. И мы, и наши деды и отцы.

Малыш весело рассмеялся.

– Как могут нами управлять те, у кого самих башню снесло?

На это мне ответить было нечего, и я прогнал Малыша, на всякий случай дав ему увесистого пинка под зад. Но всё же знаний у меня бы – ло больше, и я мог доказать почти наверняка, опираясь на опыт мировой истории, что правительство вполне может управлять страной и её окрестностями будучи вполне «без башни».

Что правительство нашей стаи бездействует, уже и для маленьких детей не было секретом. На все видные посты всегда выбирали из одного того же, побитого молью и весьма потертого на самых видных местах номенклатурного хлама.

Никто не спорит, что ценность такого деятеля год от года всё выше – это «вечные ценности»! Ведь чем больше грехов накапливалось на его совести, тем большим был его политический вес.

Правительство без повода и по поводу ротировали, президента объявляли очередным козлом и бросали его кости на обгладывание возмущенным трудящимся массам. Этому порочному кружению, казалось, не будет конца…

Конечно, всякая власть склонна обижать честных и правдивых, но даже самая отвратительная власть ничего бы не смогла сделать с народом, если бы он сам не сделал всё, что мог, с самим собой, предпочитая стоять на коленях и рыть носом землю.

Народ молчал, и власть, всё же опасаясь, что это молчание – и есть тот самый страшный вызов, ответить на который нельзя ни по существу, ни в принципе, спешно взялась за изготовление очередной оппозиции, взамен провалившейся прежней. Заказные политики правого и левого толка, надев маски тигров и бедных овечек, без устали вещали «от имени» и «по поводу», но толка было ноль, и народ продолжал молчать.

Дать слово этому великому молчанию могла только мысль, а мысль могла быть рожденной только словом поэта-провидца. Однако их, извечных соперников власти, уже давно запретили во всех уездах – под тем лишь предлогом, что надобно беречь народный слух…

Итак, страна крыс погрузилась во мрак и отчаяние, и нести свет истины было решительно некому.

Интеллигенция, отвернувшись от людей, бессовестно пресмыкалась и проводила свои творческие встречи исключительно у кормушки; армия же, наоборот, сомкнув свои ряды, плечом к плечу, стояла перед лицом народа, направив в его немощную грудь свои новенькие автоматы с оптическим прицелом – им теперь за это платили зарплату. Так что не верьте лживым голосам заграничных злопыхателей – у нас далеко не все были безработными.

Ученые выдвинули основную концепцию нового времени – глобального крушения гуманизма за полной его ненадобностью. Добро и Справедливость уже давно были отправлены на отдых, а Зло отправилось на гульки в сопровождении пышной свиты сильных мира всего…

И всё же, как ни мрачна была действительность, лучик надежды, конечно, пробился. Таков закон природы – юная поросль, едва у них прорезались глазки, тут же прозрела и стала повсеместно дружно отрицать отрицание.

Кто был во главе, конечно, не сложно догадаться.

Малыш был молод и горяч, но учился прилежно. Я проводил с ним долгие часы в беседах по истории и философии. А матушка, очень гордясь своим чудесным отпрыском, часто, стараясь остаться незамеченной, приходила вылизывать шубку крысенка, хотя он уже давно стал настоящим лимонником.

Власть, видя такую угрозу, ничего лучше не придумал, как создать отряд своих собственных, вполне респектабельных, в духе вчерашнего времени, боевиков, снабдив их для маскировки лимонной спецодеждой. Но всё равно – их было издалека видно, и особого успеха эти, сфабрикованные на конвейере власти лимонники, не имели, даже если их запускали в прямой эфир двадцать четыре раза в сутки…

Итак, подтвердился основной закон существования – жизнь не может прекратиться навечно, не бросив в почву зерна новой поросли.

Юные искатели истины начали с главного – отказа пожирать своих родителей. Их даже не могли приохотить к этому, уже ставшему привычным, занятию, бесплатные соусы и приправы из далёких экзотических стран.

28

Чёрт! Работы Милева признаны ударным результатом группы! Ха! Ха! И ещё раз – ха!

Ну а мои дела, это понятно, пошли совсем препаршиво. Из плана моё направление вышибли, дядька в Минздраве прямо сказал – до седых волос дожил, а ума, чудак, не набрался! (Он, конечно, использовал другую букву, и это было очень неприятно…)

Какие-то бюрократические букашки – учат меня жить!

Теперь мы оба – я и наш престарелый шеф – не у дел. И тогда, прикинув все «за» и «контра», я толкнулся к Милеву, этому нынешнему флагману перестройки, бесспорному фавориту нашего научного Олимпа.

Ладно. Всегда приходится чем-то поступаться. Прорвемся вместе на передовые рубежи, а там видно будет.

Только бы эта дурища не зачуяла подвоха! Она свой долг перед человечеством выполнит – не сжалится! Но я не Иисус Христос, и – слава тебе, господи, на этом!

Но она! И живут же такие растения на свете! А может, просто она взнервлена всякой блажью, и меня шизофреником сделать хочет? Ну, уж нет! Этого точно никогда не будет!

Или – боги лишили меня рассудка, решив построже наказать?

Хорошо, всемогущие, вызов принят – ваш покорный слуга перестал быть покорным.

29

Опять этот невротик что-то бормочет у клетки! Какая гадость, когда эксперимент ведет этот шибзик! И ещё он берется рассуждать, что предпочтительнее – быть существом разумным или дикой природой? Я повалился на спину и дрыгал лапами целую вечность. Если вы вдруг подумали, что я целовал вечность, находясь в такой позе, то вы просто не знаете наших обычаев.

Ах, если бы он знал, этот неумный двуногий, как страдает зверь! Как тоскует его душа! Так сильно страдать могут только малые дети…

Страдал ли ты, Угрюмый, так, как повсечасно страдаю я? Страдание тем сильнее, чем меньше возможности его открыто выказать. Я не верю страданиям поэта – пусть плачет и рыдает их слезливая муза, в сердце поэта полярный лед…

0, я тебя вполне раскусил, Угрюмый! Ты вопишь – назад, к природе. Закон джунглей для тебя сегодня важнее всех иных законов жизни. Но ты и предположить не можешь сейчас, на какие мучения ты себя обрекаешь! Ведь ты никогда не сможешь стать зверем до конца. А если бы и стал им, то ужаснулся бы тому, какая невероятная сила разрушения опрокинула бы твою душу!

Ты ослеплен безумной идеей владычества над сутью и кое в чем ты преуспел! Но страдать ты стал ещё сильнее!

Ты в тупике! Туда ли ты стремился? Назад пути оттуда не бывает… Путь один. И в начал пути нет невинности. Не к зверю или к ребенку, а к богочеловеку!

Это даже мне понятно, преподобной крысе…