Работа актера над собой в творческом процессе воплощения - Константин Станиславский

По мере роста фразы у Вельяминовой усиливалась потребность в ударных словах. Скоро она так спуталась в них, что уже не могла связать двух слов.

Аркадий Николаевич очень смеялся на ее испуганный и растерянный вид, а потом сказал ей серьезно:

— Ваша паника произошла потому, что у вас потребность побольше ставить ударения, а не побольше снимать их. Между тем чем их меньше, тем фраза яснее, конечно, если при этом выделяются немногие, но самые важные слова. Снимать ударения так же трудно и важно, как и ставить их. Учитесь и тому и другому.

Сегодня вечером Торцов играет, и потому урок окончился раньше. Остаток времени с нами занимался Иван Платонович «тренингом и муштрой»{14}.

……………………… 19… г.

— Я прихожу к заключению, что прежде чем учиться ставить ударения, вам надо уметь снимать их, — говорил сегодня Аркадий Николаевич.

— Начинающие слишком стараются хорошо говорить. Они злоупотребляют акцентуацией. Надо в противовес этому свойству научить снимать ударения там, где они не нужны. Я уже говорил, что это целое искусство, и очень трудное! Оно, во-первых, освобождает речь от неправильных ударений, набитых в жизни дурными привычками. На очищенной таким образом почве легче распределить одни правильные акцентуации. Во-вторых, искусство снимания ударений поможет вам в будущем на практике, и вот в каких случаях: при передаче сложных мыслей или запутанных фактов часто приходится напоминать для ясности отдельные эпизоды, подробности того, о чем говоришь, но так, чтобы они не отвлекали внимания слушающих от основной линии рассказа. Эти комментарии надо излагать ясно, четко, но не слишком выпукло. При этом следует быть экономным в пользовании как интонациями, так и ударениями. В других случаях, при длинных тяжелых фразах, приходится выделять лишь некоторые отдельные слова, а остальные пропускать четко, но незаметно. Таким приемом речи облегчается трудно написанный текст, с которым нередко приходится иметь дело артистам.

Во всех этих случаях искусство снимать ударения окажет вам большую услугу.

Аркадий Николаевич вызвал на сцену Шустова и приказал ему повторить рассказ о «хорошем человеке», но так, чтобы выделить в нем только одно-единственное слово, а с остальных снять ударения. Такую скупость надлежало оправдать тем или другим вымыслом воображения. На прошлом уроке почти такая же задача не удалась Вельяминовой. Но и сегодня Шустов не сразу справился с ней. После нескольких неудачных опытов Аркадий Николаевич сказал ему.

— Странно, Вельяминова думала только о постановке ударений, а вы — только о снятии их. Не надо преувеличивать ни в ту, ни в другую сторону. Когда фраза совершенно лишена ударений или перегружена ими, речь теряет всякий смысл.

Вельяминовой были слишком нужны, а вам чересчур мало нужны ударения. Это происходит потому, что у обоих не было под словами ясного, четкого подтекста. Создайте же его в первую очередь для того, чтобы было что передавать другим и чем общаться с ними.

Оправдайте при этом каким-нибудь вымыслом воображения скупость вашей акцентуации.

«Не так-то легко это сделать!» — подумал я.

Но Паша, по-моему, очень хорошо вышел из затруднения. Он не только оправдал скупость акцентуации, но и нашел такие предлагаемые обстоятельства, при которых было легко перекидывать единственное допускаемое ударение с одного слова на другое, когда Аркадий Николаевич заставил его делать это. Вымысел Паши заключался в том, что все мы, сидевшие в партере, будто бы делали ему допрос по поводу прихода «хорошего человека». Этот допрос, по вымыслу Паши, вызван недоверием к действительности передаваемых им фактов, к правдивости его утверждений по поводу прихода «хорошего человека». Оправдывая себя, Паше приходилось настаивать на верности, правильности каждого слова его рассказа. Вот почему он выделял по порядку каждое из них и точно вдалбливал акцентируемые слова в наши головы. «Xоро́ший человек пришел сюда» и т. д., «Хороший челове́к пришел сюда и т. д.», «Хороший человек прише́л, пришел сюда и т. д.», «Хороший человек пришел сюда́, сюда́ и т. д.». При этих старательных выделениях каждого нового ударного слова Паша не ленился каждый раз договаривать одну и ту же фразу до конца, тщательно снимая с нее все ударения, за исключением одного выделяемого слова. Это делалось для того, чтобы не лишать смысла и силы главное, ударное слово. Взятое отдельно, вне связи со всем рассказом, оно, естественно, теряло бы свой внутренний смысл.

После того как Паша закончил заданное упражнение, Аркадий Николаевич сказал ему:

— Вы хорошо ставили и снимали ударения. Но только зачем такая торопливость? Зачем комкать ту часть фразы, которую надо лишь затушевывать?

Торопливость, нервность, болтание слов, выплевывание целых фраз не затушевывают, а совершенно уничтожают их. Но ведь этого не было в ваших намерениях. Нервность говорящего только раздражает слушающих, неясное произношение злит, так как заставляет их напрягаться и догадываться о том, чего они не поняли. Все это привлекает внимание слушающих, подчеркивает в тексте как раз то, что вы хотите стушевать. Суетливость тяжелит речь. Облегчает же ее спокойствие и выдержка. Чтобы стушевать фразу, нужна нарочито неторопливая, бескрасочная интонация, почти полное отсутствие ударений, не простая, а особая, исключительная выдержка и уверенность.

Вот что внушает спокойствие слушающим.

Ясно выделяйте главное слово и пропускайте легко, четко, неторопливо то, что нужно лишь для общего смысла, но что не должно выделяться. Вот на чем основано искусство снятия ударений. Вырабатывайте эту выдержку речи в классе «тренинга и муштры».

Новое упражнение заключалось в том, что Аркадий Николаевич велел нам расчленить рассказ о «хорошем человеке» на ряд отдельных эпизодов, которые нужно было выделять и ясно рисовать.

Первый эпизод: хороший человек пришел.

Второй эпизод: хороший человек выслушивал причины, мешающие увидеть того, кто ему нужен.

Третий эпизод: хороший человек огорчился и недоумевал — ждать ему или уходить.

Четвертый эпизод: хороший человек обиделся, решил никогда не возвращаться и ушел.

Получилось четыре самостоятельных предложения с четырьмя ударными словами, по одному в каждом такте.

Сначала Аркадий Николаевич требовал от нас только четкой передачи каждого факта. Для этого нужно ясное ви́дение того, о чем говорится, выразительность и правильная расстановка акцентуации в каждом такте. Пришлось мысленно создавать и рассматривать внутренним зрением те ви́дения, которые надо было передавать объекту.

Потом Аркадий Николаевич потребовал, чтоб Паша не только описал то, что произошло, но и дал нам почувствовать, как совершились приход и уход «хорошего человека».

Не только что, но и как.

Он хотел увидеть из его рассказа, в каком настроении хороший человек пришел. Был ли он бодр, весел или, наоборот, грустен и озабочен.

Для выполнения этой задачи потребовалось не только самое ударение, но и окрашивающая его интонация. Далее Торцов хотел понять, о каком огорчении шла речь: о сильном, глубоком, бурном, тихом?

Аркадий Николаевич интересовался также тем, в каком настроении было принято решение уйти и никогда не возвращаться: кротко или угрожающе? Для этого пришлось соответствующим образом окрашивать не только ударные моменты, но и весь эпизод.

Аналогичные упражнения по снятию и постановке ударений были проделаны и с другими учениками.

……………………… 19… г.

Мне надо было проверить, правильно ли я усвоил то, что за последнее время узнал на уроках Аркадия Николаевича. Он прослушал монолог Отелло и нашел много ошибок в расстановке ударений и приемах акцентирования.

— Правильное ударение большой помощник, а неправильное — помеха, — заметил он мимоходом.

Чтобы исправить ошибки, Аркадий Николаевич приказал мне тут же в классе заново переставить ударения в монологе Отелло, а потом вторично прочесть его.

Я начал такт за тактом вспоминать текст монолога и намечать в нем те слова, которые, по-моему, подлежат выделению.

— «Как волны ледяные понтийских вод». Обыкновенно при чтении этого такта, — объяснял я, — ударение само собой ложилось на слово «вод». Но теперь, сообразив хорошенько, я его переношу на слово «волны», потому что в этом такте речь идет именно о них.

— Решайте! — обратился Торцов к ученикам. — Так ли это?

Все наперебой стали кричать: кто «волны», кто «ледяные», кто «понтийских». Вьюнцов надрывался изо всех сил, хлопоча за выделение слова «как».