Злая Русь. Зима 1237 (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

— Не дам резать мою скотину!

— Да что вы дурака слушаете, гоните болезного отсюда, чего народ смущает?!

Еруслан словно ждал этой фразы — его губы исказила кривая, победная улыбка, после чего он громко воскликнул:

— Мыслю я, что не дурак это никакой, а бродник переодетый! Да что пришел он сюда не просто так, а татарвой был заслан — народ бередить, да люд из домов в леса выгнать накануне морозов, чтобы бабы и детки в чаще сгинули от зверья или голодной смерти!

— Да!!!

— Гнать его отсюда надо!

— Бей бродника!!!

При последних словах почерневший лицом Ждан схватился за рукоять сабли, в то время как я ошарашенно замер, изумленный подобной подлостью. Это ж надо! Я допускал, что невзлюбивший меня старший дружинник попытается устроить какую подляну. Но чтобы вот так вот, прямо обвинить меня в шпионаже да предательстве?! Чересчур круто! И ведь после подобных заявлений всю сторожу в буквальном смысле живота лишить могут… Вот ведь тварь!

Не дожидаясь, когда подогретые Ерусланом люди кинутся на нас с палками да кулаками, на что бродник наверняка ответит — пусть не саблей, а плетью (дав повод нахмурившимся Пронским дружинникам атаковать сторожу!) — я энергично поддал пятками бока Буяна, посылая его вперед. Одновременно с тем ножны покинула подаренная Михаилом Всеволодовичем булатная сабля, и люди испуганно подались назад — а я дико закричал:

— Вот! Вот дар княжича мне за советы разумные по укреплению Пронска! То было при дружиннике меня оклеветавшем, и зависть его взяла черная! Потому-то он меня и оболгал — сгубить хочет, а саблю булатную с самоцветами себе забрать! Кликайте же сюда княжну Ростиславу, пусть она свое слово скажет — ибо княжна все своими глазами видела, все слышала! Нет обмана в моих словах — правду говорю я про татар!

Люди, удивленные моими словами, заозирались, с любопытством и неподдельным интересом рассматривая теперь уже Еруслана. А что, моя версия вполне логична и обыденна, и понятна всем окружающим! Зависть — чувство древнее, знакомое людям по всей земле. Разыгравшаяся же на глазах жителей погоста сцена им точно интересна — бабы ведь собрались в основном, а какие у них тут развлечения? Песни, танцы, да сплетни! А тут вдруг целое представление в лицах!

Дружинник, побагровевший от гнева и возмущения (кстати, какого-то неестественного, с сабелькой-то видать в точку попал!), дико возопил:

— То ложь! Лжет бродник подлый!!! Да я тебя за поклеп…

Но на последних его словах я, и так уже заведенный до предела, буквально взорвался:

— Что?! Что ты сделаешь, пес паршивый?! Крови моей хочешь?! Так возьми — в схватке честной, один на один! И пусть Господь рассудит, кто правду речет, а кто лжет! Божий суд!!!

С этими словами я соскочил с коня, сняв с седла среднего размера овальный щит. При этом все собравшиеся у церковки люди как кажется, затаили дыхание от изумления и предвкушения — началось самое интересное! Вперед, правда, подался молчавший до того батюшка — видно, ранее сказать ему было нечего, да и разборки между ратниками духовенства вроде не касаются. Но, очевидно, не касаются до момента смертоубийства, да еще и с отсылкой на Бога — притом, что Господь никогда о подобных «судах» ничего не говорил! Однако прежде, чем священник сумел бы вмешаться, Еруслан громогласно заявил:

— Принимаю! Пусть Бог нас рассудит! Разве что честно ли нам биться, когда в твоих руках булатный клинок?

Смерив с ног до головы презрительным взглядом старшего дружинника, я едко заметил:

— А разве честно было лгать обо мне?! Впрочем, пусть будет по-твоему!

С этими словами я убрал подаренную саблю и вытащил из притороченных к седлу ножен свой старый, привычный клинок. Вернув мне усмешку, Еруслан также обнажил оружие и несколько грузно слез с коня, создав полное впечатление неуклюжести и медлительности, что вызвало у меня довольную улыбку. Может, ты и был хорош лет так пять назад, но сейчас зажрался, дружинный, оброс жирком, замедлился и наверняка утратил былую сноровку…

С этими мыслями я двинулся навстречу к противнику, также шагнувшему вперед. Народ быстро сориентировался, образуя вокруг нас круг-«ристалище», что-то ободряюще закричали ратники с обеих сторон, только один батюшка попытался несмело вмешаться:

— Да вы чего? Вы чего удумали, охальники, кровь друг другу пускать?! Да разве ж это по-христиански?! Разве можно…

Но никто на батюшку внимания не обратил, а его не слишком громкие возражения прервал зычный оклик Ждана:

— Егор, пусти борову кровь!

— Да, бей его!

— Не подведи, дружинный, упокой бродника!

М-да… Слишком велика оказалась наша взаимная ненависть и желание скрестить клинки — так велика, что передалась собравшимся на площади людям, возжелавшим во что бы то ни стало увидеть кровь, и потому не услышавшим увещеваний священника… Правда, бабы с малыми детками поспешили удалиться — зато остальные сплотились вокруг нас неразрывным кольцом.

Всего за пару ударов сердца мы с дружинником сблизились настолько, чтобы я мог разглядеть цвет его глаз — серый, кстати. Злобно скривив губы, Еруслан с ненавистью прошептал:

— Ну что, бродник, готов смерть принять?!

— А ты что, дурак, выходит в свою ложь сам поверил?!

Ничего не ответив, противник резко скакнул вперед, умело рубанув сверху-вниз, с правого бока. Но я успеваю перекрыться плоскостью клинка, направленного острием вниз — и тут же на обратном замахе рублю с оттягом в ответ, целя в основание шеи! Однако поединщик умело перекрывается щитом — и неожиданно резко бьет ногой в мой живот, оттолкнув назад и заставив на мгновение потерять равновесие. Всего на мгновение — но в этот самый миг на мою голову обрушилась вражеская сабля!

В голове шумит, в глазах на секунду темнеет… Зараза! Еруслан, видимо, только прикинулся грузным и неповоротливым! А теперь вот подловил… Клинок дружинника хоть и не прорубил шелома, но явно оглушил меня, отправив в состояние «грогги». И тут пригодился мой спортивный опыт: в полубессознательном состоянии я инстинктивно развернулся на пятках, резко выбросив правую руку, описавшую стремительный полукруг! Этакий «бэкфист» с саблей, обрушившейся на изумленного противника, готовившего добивающую атаку — а теперь вынужденного защищаться! Причем удар получился столь сильным и быстрым, что мой клинок провалил поставленный противником блок, и самым острием зацепил тому щеку! Ближник княжича невольно вскрикнул, отступив на шаг назад — и тут же я резко бросился вперед, ударом щит в щит свалив поединщика на колени!

Еще не полностью придя в себя, я спешу добить противника — и допускаю совершенно глупую, дурацкую ошибку, от души рубанув по умело подставленному под удар умбону! С громким лязгом моя сабля раскололась, оставив в руке обломок клинка, на коий я оторопело, с ужасом уставился, еще не веря в произошедшее…

— Еруслан, стой!!!

Отчаянный и одновременно с тем грозный девичий окрик заставил вскочившего на ноги дружинника задержать уже занесенную для удара саблю! А меня он наоборот подстегнул: отбросив бесполезный обломок и одновременно с тем разжав пальцы на ручке-перекладине щита, я резво ныряю под вооруженную руку противника, и, чуть присев, крепко обхватываю его корпус сбоку. Наваливаю поединщика на себя — и тут же резко распрямляю колени, спружинив на них, и одновременно с тем изогнув спину, словно пытаясь встать на мостик! Лихо ругнувшись — тяжелый ведь, зараза! — и уже падая на спину, я разворачиваюсь в полете лицом к земле, в то время как Еруслан смачно впечатывается спиной в утоптанную площадь…

Не знаю, как смотрелся прогиб со стороны, получился ли он чистым, или нет, но жахнулся об землю грузный дружинник крепко, охнув от удара! Более увесистый щит он выпустил, а вот саблю удержал — но клинок оказался зажат моим телом…

Обвив предплечьем левой все еще вооруженную руку дружинника и зафиксировав ее под локтем, я резво разворачиваюсь на пятой точке, заправив правую ногу под лопатку поединщика, а левую закинув сверху, фиксируя узел. И тут же встаю на мостик, ломая локтевой сустав противника! «Рычаг», конечно, получился не особо чистым — но не успевший никак сконтрить Еруслан (еще бы, без опыта в единоборствах, это тебе не сабелькой махать!) вскрикнул от резкой боли, выпустив рукоять клинка! Одурев от выброса адреналина в кровь, я тут же выхватил из поясных ножен нож, желая добить поверженного врага, но тут вновь раздался резкий окрик княжны: