Вор и маг. Трилогия - Алексей Свадковский

У учителя была хорошая библиотека. Она собиралась на протяжении поколений и передавалась от учителя к тому, кого он выберет своим преемником. В основном там были книги о волшебстве, но были и те, которые меня интересовали сейчас в первую очередь: исторические хроники, в которых описывались важные события, происходившие в разных странах: войны, эпидемии, восстания и т. д. В них я надеялся найти зацепку к будущему сокровищу. Я хотел найти что-то достаточно большое, что оправдало бы риск использования некромантии. Запрет на применение этого волшебства никто не отменял, и если я попадусь, то ни гильдия, ни учитель мне не помогут. Если не убьют на месте, то, по меньшей мере, я буду объявлен вне закона, и на меня будут охотиться Озарённые, как на бешеную собаку, пока не поймают и не казнят. Поэтому при поиске сокровищ мне следовало максимально сохранять тайну. Надо будет всё продумать, прежде чем что-то предпринимать. Но сама идея стоила того риска, на который придётся идти. Так я мог решить сразу две проблемы: денег, и возможности попрактиковаться в магии смерти. Поэтому, хоть риск и был, но если сделать всё незаметно, то никто ни о чём не узнает, а Озарённые и дальше будут охотиться на всяких недоучившихся колдунишек, обманывающих на улицах города простачков…

…Погруженный в чтение хроник, я и не заметил, как наступило утро нового дня, поэтому очень удивился, увидев на пороге Седру, нашу кухарку, внёсшую в библиотеку поднос с завтраком.

— Мастер Арен, у вас в спальне, на вашей кровати спит какой-то ребёнок.

Ах, да! Я вспомнил о ребёнке, которого вчера привёл домой.

— Седра, покорми малышку завтраком, и помой её. Уж больно она чумазая. И ещё подумай, может быть что-то найдёшь из одежды. После того, как приведёшь её в порядок, отправь её ко мне. Я отведу её назад в дом милосердия: там могут волноваться.

— Хорошо, как скажете, мастер Арен, — почему-то внимательно посмотрев на меня, сказала Седра.

А я снова погрузился в чтение хроник. В них как раз описывалась война между двумя давно забытыми королевствами. Из кухни доносились разговоры; спустя некоторое время по дому расползлись вкусные запахи еды, а внизу загремели тазы, в которых подогревали воду. Все эти звуки и запахи изрядно отвлекали меня от работы и мешали сосредоточиться. Заметив, что я в третий раз перечитал страницу, но так и не смог вникнуть в то, что в ней было написано, я понял, что пора отдохнуть, и решил позавтракать ароматными блинчиками и свежими фруктами из нашего сада.

Когда Седра снова позвала меня, я не сразу узнал в красивой, улыбающейся девочке в нарядном коричневом платье и небольших башмачках вчерашнего заморыша. Оказывается, у неё были рыжие волосы. Она сидела вместе с моим учителем за столом, и о чём-то весело болтала с ним. А Седра, явно довольная моим удивлением и своей работой, сказала:

— А всего-то надо немножко любви, немножко доброты, и большой таз горячей воды. И из серого воробышка получился настоящий лебедь. Платье у меня осталось от старшей дочери, я его ей сама когда-то сшила, но та уже давно выросла, а я вот всё его хранила как память. А тут пригодилось! Нашей малышке оно как раз впору пришлось.

— Доброе утро, Арен! — поприветствовал меня учитель, наконец, отвлекшийся от разговора и заметивший меня.

После завтрака, проходившего в этот раз намного веселее, чем обычно, благодаря моей гостье, я повёл Леду в приют, где уже наверняка начали волноваться и-за её отсутствия. Всю дорогу ребёнок шел со мной молча, глядя себе под ноги. Мне тоже не хотелось с ней расставаться, но у неё уже был дом, где её ждали. Может быть, её даже разыскивали.

Дом милосердия стоял на задворках храма Мелираны, так что его почти не было видно, и если не знать, что он тут есть, найти его было сложно. Как хозяйка порой прячет перед приходом гостей грязное белье или мусор, так и приют, где жили дети, находился в самом конце храмового комплекса, укрытый от людских глаз высокой стеной. Подойдя к серой, унылой стене с обвалившейся штукатуркой, так не вязавшейся с великолепием храма с его колоннадой, фресками и мраморной облицовкой, я долго стучал в двери, прежде чем мне открыли. На пороге стояла какая-то неопрятная толстуха в грязном, заляпанном хитоне храмовой прислужницы, и хоть солнце уже встало давно, женщина, видно, только проснулась.

— Чего надо? — буркнула она. Увидев рядом со мной малышку, она сказала:

— Детей не принимаем. Приют и так переполнен. Нам и тех, кто есть, кормить нечем.

Она, видимо, подумала, что я привёл девочку, чтобы отдать в приют. Удивлённый таким словам, я спросил:

— А разве у вас вчера девочка лет семи не потерялась?

Жрица, подумав, ответила:

— Ещё не знаю. Я их не пересчитывала. Может, кто и сбежал за ночь. Мы здесь никого не держим…

— Разрешите, я войду!

Не дожидаясь согласия, я плечом оттолкнул служанку и зашёл во двор, который огораживала стена. Унылый серый двор с тремя чахлыми деревцами, в котором толпа ребятишек во что-то играла. Само здание, где находился приют, удручало. Оно было похоже на стену, окружавшую его: такое же грязное, старое и неопрятное.

Проведя ребёнка вовнутрь, я собирался с ней попрощаться, когда девочка неожиданно крепко обхватила меня за ноги, и, прижавшись, начала плакать:

— Не оставляйте меня, пожалуйста! Заберите к себе! Я здесь никому не нужна, и никто меня тут не любит. Только постоянно бьют и ругают. А я буду вам помогать! Я мало кушаю, а все деньги, что соберу из милостыни, я буду вам отдавать! Вот, возьмите!

И она протянула мне горсть мелких монет. Я стоял, и не знал, что делать. Мне казалось, что оставить её здесь — это всё равно, что предать мою Амину. Может, она сейчас смотрит на меня из того мира, и я не хочу, чтобы ей было стыдно за своего папу. Слёзы навернулись мне на глаза. Дрожащим от волнения голосом я с трудом проговорил:

— Ну, не хочешь оставаться — и не надо. Пошли тогда назад домой. Только ты мне должна пообещать одно кое-что.

Сказав это, я присел на корточки, чтобы посмотреть в лицо ребёнка.

— Всё что угодно, папочка! — завопил ребёнок на весь двор, бросившись мне на шею.

— Ты больше никогда не будешь просить милостыню, — сказал я, обнимая рыжеволосое чудо.

Наш путь назад был радостным и оттого коротким. Ребёнок почти бежал, торопясь домой, крепко держась за мою руку, и буквально светился счастьем. Казалось, она не шла, а летела на маленьких крыльях, и тащила меня за собой, а я едва поспевал за ней. На душе было радостно. Глядя на счастливого ребёнка, я и сам улыбался, и чувствовал себя счастливым впервые за очень долгие годы.

Дверь нашего дома нам долго не открывали. Наконец, когда она открылась, я увидел Седру с заплаканными глазами.