Черный день - Алексей Доронин

Но поразмышлять об этом парню не дали, ненавязчиво подтолкнув в спину. Мол, не задерживай людей. Впрочем, его уже не надо было подгонять. Его нос учуял другие запахи, гораздо приятнее. Запахи еды!

Неприветливая женщина с осунувшимся усталым лицом сунула Саше в руки кулек, свернутый из газетного листа. Данилов быстро убрал его в заранее приготовленный пакет и уже собирался толкнуть тяжелую железную дверь, когда услышал приближающийся гомон и топот. Из неосвещенных глубин магазина появились грузчики, которые притащили четыре мешка с чем-то сыпучим. Вид у них был даже более утомленный, чем у 'продавщицы', как его по привычке тянуло назвать женщину, стоявшую на раздаче.

- Все, амба, - зло бросил один, опуская тяжелый куль у прилавка. - Нету больше макарон.

- Да ты чего? - вытаращилась раздатчица. - Там же сорок пять было...

- Было да сплыло. Семеныч ноги приделал.

- Как?! Когда, блин?

- Да вот, минут десять как. Вывел свою 'Газель', сука, типа домой поедет. Кто ж знал, что он загрузил ее под завязку. А эти тоже хороши, не обыскали. Мол, начальничек, значит, вне подозрений. Ну, подходим мы, значит, к этим, которые позавчера привезли. Чувствуем, что-то не то. А там цемент! Прикинь? Догнать бы... да где его, гада, теперь ловить.

Они еще долго обсуждали поступок коллеги, но Саша не слушал. В этот момент он заметил нечто, заставившее его мгновенно забыть о похищенных макаронах. Фортуна улыбнулась ему. Но улыбнулась не ласково, а хитро - дразня, подзадоривая. Лови момент, парень, не упусти свою удачу.

Стойка прилавка была открыта. На полу прямо перед ним стояли рядком десять пакетов - каждый вдвое больше врученного ему. Эти пайки были упакованы в полиэтилен, что делало их похожими на подарочные наборы, которые выдают школьникам на новогоднем утреннике. Через прозрачный материал можно было разглядеть их содержимое, выглядевшее так соблазнительно, что слюнки текли. Невозможно было удержаться.

Для кого их приготовили? Неважно. Саша думал о другом. Мысли неслись со скоростью курьерского поезда. Куда только подевались апатия и меланхолия! Через секунду в его голове созрел четкий план действий.

Пакетиков было больше десяти. Все взять нельзя, но если их станет парой меньше, никто сразу не заметит. Когда поднимется шум, он будет уже далеко, а разыскать в этом муравейнике человека никто не сможет и с собаками. К тому же из-за двух мешочков никто не станет ворошить эту кучу лишний раз. Люди и без того на взводе.

Александру не пришлось перебарывать себя, инстинкт сделал все за него. Он двигался словно на автопилоте, движимый древней атавистической программой, именуемой 'Выживание'.

Саша осторожно проверил взглядом каждого в зале. Как на экзамене - перед тем как достать 'шпору' и начать скатывать, надо отследить, куда смотрит каждый препод из комиссии, чтобы не запалиться. Даже отличники без этого не обходились. Да кто не знает - даже аспиранты списывали. В том числе и сорокалетние, убеленные сединами.

Родиться в России - жить не по правилам. Ходить по газонам, кидать мусор мимо урны, забираться на скамейку с ногами. Раньше это казалось Саше признаками азиатской дикости. И только теперь до него дошло, что если у русских и есть шанс, то он связан именно с этими особенностями народной души.

Раздатчица отвернулась от него, что-то обсуждая с грузчиками на повышенных тонах.

'Последняя... - доносилось до него. - Нет... На один день... Дальше что?.. Как?..'

Перегнуться через прилавок и протянуть руку не так уж сложно, когда в тебе почти два метра роста. На раз - расстегнуть молнию куртки. Два - плавно, бесшумно и быстро потянуться за самым ближним мешочком. Три - надежно спрятать его за пазуху и застегнуть молнию. Четыре - принять исходное положение.

Услышав легкий шорох, парень вздрогнул и обернулся. Позади него у самого порога стояла пожилая женщина в потрепанном желтоватом плаще и теплом платке и смотрела на него с укоризной.

Наверно, бойцы сжалились и пропустили ее без очереди. Как не вовремя, черт.

Чувствуя дрожь в коленках, Данилов слабо кивнул ей - мол, не выдавай, пожалуйста. Но бабка посмотрела на него и только покачала головой. Невысказанное обвинение повисло в воздухе как дамоклов меч. А может, и не было никакого обвинения, а он все придумал, так и не отделавшись от комплекса вины, от которого давно пора было избавляться.

Данилов вжал голову в плечи, засунул руки в карманы и вышел прочь. Его сжигал стыд, но он был безумно рад свалившемуся на него изобилию.

Александр давно понял одну важную вещь. То, что он родился в России, давало ему серьезные преимущества во время Армагеддона. Его родиной была страна, где каждый проходил неплохую высшую школу выживания, еще не успев окончить среднюю. Он был сыном народа, который никогда не умел нормально жить, зато прекрасно научился выживать.

Прав был великий сатирик Задорнов, тысячу раз прав. Правы были и те, которые за двести лет до него рассуждали о русской самобытности как гигантском адаптивном ресурсе. Это на своей шкуре прочувствовали и Гитлер, и Наполеон. Внутри у каждого русского запрятана скрученная пружина, которая в годину смут и катаклизмов распрямляется и позволяет хилым, заморенным людишкам превращаться в чудо-богатырей и сворачивать горы.

На Западе все было иначе. Данилов был там всего однажды и, конечно, видел только фасад, который мог быть и потемкинскими деревнями, но даже этих впечатлений ему хватило, чтобы составить представление о пассажирах 'Титаника', вышедшего в свое последнее плавание.

Да, тонуть они должны были с комфортом и шиком: 'Гарсон, еще шампанского, пожалуйста!'. Но уже тогда в его голову впервые постучалась мысль: 'Боже мой, да как же вы будете жить без этого? Куда денетесь, когда придут мор и глад? Когда прискачет конь блед со всадником, имя которому Смерть, и ад последует за ним? Кто принесет вам пиццу на дом? Кто почистит бассейн?'

Ведь отними у них эти ухоженные газоны, чистенькие заборчики, вымытый с шампунем асфальт и игрушечные домики, вежливых копов и продавцов, гуманные законы и 'демократические' выборы... Что останется? Ничего. Расслабленность, конформизм и эгоизм, а в результате - слабость. Беспомощность перед ордами новых Чингисханов, стоявшими у ворот. Саша знал, что когда-нибудь эта волна обязательно перехлестнула бы через плотины и накрыла бы захиревшую цивилизацию Запада как цунами.

В лондонской подземке и на улицах британской столицы можно было увидеть людей с любым цветом кожи. Но с белым - реже всего. Парню стало не по себе, и расизм тут был ни при чем. Просто ту страну создавала одна конкретная нация. Не ямайцы и не пакистанцы. А что с ней стало? Разбежалась по 'веселым' парадам да по клубам феменисток? Тогда у него родилось грустное двустишье: 'Нет величья былой белой расы. Здесь остались одни... папуасы'.

И без всяких ядерных бомб потомки завоевателей Нового Света пропали бы не за понюшку Колумбова табака. Всего лет через десять их сожрали бы голодные и злые 'дикари, питаемые человечиной', как пророчески заметил Маяковский. Придя из колоний, чтобы принять участие в дележе наследства умирающей Европы, эти черно-желтые люди сами стали бы колонизаторами. Они не мстили бы за увезенных в рабство прадедушек, за грабительские программы МВФ и бремя белого человека, которое им навязали с помощью пушек и кавалерии. Для этого у них была слишком короткая память. Они просто резали бы 'белых братьев' как волки овец. Как в свое время турки - армян, а немцы - евреев. Со вкусом, от души, когда беспомощность жертв только распаляет жажду крови.

Выродившихся потомков крестоносцев съели бы, как капитана Кука. И поделом, сами виноваты. Не надо кричать о произволе и геноциде. На войне нет хороших и плохих. Есть только свои и чужие, а также живые и мертвые. Победители пишут свою историю и забывают упомянуть в ней проигравших.

'Но это Запад. Русские не такие, - размышлял Александр. - Конечно, мы можем быть абсолютно бестолковыми как нация, но каждый из нас умнее и сильнее духом среднего европейца или американца. В разы и на порядки. Просто все мы были не на своем месте. Философ клал кирпичи или выращивал картошку, писатель с отвращением учил детей, прививая им на всю жизнь ненависть к знаниям, ассенизатор сидел в Госдуме, прирожденный вор - в министерском кресле. Страна, конечно, паскудная, но где еще найдешь таких людей?'

Что с ними делать? Как собрать гигантскую, но разнонаправленную энергию в один аккумулятор? Пока срабатывал только один способ. Пусть придет страшный дядя Джо...

'...Чтоб разъединить их всех, чтоб лишить их воли

И соединить навек в их земной юдоли

Под владычеством всесильным властелина Мордора'.

Данилов всегда подозревал, что милая страна, населенная зеленокожими орками, один в один срисована профессором Толкиеном со сталинского СССР. Но насколько же внушительно выглядят описания легионов мрака! В них чувствуется не только страх, но и невольное уважение человека Запада к этой силище.