Пик Дьявола - Деон Мейер

Клейн резко втянула носом воздух, как будто собиралась что-то сказать, но он не дал ей такой возможности.

— Я ухожу. Если хотите договариваться, договаривайтесь без меня.

— Мне нравится ваше предложение, — быстро сказала Клейн Андре Марэ — так, чтобы Гриссел услышал до того, как скрылся за дверью.

Тобела стоял у стойки отеля на набережной, когда принесли «Аргус». Разносчик кинул стопку газет на деревянную стойку; газеты упали с глухим стуком. Заголовок был прямо у него под носом, но он продолжал заполнять анкету гостя и не обратил внимания на крупные буквы:

«Линчеватель(ница?) преследует растлителей малолетних».

Он замер с ручкой в руке. Что там написано, что им известно? Администратор за стойкой что-то набирал на компьютере. Тобела заставил себя заполнить анкету и передал ее администратору. Тот вручил ему электронный ключ от номера и объяснил, как найти номер.

— Можно взять газету?

— Конечно. Я впишу ее стоимость в ваш счет.

Он взял газету, сумку и пошел к лестнице. По пути он читал:

«За день до того, как должен был быть вынесен приговор по делу Колина Преториуса (34 года), обвиняемого в нескольких случаях растления и насилия над малолетними, он, очевидно, стал второй жертвой человека, которою называют линчевателем с ассегаем. Неизвестный мстит за преступления, совершенные против детей».

Тобела понял, что стоит на одном месте. Сердце в груди глухо колотилось. Он поднял голову, поднялся на площадку второго этажа и только там стал читать дальше.

«Сотрудник полиции, ведущий расследование, инспектор Буши Безёйденхаут из отдела особо тяжких преступлений (ООТП), не исключает возможности того, что орудие преступления было тем же самым, которым три дня назад убит Энвер Дэвидс.

Вчера в эксклюзивном репортаже, последовавшем после анонимного звонка в редакцию «Аргуса», мы сообщили, что орудием преступления является ассегай…»

Сколько им известно?

Глаза забегали по строчкам.

«Инспектор Безёйденхаут признал, что пока у полиции нет подозреваемых. В ответ на вопрос, не женщина ли убийца, он сказал, что не может давать комментариев по данному поводу (см. статью на с. 16, «Фактор Артемиды»)».

Тобела отпер карточкой номер, поставил сумку на пол и разложил газету на кровати. Потом пролистал до шестнадцатой полосы.

«Из греческой мифологии нам известна защитница детей, безжалостная охотница-богиня по имени Артемида, которая боролась с несправедливостью жестоко и беспощадно — она стреляла серебряными стрелами. Но похожа ли на нее женщина, которая мстит убийцам и насильникам детей?

«Возможно, линчевательница — женщина, — говорит эксперт-криминалист доктор Рита Пейн. — Если речь заходит о безопасности наших детей, мы безжалостны. Случалось, матери совершали серьезные преступления, даже убивали, чтобы отомстить за своих детей».

Но есть одна причина, почему предполагаемая современная Артемида не может оказаться женщиной: «Ассегай — не женское оружие, — утверждает доктор Пейн. — Иногда женщины пользуются ассегаем, но это всегда бывает случайный выбор, оружие подворачивается под руку. Женщина не станет выбирать ассегай заранее».

Однако это не исключает полностью той возможности, что за детей мстит женщина…»

Тобела дочитал статью до конца, и ему стало не по себе. Он сдвинул газету в сторону и, подойдя к окну, отдернул занавеску. Окно выходило на канал и на дорожку, ведущую на Ватерфронт. Он смотрел на нескончаемый поток машин и пешеходов. Что его гложет, в чем причина тревоги? То, что полиция расследует убийства, как будто он — обычный преступник? Он ведь знал, что так и будет, он не питал иллюзий на свой счет. Может, все дело в том, что на газетной полосе вся история выглядит мелкой, пустой? Какая разница, кто убивает насильников — мужчина или женщина? Лучше бы газетчики сосредоточились на сути вопроса!

Мерзавец делает черное дело. И платит за это жизнью.

— Артемида! — произнес он вслух, резко, словно выплюнул. Во рту остался неприятный вкус.

После того как она рассказала о Соне, священник как-то обмяк. Кристина понимала, что он очень устал. Его редеющие волосы прилипли к черепу; он то и дело приглаживал их своей крупной рукой. В свете, отбрасываемом настольной лампой, она заметила на подбородке растущую щетину, мятую голубую рубашку, неровно закатанные рукава. Он по-прежнему не сводил с нее глаз, по-прежнему не отвлекался от ее рассказа, но на его лице появилось настороженное выражение. Кристина поняла: он предчувствует беду, трагедию.

— Бенни, сегодня ты был очень убедителен, — сказал Клиффи Мкетсу, когда они следом за Андре Марэ вышли к машине.

— Раздражает она меня, эта долбаная миз, — признался Триссел и увидел, как напряглась спина идущей впереди сержанта Марэ. — Сержант, пожалуйста, не думайте, будто я женоненавистник, — сказал он. Он понимал, что с ним. Он понимал, что ходит по краю. Господи, таблетки ни хрена не помогают — постоянно тянет выпить, все тело словно превратилось в пересохшую глотку.

— Я так не думаю, инспектор, — ответила Марэ кротко, и ее кротость тоже раздражала.

— Вообще-то я ненавижу только таких женщин, как она. — Он передразнил: — «Это современная форма обращения к женщине; возможно, она еще не дошла до полиции». Почему им всегда нужно сказать про полицию какую-нибудь гадость? Ну почему?

Навстречу им по тротуару шли двое цветных. Оба подозрительно покосились на Гриссела.

— Бенни… — начал Клиффи, кладя ему руку на плечо.

— Ладно, — отмахнулся Гриссел, вынимая из кармана куртки ключи от машины.

Он отпер дверцу, сел и потянулся, чтобы отпереть пассажирскую дверцу. Мкетсу и Марэ сели в машину. Он вставил ключ в замок зажигания.

— Чего ради ей так не хочется, чтобы люди знали о ее семейном положении? Чего ради? Чем плохо обращение «миссис»? Или «мисс»… Шесть тысяч лет с этими обращениями все было хорошо, так нет, мать ее, ей непременно нужно быть какой-то поганой миз…

— Бенни!

— Чего ради, Клиффи?

Невыносимо. Ему надо выпить. Он нащупал в кармане клочок бумаги; он сам не помнил, что положил его туда.

— Не знаю, Бенни, — сказал Клиффи. — Поехали!

— Погоди минутку, — ответил он.

— Будь я на ее месте, я бы тоже хотела, чтобы меня называли «миз», — тихо сказала Андре Марэ с заднего сиденья.

Он нашел записку, отстегнул ремень, сказал «Извините» и вышел из машины. Прочитал номер на записке и нажал кнопки на своем мобильнике.

— Баркхейзен слушает, — ответил голос на другом конце линии.

Гриссел отошел подальше от машины.

— Док, ваши таблетки ни хрена не помогают. Я не могу удержаться. Не могу работать. Я в полном дерьме. Мне хочется всех избить. Док, я не могу больше так, сейчас куплю себе целый литр бренди и выпью. Слышите меня?

— Слышу, Бенни.

— Ладно, док, я просто хотел вам сказать.

— Спасибо, Бенни.

— За что спасибо?

— Ты сделал выбор. Но сделай милость, перед тем как выпьешь первую рюмку…

— Что мне сделать, док?

— Позвони жене и детям и скажи им то же, что и мне.

20

Она сидела и смотрела на Соню. Малышка лежала на большой кровати, подсунув ручку под щеку, а другую — еще по-детски пухлую — прижав к ротику. В окно светили лучи заходящего солнца; при свете волосы ее светились и переливались. Кристина сидела очень тихо и смотрела на дочку. Она не искала в ее чертах сходства с Вильюном, не восхищалась совершенством ее черт.

Тельце ее ребенка. Незапятнанное. Нетронутое. Святое, чистое, невинное.

Потом она расскажет девочке, что ее тело чудесно. Что она красива. Что быть красивой, привлекательной и желанной — не грех, не проклятие, а благословение свыше! Таким даром можно наслаждаться и гордиться. Она расскажет Соне, как приятно хорошо одеться, накраситься и, идя по улице, ловить на себе восхищенные взгляды мужчин. Это естественно. Они будут осаждать ее укрепления, как солдаты в бесконечной череде войн. Но у нее есть оружие, с помощью которого она позаботится о том, что ее завоюет только тот, кого выберет она сама, — любовь к себе.

Вот какой дар она принесет своей дочери.

Кристина встала и взяла новый нож, купленный в интернет-магазине. Она пошла в ванную и заперла дверь на задвижку. Посмотрелась в зеркало и легко провела лезвием по лицу — от брови до подбородка.

Как ей хотелось надавить посильнее! Как не терпелось разрезать кожу и ощутить жгучую боль!

Она сняла футболку, расстегнула за спиной застежку бюстгальтера; одежда упала на пол. Она поднесла кончик ножа к груди. Обвела сосок. Перед мысленным взором увидела, как полосует себя по груди. Она увидела надрезы, сделанные крест-накрест.