Чужие маски (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна

Лиля прикусила губу.

В ее голове медленно появлялась безумная идея. Но...

Почему бы — нет?

Пусть боги, если они есть, потом покарают ее за ложь, но здесь и сейчас она может сделать лишь одно, чтобы мужчине было полегче. И она это сделает.

— Тони, судьба сдала тебе еще одну карту.

— Да? И какую же?

Лиля коснулась живота.

— Ты так и не понял? Внутри меня растет ребенок. Твой ребенок.

Здесь и сейчас Лиля не задавалась вопросами морали и нравственности. Она не думала ни о чем и ни о ком. Существовал только этот зеленоглазый красавец, которыйтак несправедливо и обидно уходил в самом расцвете сил. Не успев — ничего.

Ни оставить детей, ни осчастливить кого-то из женщин...

После него не оставалось следа на земле, а здесь — здесь это было очень важно. Лиля отдавала ему то, что было у нее. Надежду на продолжение.

Лгала?

Что ж. Пусть Альдонай карает ее за эту ложь, а она считала, что поступает правильно. И глаза Тони, полыхнувшие почти инфернальным огнем, подтвердили ей — да. Все верно.

— Лили?

— Да. Последний раз женские крови у меня были еще на корабле. А потом, после волка — их уже не было. Вообще не было, понимаешь. И остальное тоже совпадает.

Лиля солгала. И солгала бы еще раз, и еще...

Только ради счастья, которое засветилось в зеленых глазах.

— Мой ребенок. Мой... сын?

-Да.

Тони протянул руку, коснулся живота женщины.

— Мой. Сын.

И столько было в этих двух словах, что Лиля поняла — она чем угодно поклянется, и где угодно солжет. А грех это или не грех... когда она предстанет перед Альдонаем, она попросит судить не по делам ее, а по милосердию Его. Пусть заглянет в ее сердце, и сам все поймет.

И никак иначе.

Если у Альдоная есть милосердие, Тони никогда не узнает о ее лжи. Он уйдет, веря, что оставил свой след на земле, и там — если там что-то есть — тоже будет в это верить. Так честно.

Да и сильно ли она солгала?Тони несколько раз спасал жизнь и ей и ребенку, а кто дал жизнь, тот и становится отцом. Хотя бы частично.

Разве нет?

Энтони несколько раз спас ей жизнь. И заслужил хотя бы это.

Они смотрели друг на друга, и по щекам барона Лоф- рейна медленно катились слезы.

— Мой. Сын. Сын... Альдонай, спасибо!

Лиля положила свою руку поверх руки Энтони.

— Тони, я клянусь тебе сберечь этого ребенка. Я скажу, что это сын Джерисона, я солгу где угодно, и он останется со мной. Я не избавлюсь от него, не отдам на воспитание, он будет расти в любящей семье. Пусть как Иртон, но я... я надеюсь вернуться к мужу. Ты понимаешь меня?

— О, да. И я тоже надеюсь, что ты к нему вернешься, — отозвался Энтони, раздумывая о чем-то. — Если я не могу защищать тебя, подойдет и этот болван. Но умоляю, будь осторожна.

— Я обещаю тебе. Я буду осторожна за двоих.

Энтони медленно кивнул.

— Лили, милая, прошу тебя. Обыщи их. Мне нужна бумага, или что-то вроде пергамента...

Лиля коснулась его щеки ладонью.

— Обещаю. А ты не двигайся. Не усугубляй...

Тони послушно опустил веки.

— Обещаю.

И наблюдал, как женщина обыскивает трупы, повторяя про себя одно и то же.

Спасибо, Альдонай. Благодарю тебя от всего сердца. Благодарю...

Он уходил. Но в этом мире останется его частичка. Его — и Лилиан. Разве этого мало?

Это невероятно много. Он не мог на такое и рассчитывать. Его сын. Его и любимой женщины, сейчас уж можнопризнаться себе. Истинно любимой, искренне, от всей души. И когда он не влюбился — полюбил?

Тони не знал. Но случилось, вот...

Он не смог бы отдать королю Лилиан. Не смог бы.

Украл бы ее, запер, оградил от всего мира, и была бы она только его...

Он и она. И их дети... что ж. Ему повезло хотя бы с Лилиан.

Тони сразу поверил во все сказанное. И сбережет ребенка, и не отдаст никому, солжёт, украдет, убьет, сделает, что угодно, но никому его сына в обиду не даст. И сама выживет, и ребенка вытащит.

Сына.

У него обязательно будет сын.

Лиля закончила обыскивать трупы и вернулась к нему.

— Это не самое лучшее, что есть, но хотя бы так?

Ее листы давно пошли на растопку. А это... Молитвенник.

Маленький — т циайо. Откуда он взялся у разбойника? Да кто ж его знает!

Может, подонок приговорил его служить для разжигания костров, может, хотел продать или подарить — неважно. Главное, он был.

Тони криво улыбнулся.

— Лили, милая, помоги мне. Надо сесть поудобнее.

— Тебе лучше не двигаться.

— Мне уже недолго осталось. Хорошо, что я в сознании. Но пока я мыслю, мне надо написать завещание.

— Завещание?

Вот об этом Лиля не подумала. Совсем.

Тони улыбнулся, видя ее растерянное лицо.

— Лили, милая, почему нет? Мой сын имеет право получить все, что есть у меня.

Лиля замотала головой.— Тони, как ты это себе представляешь?

— Жизнь переменчива, любовь моя, — барон подумал, что писать ему нечем, а потом решительно смочил палец в крови.

Своей?

Чужой?

Да какая разница, кровь на пергаменте и сохранится долго и видна будет хорошо. И ее здесь много, хватит, чтобы написать.

Лиля потерла лоб.

— Я не представляю, что пойду требовать у вашего короля наследство для нашего сына.

— Кто знает, как повернется жизнь? — отозвался Тони, выписывая слова и стараясь, чтобы получилось разборчиво. — Я не хочу тебя неволить, но если тебе понадобится бежать? Если случится так, что в Ативерне не будет для тебя мира и покоя?

Лиля вздохнула и пожала плечами.

— Если твой муж будет сомневаться в отцовстве? А он будет...

— Я запишу ребенка раньше, чем он родится, — Лиля хмыкнула. — Патеры и пастеры тоже любят деньги.

— Ты об этом думала, верно?

— Я собиралась сбежать и вернуться домой, в Ативер- ну, к мужу, — Лиля и не думала оправдываться. — Но ребенок ни в чем не виноват.

Тони медленно прикрыл веки.

Нижнюю часть тела он просто не чувствовал. Это плохо, но в то же время и хорошо. Не хотелось бы ему сейчас корчиться и кричать, он никогда не любил боль.

Альдонай милостив.

Он уходит, защитив свою женщину и своего ребенка, уходит в ясном сознании и успевает отдать последние распоряжения.Мало?

У многих и того нет.

— Возьми вот это.

Перстень с баронским сапфиром, брачный браслет...

— Ты не будешь носить их, но хотя бы отдай сыну. Лиля вздохнула.

Дотащит?

Куда она денется.

И дотащит, и сбережет, и когда-нибудь запишет эту историю. Для детей. Пусть знают... лет через тридцать-сорок.

— Хорошо.

— Прочитай, пожалуйста.

Лиля взглянула на книгу.

На полях страниц Энтони Лофрейн, барон Лофрейн оставлял все свои имущество, свой титул и свои владения, ребенку, который должен родиться у Лилиан Иртон.

Мальчик ли это, девочка ли...

Если мальчик — пусть получит все, и титул, и имущество.

Если девочка — пусть хранит все для своего второго сына. Или третьего, как получится. Дабы не прервалась ветвь Лофрейнов.

Лиле даже стало стыдно. Ненадолго, минуты на две.

Она не собирается обнародовать это завещание, она никому ничего не расскажет, никто не узнает о молитвеннике. И уж меньше всего ее сын или дочка.

К чему им — такое?

Как говорят, ложечки нашлись, а осадок остался, не нужны будут ее детям такие подозрения. Что один из них от другого отца, что их мама изменяла мужу.

Ни к чему.

Хорошая мать всегда забоится о своих детях, пусть даже так.

— Все верно, Тони.

— Если будет девочка, назови Мелиндой?

— А если мальчик?— Ганц.

Лиля улыбнулась.

— Хорошо, Тони. Обещаю.

Ей несложно было это пообещать, чем эти имена хуже всех остальных — или лучше?

Назовет. Даже врать мужу не придется, Ганц Тримейн — их близкий и хороший друг. И вообще ей не придется ничего врать.

Миранда знает о ее беременности, Джерисон тоже догадывался, она это видела. Не будет ни подозрений, ни намеков, ее семья сумеет ее защитить. Да и сама Лилиан не даст себя в обиду.