СЕЗОН ДОЖДЕЙ И РОЗОВАЯ ВАННА - Сейтё Мацумото

— Мияяма-кун, я пришёл просить тебя о сотрудничестве, — без обиняков начал Канэзаки.

— Да? О каком же?

По сценарию о сотрудничестве должен был просить Мияяма, а тут вдруг роли переменились. На лице Мияямы появилось напряжённое выражение.

— Прежде чем начать разговор, я хотел тебя спросить, верны ли слухи, что Хамада решил оставить пост мэра и не будет баллотироваться на предстоящих выборах?

— Да, это так, — кивнул Мияяма, насторожённо поглядывая на Гисукэ.

По его лицу пробежала лёгкая тень. Очевидно, Мияяма подумал, что ему сейчас придётся оправдываться перед Гисукэ за то совещание, где был решён вопрос об отставке Хамады. Канэзаки и других представителей внутрипартийной оппозиции на него не пригласили, всё сделали келейно. Короче говоря, Мияяма сам выдвинул свою кандидатуру на пост мэра. Сейчас он, разумеется, испытывал неловкость и заранее сделал постное лицо, готовясь к объяснению.

— Я согласен, что Хамаде пора на покой, — быстро отреагировал Гисукэ. — Хамада человек прекрасный, тут и говорить нечего, но… Есть одно "но" — мягковат он, не слишком энергичен. А наш город растёт, развивается. Мэром должен быть человек крупный, масштабно мыслящий. И такая кандидатура у меня есть на примете. Вот я и хотел услышать твоё мнение по этому поводу.

Гисукэ совершенно сознательно не упомянул о предполагаемом выдвижении Мияямы на пост мэра. Поскольку тот ничего ему официально не сообщил, он был вправе изобразить полную неосведомлённость.

Пока что тактика Гисукэ себя оправдывала. Мияяма, не получив его предварительного согласия, колебался, говорить или не говорить, что собирается баллотироваться, да так и не сказал. На это Гисукэ и рассчитывал. Теперь Мияяме будет невозможно сразу отклонить предложение Гисукэ. Ему придётся проглотить горькую пилюлю, всё выслушать и, скорее всего, сдать позиции.

— Что-то я не совсем понимаю, о чьей кандидатуре речь? — в голосе Мияямы появились тревожные нотки.

Гисукэ читал лицо Мияямы как открытую книгу: глава первая — радость от убеждённости, что давнишний противник, по словам Тадокоро, собирается пойти на мировую; глава вторая — недоумение и затем тревога по поводу неожиданного манёвра противника. Интересно, какой будет третья глава?..

— Речь идёт о человеке, который, как никто другой, может потрудиться на благо Мизуо… — Гисукэ, как заправский оратор, сделал эффектную паузу и не без торжественности произнёс: — Короче говоря, это Сугимото-сан.

— Что, Сугимото-сан? — Глаза Мияямы за стёклами очков округлились. — То есть ты имеешь в виду господина Мицухико Сугимото?

— Да. Именно господина Мицухико Сугимото! — Гисукэ сделал большой кивок.

Именно — большой, иначе не скажешь, таким он был значительным. Его можно было бы ещё назвать "победоносным", если бы это слово сочеталось с "кивком". Гисукэ Канэзаки ощущал этот миг, как победу, наконец-то одержанную над закоренелым врагом. Таких побед в его жизни было немного, и будут ли они ещё — кто знает…

Мияяма по-настоящему растерялся. Его рот-бантик несколько раз открылся и закрылся, как у вытащенной из воды рыбы, но он так и не произнёс ни слова. Только смотрел на Гисукэ округлившимися глазами.

А тот всё больше воодушевлялся:

— Мне думается, ни у кого не возникнет возражений против кандидатуры Сугимото-сан. Он долго проработал директором Р-ской железнодорожной компании, прекрасно знает наш город. Не важно, что сейчас он живёт в Асия, его никак нельзя назвать "импортным" кандидатом, поскольку связь Сугимото-сан с политическими и деловыми кругами Мизуо не на день не прерывалась. Да что говорить, у нас из влиятельных деятелей, наверное, не найдётся ни одного, кто в своё время не пользовался бы покровительством этого замечательного человека… Скольких он научил делу!.. Впрочем, что я тебе объясняю — ты один из лучших его учеников, так сказать, отличник школы Сугимото. Разве я не прав?

— Прав, конечно…

— Ещё бы! В городе каждому известно, что ты чуть ли не всем обязан господину Сугимото. — Нанеся ещё один удар, Гисукэ продолжал: — Да, деятель он выдающийся. Славно потрудился на посту директора железнодорожной компании. Для финансистов Осакско-Киотского района он и сейчас человек номер один, да и в финансовых кругах центра имя Сугимото широко известно. Что касается граждан Мизуо, они будут в восторге, ещё бы — мэр города такая крупная фигура! Уж он-то не будет терять времени даром — проекты и планы воплотятся в реальные дела, город сделает новый шаг в своём развитии… Так как же, ты согласен с кандидатурой Сугимото-сан на пост мэра?

— Да, конечно… С-согласен… — Мияяма попробовал выдавить улыбку, но словно поперхнулся. Лицо его мгновенно сделалось зелёным, как недозрелый лимон.

— Согласен, значит. Ну что же, прекрасно. Если ты согласился, считай, что Сугимото-сан уже наш мэр… Спасибо тебе! — Поклонившись, Гисукэ собрался подняться, но Мияяма жестом остановил его.

— Постой, постой!.. Всё это очень хорошо, но разве Сугимото-сан согласится быть у нас мэром?

Это была последняя надежда Мияямы. Конечно, он понимал, что Гисукэ уже получил согласие Сугимото, иначе бы не пришёл к нему с таким предложением, но всё же… А вдруг?..

— Он обещал дать согласие при одном условии.

— Что за условие?

— Одно-единственное; условие: Сугимото-сан сказал, что выставит свою кандидатуру, если у тебя не будет возражений.

— Гм… — Лицо Мияямы задёргалось, словно в судороге. — А ты… ты когда с ним виделся?

— Вчера, — невозмутимо сказал Гисукэ. — Узнал, что Хамада собирается в отставку, и тут же поехал в Асия. Сугимото-сан высоко тебя ценит, понимает, что у тебя — реальная политическая власть, и если ты дашь согласие, он с удовольствием выставит свою кандидатуру. Он, знаешь ли, загорелся. Сказал, что рад потрудиться для города, который считает своей второй родиной. Со здоровьем у него всё в порядке, для укрепления оного играет в гольф… Итак, твоё согласие я получил, позвоню ему сегодня же.

16

Настало время проследить, как Гисукэ Канэзаки дошёл до такого состояния, что смог убить человека. Вообще небезынтересно проанализировать, как в индивидууме возникает и зреет решение совершить убийство.

"Преступное действие отнюдь не является особенностью, присущей только человеку с ненормальной психикой. Таким образом, его следует рассматривать как одно из проявлений психики здорового человека. Во всяком случае, так считается. Конечно, зачастую преступления совершаются душевнобольными людьми, однако, согласно статистике, подавляющее большинство преступников не имеют отклонений от психической нормы. Отсюда следует, что у каждого человека может возникнуть желание убить, а подавление этого желания зависит от степени самоконтроля, являющегося тормозом подобных инстинктов. Желания такого рода возникают не как внутренний самопроизвольный импульс, а всегда обусловлены внешними факторами. Таково мнение многих учёных криминологов" (Тадаси Уэмацу. Психология преступления).

"Согласно данным следственной практики, существует шесть моделей убийства. Основу четвёртой модели составляют корысть и обида. Имеется в виду преднамеренное, так сказать запланированное, убийство. Иными словами, корысть, затаённая обида или чувство оскорблённого достоинства в результате поражения в борьбе любого рода могут привести человека в такое состояние, когда он выжидает и, улучшив момент, наносит ответный удар. Пятая модель — защитная. Под этим подразумевается ситуация, в которую человек попадает помимо своего желания. Без всякого повода с его стороны он становится объектом провокации противоправных действий. В результате защитой реакции объект провокации может убить того, кто его спровоцировал" (Практическое руководство по определению отягчающих вину обстоятельств при совершении убийства. Составитель НИИ юстиции).

Гисукэ Канэзаки, конечно, был человеком нормальным. Человеку, как и животным, присущи различные инстинкты, в том числе удовлетворение голода и половых потребностей, нередко подавляющим образом действующих на психику. Инстинктологи квалифицируют антиобщественные поступки тоже как своего рода инстинкт, которому человек не всегда может противостоять. И если у Гисукэ Канэзаки возникло желание убить определённого человека, нельзя утверждать, что его психика была нарушена, — это лишь проявился один из присущих человеку инстинктов.

Весьма затруднительно определить, к какой модели — четвёртой или пятой — относится его преступление. Возможно, оно представляет собой сочетание этих моделей. Чтобы внести ясность в этот вопрос, следует рассмотреть, как в нём формировалось желание совершить убийство. Ничего другого не остаётся.

Само по себе желание совершить убийство не является преступлением. Чтобы перейти от желания к практическому действию, необходимо нечто, что послужило бы своего рода "спусковым крючком".