Маска Ктулху - Август Дерлет

Я немедленно послал в Коулд-Харбор констебля Роберта Консидайна, а через двадцать четыре часа выехал туда сам. Первым делом я сделал то, что велел сделать Френчу, — а именно с помощью динамита взорвал алтари. После этого я занялся поисками исчезнувшего констебля, однако ничего не обнаружил. Френч исчез, словно его поглотила земля.

Но поглотила его не земля. В ночь на седьмое мая, во время сильной вьюги, в глубоком сугробе недалеко от дома доктора Телфера было найдено тело констебля Френча. Осмотр показал, что тело сброшено с большой высоты; кроме того, оно было завернуто в несколько тонких снежных слоев, с виду напоминавших кисею.

“Смерть от переохлаждения”! Какая насмешка, какая бессмыслица! Как мало говорят эти слова о невероятном зле, что притаилось за таинственной завесой! Теперь я знаю, чего боялся констебль Френч, о чем он подозревал, не решаясь говорить вслух.

Ибо две ночи подряд за окном дома доктора Телфера я видел огромное бесформенное скопление снега, возвышающееся до самого неба, чудовищную снежную массу, в глубине которой можно было различить пару немигающих холодных зеленых глаз!

Ходят слухи, что индейцы вновь собираются пойти в лес, к своим проклятым алтарям. Этого нельзя допустить; если же они будут упорствовать, я прикажу солдатам выгнать их из города и рассеять по разным провинциям. Я в корне пресеку их чудовищные обряды!»

Как известно, Джон Дэлхаузи не сдержал своего обещания. Ночью он исчез и был найден через три дня в том же состоянии, что констебль Френч и Анри Люка, — завернутым в несколько слоев плотного снега, сверкающего и переливающегося в лунном свете; таков был конец тех, кто навлек на себя гнев Итакуа, Снежной Твари, Повелителя Белого Безмолвия.

Индейцев, поклоняющихся снежному божеству, действительно рассеяли по нескольким провинциям, а лес, протянувшийся вдоль старой дороги Оласси, объявили запретной зоной. И все-таки придет время — однажды, когда на лесную чащу опустится ночь, они соберутся вновь, чтобы бормотать свои молитвы, и низко кланяться, и приносить детей и врагов в жертву своему божеству, и произносить те же слова, что когда-то шептал Люка: «Итакуа, возьми мое тело… Итакуа…»

Кончина Эрика Хольма[23]

(Перевод С. Теремязевой)

Биографию Эрика Хольма, как, впрочем, и биографию миллионов других людей, вполне можно было бы выразить следующими словами: «Родился, жил, умер», если бы… если бы не чрезвычайные обстоятельства, сопутствующие его кончине.

Его жизнеописание укладывается всего в несколько фраз: бездетный вдовец, живший на доход от надежно помещенного капитала. Хольм был маленьким бесцветным человечком, самой впечатляющей чертой которого были невероятно пышные усы, наличие которых столь не вязалось с худым и бледным лицом их обладателя, что это заметил даже славившийся своей тупостью местный полисмен, мимо которого Хольм проходил как минимум один раз в день, по дороге от газетного киоска домой.

И разумеется, полисмен не обратил внимания на пакет, который в тот день, то есть 3 апреля 1939 года, нес под мышкой Хольм.

Хотя именно в тот роковой день, по словам Джереми Лансинга, единственного друга Хольма, тот принес домой свою смерть, потому что купил одну книгу.

Как показал полисмен, оказавшийся последним — исключая Лансинга, — кто видел Хольма живым, в тот день он нес под мышкой пакет, похожий на аккуратно завернутую книгу.

Показания полисмена полностью подтвердил мистер Сэндертон, книготорговец из «Сэндертон и Харкер», сказав, что 3 апреля Хольм действительно купил книгу в их магазине на Четвертой авеню.

Книга называлась «Признания безумного монаха Клитануса» — бесценное и очень редкое издание, которое «Сэндертону и Харкеру» ввиду экономического кризиса пришлось продать по весьма умеренной цене.

За время следствия были опрошены еще два свидетеля. Первый — молодой человек, назвавшийся Джонни Хеклером, чей довольно путанный, но жутковатый рассказ о некоей тени, которая, по его словам, скользнула по садовой ограде возле дома Хольма, был выслушан с недоверием, поскольку данный молодой человек славился чрезмерным вниманием к содержимому фляги, которую постоянно носил в заднем кармане брюк.

Вторым свидетелем был Лансинг, угрюмый господин средних лет с внешностью старого морского волка, что особо подчеркивали пышные бакенбарды, подстриженные по давно устаревшей моде.

Его-то показания и разделили прессу на два лагеря: одни считали Лансинга убийцей и требовали казни преступника, другие намекали на какой-то темный заговор представителей недружественных стран, что в конечном счете дало повод членам жюри присяжных обвинить прессу в легковерии. Когда было опрошено несколько не слишком важных свидетелей, обнаруживших тело Хольма, пришел черед Лансинга.

— Прошу вас, мистер Лансинг, — сказал коронер, — скажите, что вы имели в виду, когда говорили, что мистер Хольм умер, потому что купил книгу?

Лансинг обвел взглядом коронера и жюри присяжных, немного помолчал и сказал:

— Дело было так, джентльмены. Мистер Хольм обожал книги о ведьмах, колдовстве и тому подобных вещах. Он даже загорелся идеей найти в них какие-то волшебные заклинания. Потом мы с ним попытались их применить, но, как вы сами понимаете, из этого ничего не вышло.

Тогда встал один из членов жюри присяжных и попросил Лансинга подробнее остановиться на экспериментах с заклинаниями, однако коронер отклонил его просьбу, сказав, что это к делу не относится. Лансинга попросили продолжить рассказ.

— В прошлый понедельник, вечером, где-то около половины седьмого, Хольм позвонил мне по телефону. Вы помните, какая стояла тогда погода, джентльмены, — грязь, слякоть, да еще и с моря принесло туман. Хольм сказал, что только что купил еще одну книгу, на этот раз самую что ни на есть настоящую. Теперь у нас все получится, сказал он, так что не мог бы я приехать? Не имея никаких планов на вечер, я согласился и отправился к нему.

Ничего не скажешь, книга действительно была превосходна. «Признания Клитануса», как уже говорил мистер Сэндертон. Я взял ее в руки. Это были записки какого-то сумасшедшего монаха, жившего на побережье Англии, изданные частным порядком. Книга выглядела очень старой, текст был написан на латыни, но для знающего этот язык не представлял больших затруднений.

Хольм отметил мне несколько глав, и я принялся читать. Монах писал, что видел собственными глазами, как из моря выползало некое существо, какое-то странное животное с очень сложным названием. Сейчас я не могу его вспомнить, но, если вы позволите мне заглянуть в книгу, я его назову.