Глаза из серебра - Майкл Стэкпол

Остальная мебель комнаты была элегантна по стилю и разнообразна по формам. Кресла из коричневой кожи и стол с длинными тонкими ножками, с узором из золотых листьев, похоже, производства Лескара, но эти вещи явно довоенного периода. Он догадался, что какие-то старинные предметы обстановки относились еще к тому времени, когда родился его отец, а тот прожил целых шестьдесят семь лет, – по существу жена-крайинка родила Урию, когда у старика давно не было необходимости выбривать макушку.

– Кадет Смит явился по вызову согласно вашей записке, сэр.

Малачи Кидд сориентировался на голос и повернул к нему голову.

– Благодарю, кадет. – Седой человек улыбался. – Вам указание на будущее – не стоит говорить так громко. Я ведь слепой, а не глухой.

– Простите, сэр, не подумал, – покраснел Урия.

– Вы подумали, кадет, но подумали неправильно. Вы предположили, что дефицит одного органа чувств ведет к дефициту и всех остальных. – Судя по зловещему выражению лица Кидда, это оскорбление отложено про запас на будущее. – Вот такую вашу небрежность в мыслях Айронс и принял за глупость. У меня вы научитесь правильно соображать и организовывать свое мышление.

На минуту в воздухе повисла тишина. Урия неуклюже переступил с ноги на ногу, потом убрал руки за спину.

– Вы звали меня зайти, сэр?

– Да. Хочу просить вас о любезности. «О любезности?»

– Я у вас на службе, сэр. Приказание будет выполнено.

По губам Кидда скользнула улыбка, но Урия не видел причин, чему тут радоваться.

– Ваша служба в качестве моего помощника начнется завтра, с первого дня месяца белла. Сегодня последний день ценсуса, мне надо подвести счета за этот месяц. Кадет Малверн отсутствует – готовится, выпускной экзамен у него через неделю, вот он и пренебрег своей обязанностью прийти и помочь мне. В создавшихся обстоятельствах его можно простить. – Слепой указал на письменный стол. – Видите на столе бухгалтерскую книгу? Она вам потребуется, когда вернетесь. Пожалуйста, достаньте из ящика лист бумаги и выпишите чек о выдаче пяти золотых солнц. Отнесите чек брату Идрису в интендантскую пристройку, он выдаст вам деньги. И даст расписку на эти деньги и на те, которые мой брат прислал ему на хранение для меня. Все это сразу принесете сюда, запишете приход в гроссбух, потом выплатите деньги тем, кому положено, в академии и в Сандвике.

– Выписать чек на пять золотых солнц, получить деньги у брата Идриса, вернуться и заполнить счета до того, как выплатить деньги. – Через всю комнату Урия подошел к письменному столу и открутил фитиль масляной лампы, чтобы стало посветлее. – По-моему, я все понял, сэр.

– Вас это не затруднит? Урия нахмурился.

«Даже при моем небрежном стиле мышления задача не так уж трудна».

– А что здесь трудного, сэр?

– Да ничего, но это не значит, что трудности не могут возникнуть, мистер Смит. Однако, судя по результатам вашего ученья, вы легко осваиваете математику и геометрию, значит, у вас получится. – Все его лицо стало лучиться морщинами, и он перешел с илбирийского на крайинский язык. – А еще говорят, что у вас способности к языкам. Счета надо будет вести на илбирийском, согласны?

– Да. – Молодой человек достал листок бумаги из ящика и окунул гусиное перо в хрустальную, оправленную в серебро чернильницу. – Брат Идрис не читает по-крайински?

– Нет. – Кидд усмехнулся. От желтого света лампы в серебряных глазах Кидда загорелись золотые радужные оболочки. – Вы отличаетесь от кадета Малверна.

– Это хорошо или плохо?

– Не понял вас.

– Это хорошо или плохо, сэр? — со вздохом произнес Урия.

– Подозреваю, что на этот вопрос можно будет ответить со временем. Вы прекратили писать. Уже выписали чек?

– Да, сэр. – Урия не стал кивать, но вытаращил глаза. – Мне можно идти сейчас, сэр, или надо что-нибудь сделать для вас?

– У меня тут все под контролем, кадет. Можете идти.

– Да, сэр.

– И еще, кадет Смит.

– Да, сэр?

Кидд жестом указал ему на стол:

– Перед тем как уйти, прикрутите огонь в лампе. Зачем расходовать масло, правда?

К тому времени, как Урия добрался до пристройки интенданта, он был совершенно уверен: Кидд догадался, что он уже не пишет, потому что прекратился скрип пера по бумаге.

«Он не только не глухой, он слышит прекрасно. Но откуда Кидд узнал, что он не прикрутил огонь в лампе? – Урия был озадачен. – Вроде бы лампа не загудела, когда он увеличил пламя, но кто его знает! – Урия мог просто не заметить. – Почему у меня такое ощущение, что надо быть как можно бдительнее на этом моем новом месте службы?»

Он улыбнулся: да, работа у Кидда для него – это посерьезнее, чем все задачи, стоявшие перед ним до сих пор. И Айронса, и других в Сандвике было так просто дразнить и обманывать, совсем как братьев. До встречи с Киддом только мама умела разгадать, что он задумал, это его всегда в ней поражало. В принципе, ему наплевать, что думают другие или каковы мотивы их поступков, ведь все люди настолько прозрачны, их видно насквозь, разве они могут заинтересовать надолго?

Жизнь в Карвеншире была не такой уж плохой, как ему казалось после смерти отца. Да, много было переполоха, когда герцог Леонард Смит, посол в Край Ситране, вернулся оттуда по окончании срока и привез беременную жену-крайинку. Леди Алиса решила молчаливо терпеть – это ей урок за добровольный отказ сопровождать мужа в Муром, но ее три сына игнорировали женщину, заменившую их мать, и ребенка, которого эта женщина ввела в их среду. Пока Урия подрастал, братья безжалостно издевались над ним, но он почему-то жалел их и умел выкручивается из самых дурных затей, направленных против него.

От матери, Людмилы, не приходилось ждать помощи. Но за то, что он храбро переносил все издевательства, она его вознаграждала: делилась с ним всем своим крайинским наследием. Он научился говорить, писать и читать на ее языке и с восторгом читал все книги, которые родня присылала ей в Карвеншир. Он считал себя по отцу Смитом, но гордился своей крайинскдй кровью, и это было для него спасением, когда братья становились совсем невыносимы.

Повзрослев, он увлекся историей принца Тревелина. Он знал о смелости принца, взявшего в жены лескарку, эта история напоминала брак его отца, ради которого жена-крайинка оставила свою родину и приехала с ним в Илбирию. Для него принц был образцом истинного илбирийского благородства, он всегда помнил о нем, когда братья, издеваясь над ним, демонстрировали все недостатки илбирийского варварства.

После смерти матери он жил с ощущением глухой боли в сердце, только отец помог ему преодолеть эту боль. Еще одним ударом была смерть принцессы Рочел: его герой оказался обычным человеком, таким же уязвимым. Конечно, Тревелин не стал хуже в его глазах, но в чем-то разочаровал его, как и многих илбирийцев, ведь он сам не мог сделать ничего, чтобы помочь принцу пережить свою потерю. И вот – смерть отца. Урия остался совершенно один, без всякой цели в жизни. И тут опека Робина стала для него якорем спасения.