Барышня-воровка (сборник) - Светлана Алешина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соня вылезла из машины, и сразу же ее нога провалилась в издавшую отвратительный хлюпающий звук жижу. Путь сыщикам преграждали неприступного вида ворота, на которых угрожающе топорщились пугающих размеров шипы. Ворота были скованы тяжелой чугунной цепью.
— Придется лезть через ограду, — разведя руками, рассудил Олег.
«Наверняка Михаил Константинович придумал», — решила Соня.
— Придется, — хмуро и лаконично ответила она Рыбаку, подумав про себя: «Если я этого не сделаю, то какое я имею моральное право быть частным детективом и притом называться актрисой? Ведь определенный уровень физической подготовки в этих профессиях просто необходим».
Олег полез первым. Опорой ему послужила цепь, которая, очевидно, должна была решать прямо противоположную задачу — то есть препятствовать проникновению посторонних на территорию. Соня последовала за ним. Один раз она чуть было не сорвалась, но вовремя удержалась.
— Здесь — очень осторожно! — предупредил ее Олег, оказавшись на вершине ворот. — Придется повиснуть и прыгнуть!
Что он и осуществил, ухватившись руками за основания шипов.
Соня услышала сотрясающий землю звук по ту сторону ограды.
Перелезть через ворота оказалось не так просто, как это выглядело со стороны. Соня долго вертелась наверху, стараясь не напороться на шипы и не свалиться, что вполне могло окончиться трагически. Наконец ей удалось повторить все, что сделал до этого Олег, и она тяжело приземлилась на влажную почву. От удара пятки горели так, что на мгновение ей показалось, будто они просто отлетели напрочь.
Софья встала на ноги, убедилась, что осталась цела, и после этого огляделась.
— Пойдем! — Олег уже направлялся в сторону дома.
Дверь украшал массивный замок.
— Мог бы я сейчас применить навыки медвежатника! — задумчиво произнес он. — Но что-то не испытываю никакого желания. Думается мне, здесь можно поступить проще.
— Что будем делать?
— Я предлагаю разбить окно. Надеюсь, никто ничего не услышит.
— Мне кажется, здесь некому нас слушать.
— В общем, будем надеяться, что это тебе не кажется.
Олег отыскал камень внушительных размеров и отступил на несколько шагов.
— Отойди в сторонку!
Соня смиренно его послушалась. Рыбак размахнулся, и секунду спустя по окрестностям разнесся звон разлетающегося вдребезги стекла.
— Присядь и замри, — прошептал Олег. — Подождем, не прибежит ли кто на шум.
Они просидели так минут пятнадцать. После этого Рыбак слегка расслабился и закурил.
— Пока вроде все в порядке, — вздохнул он.
Покурив, Олег принялся с помощью палки очищать оконную раму от остатков стекла.
— Готово, — сказал он несколько минут спустя. — Только осторожней, прошу тебя! Здесь легко порезаться. Ты лезешь первой. Я посвечу фонариком. Потом — следом за тобой — я.
Олег снял с себя олимпийку и вручил ее Софье.
— Вот! Не ахти какая защита, но ничего другого нет. Между твоими руками и рамой должна быть эта олимпийка. Я сейчас сложу ее в несколько слоев и помогу тебе. Хорошо, что окно невысоко от земли!
Соня сделала все, как он сказал. Ей пришлось подтянуться, опираясь на нижний край рамы, под который Олег заботливо подложил олимпийку, и стараться не поднимать высоко голову, чтобы не порезаться. Вскоре Соня была в помещении. Олег ловко юркнул за ней.
— Свет зажигать не будем, — резонно решил он. — Ограничимся фонариком.
— Полностью с тобой согласна.
Оранжевый круг света от фонарика заметался по стенам, выхватывая из сумрака отдельные элементы обстановки.
— Что мы ищем? — спросил Олег.
— Бумаги.
— А может, помимо бумаг что-нибудь?
— Не знаю. Посмотрим по обстоятельствам.
Полчаса спустя дача Комина была перевернута вверх дном. Они потрошили шкафы и тумбочки, отодвигали кровати; Олег выбирался на улицу, чтобы заглянуть в погреб, о котором поначалу как-то позабыли. Как ни странно, погреб оказался незапертым.
— И где он все прячет?! — сокрушался Олег.
Под конец на коминской даче осталось всего одно необследованное место: замкнутое на ключ отделение в письменном столе.
Поначалу сыщики пытались отыскать ключ. Соне вообще-то слабо верилось, что дальнейшее пребывание на даче имеет какой-то смысл. Ключа нигде не было. Потом Олег попытался-таки применить навыки медвежатника, однако это ему по неизвестной причине не удалось.
— Придется пошуметь, — пожал плечами Олег, вынимая из кобуры служебный пистолет.
— Я, пожалуй, выйду, — предупредила Соня. — Терпеть не могу звука выстрела.
— Как прозвучит выстрел — надо спешить. Разбитое окно — одно дело: местные хулиганы постоянно проделывают такие штуки, а стрельба — совсем другое. Если кто услышит, появление милиции более чем вероятно. Но приедет она не скоро. Так что у нас есть время. Тем не менее стоит постараться сделать все как можно быстрее. Давай!
Соня вышла в соседнюю комнату и пальцами заткнула уши. Раздался хлопок. Софья бросилась к Олегу.
Он уже вовсю копался в бумагах Комина. В глаза бросалась искореженная в том месте, где раньше был замок, дверца стола. Соня подбирала бумаги за Олегом и бегло их просматривала. Ничего интересного. Непонятные расчеты, квитанции и прочая чепуха. Иногда — медсправки, но нигде никаких сведений по истории болезни.
Тут она заметила, что Рыбак с неподдельным интересом рассматривает содержимое одной из папок.
— Ни хрена себе! — пораженно пробормотал Олег. — А наш Ваня, кажись, немножко еще и маньяк!
Соня испытала что-то вроде охотничьего азарта, ей показалось, что они наконец напали на след. Она отложила очередную накладную, подошла к Олегу и глянула поверх его плеча. Рыбак просматривал фотографии, которые только что выудил из папки.
— Иван Комин не просто любил некую Елизавету безответной любовью, — медленно, словно попутно над чем-то раздумывая, произнес он. — Парень был прямо-таки одержим ею. Глянь-ка сюда! Нормальные люди подобными вещами заниматься не станут. Если, конечно, они не герои мексиканских сериалов.
Взору Софьи открылось то, что можно было охарактеризовать как фотомонтаж, выполненный при полном отсутствии квалификации в условиях неоснащенности техническими средствами. Свадебная фотография каких-то незнакомых людей, только на место головы жениха приклеена вырезанная с некоей другой фотографии голова Ивана Комина.
— Ничего себе! — поразилась Соня не меньше Олега. — Может, он колдун какой-нибудь?
— Вряд ли. Скорее — просто псих. Ага! А посмотри сюда!
На следующей фотографии была целая компания. Среди них были и Комин, и Елизавета с мужем. Только головы Комина и этого самого мужа каким-то чудесным образом поменялись местами. Причем голову мужа непризнанный мастер фотомонтажа очень любопытно отретушировал. Теперь она напоминала череп, на котором еще продолжали сохнуть остатки гниющей плоти.
— Да он шизик! — в ужасе воскликнула Соня. — Маньяк самый натуральный!
— Это вообще-то с самого начала ясно было. Любовь вообще есть ненормальное состояние психики, — философски заметил Олег. — Люди еще не так чудят по этому поводу. Я знал человека, который воздвиг своей любимой у себя дома алтарь и ежемесячно в день зарплаты складывал у него подарки. Во всем остальном — совершенно нормальный человек. Это, конечно, все очень настораживает, — он указал на фотографии, — но конкретно ни о чем не говорит. Вряд ли он настоящий маньяк, иначе его на свободе не держали бы. Да и судя по бумажкам — тихое помешательство.
— Но он желал смерти того человека! Это же очевидно! — возразила девушка.
— Может, и желал. А может, он это делал в состоянии аффекта, когда любовные страдания принимали особо обостренный характер.
— Вот в состоянии аффекта он и может совершить что-нибудь плохое! И находиться здесь опасно!
Соня с Олегом просмотрели еще несколько «шедевров» Комина, среди которых был большой портрет Елизаветы, украшенный сердечками и признаниями в любви. Потом следовали стихи. Соня прочла одно стихотворение, и оно ей, как ни странно, понравилось. Хотя, возможно, это просто в ней заговорила свойственная женщинам склонность к болезни, определяемой мужчинами как «розовая сопливость». Больше ничего интересного в той папке не обнаружилось.
Ничего интересного не обнаружилось и в остальных бумагах, составлявших содержимое письменного стола Комина. Молодые люди не стали за собой прибирать и тихонько покинули дачный дом тем же путем, каким в него проникли.
— Что ты думаешь обо всем этом? — спросила Соня у Олега уже в машине.
— Мне его жалко…
— Знаешь, а мне почему-то стихи Комина понравились. Наверное, это очень глупо.
— Как ни парадоксально, они мне тоже понравились, — признался Рыбак. — Может, не так уж и глупо, а? Все-таки их писал человек, одолеваемый всесокрушающей страстью. А сильные эмоции, будучи выраженными на бумаге, должны сохранить хоть толику присущей им энергии и всколыхнуть в душе что-то, не так ли?