Зенитчик-2 - Вадим Полищук

Всего в двух машинах был двадцать один человек: два расчета по восемь, комбат, взводный, дальномерщик, два водителя. Выжило трое. Что-то сейчас комполка скажет, боюсь, что неласковое.

— Где противник?

— За гребнем. От нас метров триста-четыреста. Одно орудие с пехотным прикрытием.

— Одно орудие? — переспрашивает наушник. — Значит так, слушай приказ! Выкатить орудия на гребень и длинными очередями снести там все на…

Несколько мгновений я не могу ничего понять. Зачем на гребень лезть? Это фрицы нас оттуда моментально снесут. Какими длинными очередями? И тут до меня доходит — да он же пьяный! С трудом удержался от того, чтобы швырнуть гарнитуру связисту. Отдал аккуратно, незачем имущество портить, может, еще пригодится.

— Выруби эту шарманку на хрен!

Выкручиваться придется самим.

— Ерофеев, как там фрицы?

— Пока тихо сидят.

Надо бы самому взглянуть. Вытаскиваю из грузовика трофейную блузу, выворачиваю белой стороной вверх и натягиваю на ватник. Теперь на белом фоне не так выделяться буду. Но тут меня опять позвал связист.

— Кто?

— Замполит.

Час от часу не легче, сейчас еще этот политику партии мне разъяснять будет.

— На связи, товарищ майор. Прием.

— Что дальше делать думаешь, сынок?

От такого обращения я малость обалдел, по возрасту я вроде даже постарше его буду. Потом до меня дошло, что из всех полковых сержантов только я один бугай на пятом десятке, а большинство остальных вполне замполиту в сыновья годятся. Однако время идет, надо принимать решение.

— Дождусь темноты и по одному выведу орудия назад в безопасное место. Прием.

— Дождись и выведи. Только не назад, а вперед. Назад тебе сейчас лучше не возвращаться, поверь мне.

— Понял, товарищ майор. Связь кончаю.

— Удачи тебе, сынок.

Гарнитуру я вернул связисту, а сам направился к Ерофееву. Подползаю к Кольке и пытаюсь глядя в бинокль отыскать фрицевскую позицию. Полевой бинокль шестикратного увеличения с сеткой на линзах, в латунном корпусе, выкрашенном черной краской, на коричневом кожаном ремешке достался мне от Угрюмова. Шарю взглядом по небольшим снежным холмикам и ничего не вижу.

— Колька, ты их видишь?

— Вижу.

— Где?

— Во-он бугорок…

— Какой бугорок? Их здесь до черта.

— Вон, с кустиком.

Бугорок с торчащими из снега прутьями я отыскал, а фрицев нет.

— И где?

— Чуть левее…

Наконец до меня доходит, что темное пятно — это дульный тормоз. Дальше виден выкрашенный белой краской ствол, а вон и край щита торчит. Хорошо замаскировались, гады. И никакого движения. И пулемета у них нет.

Скатываюсь вниз и подхожу к Аникушину с Илизаровым.

— Ну что? Будем темноты ждать?

— Зачем? — удивляет меня ефрейтор. — Фрицы, думаю, уже сбежали.

— ?!

— Сам посуди. По второму грузовику они какими стреляли?

— Бронебойными.

— Вот. А почему бронебойными?

— У них осколочные закончились! — догадался я.

Смотрю на брошенный немецкий тягач, и вся картина сразу складывается. Тягач сломался, расчет откатил пушку с дороги, дождался первой же русской колонны, которой на свою беду оказалась наша батарея, и выпустил по ней все, что у него осталось. Будь у них еще хоть один снаряд, орудие мы бы просто так не откатили. А они свою задачу выполнили и ушли, минут десять тому, попробуй догони.

— Проверить надо.

— Надо, — соглашается Аникушин.

— Кто пойдет?

Может, не все немцы ушли. И патроны винтовочные у них наверняка остались.

— Я пойду, — вызывается Илизаров.

Берет свой ППШ и, проваливаясь, медленно идет по заснеженному полю. Все напряженно следят за его фигурой. Сто метров, еще сто. На третьей сотне становится ясно, что фрицев и след простыл.

— Приготовиться к маршу!

Расчеты переводят орудия в походное положение, убирают снаряды в кузов. Уцелевшую пушку первого взвода цепляем к первой машине. Надеюсь, у «шевроле» хватит лошадиных сил утащить сразу две. Возвращается Илизаров.

— Прицел и замок сняли. Потом по балочке ушли. Я им гранату в казенник сунул, в ствол не влезла.

— По машинам!

А раненый из первого взвода — Пятаков, умер. Его, как других погибших из первого взвода мы так и не похоронили. Не было времени, поставленную задачу надо выполнять.

Глава 6

В тот день до цели мы так и не добрались. Со вторым орудием скорость движения упала до десяти-пятнадцати километров в час. Полный привод не спасал, приходилось выбираться и выталкивать автопоезд из очередной снежно-ледяной лужи. А потом «шевроле» встал. Причем довольно удачно — прямо посреди населенного пункта. Степаныч со вторым водителем, матерясь, начали ковыряться в моторе, подсвечивая себе переноской.

— Надолго?

— Похоже, да.

Температура чуть ниже нуля, а ветер сырой, пронизывающий. На железе выступает вода, чтобы через минуту превратиться в ледяную корку. Упаси господи, в такую погоду с металлом дело иметь, не завидую я нашим шоферам.

— Может, помочь?

— Лучше иди, не мешай.

Постояв возле них еще минуты три и убедившись, что быстро возобновить движение не получится, я подошел к заднему борту.

— Слазь, славяне. Ночевать здесь будем.

Укрывавшийся от ветра под тентом народ посыпался на землю, точнее, на снег. Орудия и неисправный автомобиль откатили к ближайшему дому. Второй «шевроле» съехал с дороги сам.

— Эй, есть кто живой?

Аникушин забарабанил кулаками в дверь. Минуты через три-четыре дверь открылась и на пороге появился лысый дедок, кутавшийся в какое-то тряпье.

— Здорово, дед. Еще кто-нибудь на хуторе есть?

— Из военных?

— Ну не гражданских же! Естественно, военных.

— Не, никого. Вы одни.

— А переночевать пустишь?

Дед молча посторонился, пропуская нас в дом, особенной радости от появления постояльцев он не выразил. Настроение его несколько улучшилось, когда солдаты поделились сухим пайком с ним, с его старухой и тремя детишками, судя по возрасту — внучатами. Где их родители, я спрашивать не стал.

Все уже стали понемногу засыпать, когда по улице не спеша прогрохотало что-то гусеничное. Никто даже не дернулся, только поворчали, что «мазута уснуть не дает». Лязг гусениц затих у нашей машины, потом дизель взревел, танк чуть продвинулся вперед и заглох — танкисты тоже решили переночевать здесь. Видимо, отставший танк из той же бригады, в которую направлялись мы. Когда вернулись водители, я уже не услышал, забылся в тяжелом сне.

Разбудил меня рев танкового дизеля. И не меня одного. Приподнявшись, Аникушин взглянул в окно. Тьма уже отступила, пора и нам вставать, но я оттягивал последние мгновения перед неизбежным подъемом. Танк залязгал гусеницами, и вдруг… Бах! Выстрел из пушки! Все замерли. Буквально тут же донесся звук, как будто кто-то ударил по земле гигантской кувалдой. Именно так бьет по мерзлой земле бронебойная «болванка».

— Немцы!!!

Сонное царство тут же сменилось лихорадочной суетой.

— Степаныч, машина готова?!

— Готова!

— Заводи! Батарея к бою!

Мы выскочили из дома в несколько секунд, благо спали не раздеваясь. Из-за крайнего дома показалась корма «тридцатьчетверки», замерла. Бах! И тут же дернулась назад. Ответный снаряд, выбив из угла дома какие-то палки, прошел впритирку с танковой башней. Хороший у фрицев наводчик. Счастливо избежавший попадания танк развернулся, объехал дом и высунулся с другой стороны. Я тоже обежал наш дом и высунулся из-за угла, чтобы оценить обстановку. Три немецкие самоходки пятились задом от хутора. Именно с ними и перестреливалась «тридцатьчетверка», но в постепенно разгоняемой рассветом мгле, меняющей силуэты и расстояния, обе стороны пока мазали. Чуть дальше виднелось что-то еще: то ли грузовики, то ли бронетранспортеры, не разобрать.

Бах! Выстрелила танковая пушка. Трассер достал одну из «штуг», и она замерла. Банг! Немецкий снаряд срикошетировал от лобовой брони нашего танка, когда он уже двинулся назад. Рывком проскочив несколько метров и укрывшись за домом, танк замер. Дизель продолжал молотить на холостых оборотах, но сам танк оставался неподвижным. Я подбежал к танку, вскарабкался на броню и постучал по башенному люку.

— Эй, танкеры, вы там живы?

Снаряд броню не пробил, но даже в этом случае приложить их должно было очень хорошо. Секунд пятнадцать ничего происходило, потом дизель заглох, люк откинулся, и в нем показалась чумазая голова в черном ребристом шлеме.

— Га?!

Говорил танкист неестественно громко, почти кричал. Я тоже почти кричал, чтобы он меня услышал.

— Живы, говорю?

— Ага!

— Ты уходить отсюда будешь?

— Ни, тут воювати буду. Солярки майже зовсим немае.

Понятно, идея прицепить третью пушку к танку потерпела фиаско.