Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов - Екатерина Дмитриева

Вы мастерица, моя ЕДИНОУТРОБНАЯ, превращать письма в винегрет. Примите же пока мои искренние поздравления по поводу прибытия Пр[инца]. И скорого возобновления…! Что касается прибытия их Величеств ВЫСОЧАЙШИХ ПОСЕТИТЕЛЕЙ[399], то новость о том неверна и получена из Миттау, поскольку ваш Курьер прибыл из Варшавы, а не из Мемеля. Весь Ваш

______________

Рукоплещу пребуду з грешним наслаждением.

Парма в 10 верстах от Aльбы[401],

20 марта [1809 года].

Благодатная Мария, Господь с тобою, благословенна ты в женах и благословен плод чрева твоего. –

Миром Господу помолимся. – Господи помилуй. О вышнем мире и спасении душ наших Гос. пом.: – Госп. помил.: О Мире всего Мира и благосостоянии святых божиих церквей и соединении всех. Гос. помо: –

Господ. помил. – Das ist das Gebet «Gegrüßet seist Du Maria» bzw. «Ave Maria»[402]

И так далее, потому что это уже несколько длинно описывать далее, но я обещаю Вам довершить остальное по возвращении. А пока тысяча благодарностей, любезный Друг, за Ваше милое письмо. Ни мой нос, ни уши пока что не отмерзли, и я здоров, как боров[403]. Финляндия довольно красивый край[404], а ее жители лучшие люди на земле, что же касается Вас, то Вы самая саламандристая из всех человеческих существ, которых я когда-либо видал, и надеюсь, что через несколько дней я смогу подтвердить это собственной персоной. А пока советую Вам не забывать О СЕМ. И целую тысячу и тысячу раз Ваши ручки и Ваши туфельки, поскольку я еще не имел счастья лобызать Вашу ножку. Ваш сердцем и душой навеки.

___

[1809 год.]

Любезный Друг, как чувствуете Вы себя сегодня; надеюсь, что Ваше недомогание не будет иметь последствий. Весь Ваш сердцем и душой

______

Если Вам тяжело отвечать мне, попросите Като адресовать мне несколько слов.

[Петербург],

25 [апреля 1809 года].

Не хочу говорить Вам, любезный и добрый Друг, о тех горьких чувствах, которые я испытываю, расставаясь с Вами. Если бы в моей власти было задержать Вас здесь еще на некоторое время! однако я по-прежнему питаю надежду, что Вы вернетесь назад, и эта надежда есть истинное для меня утешение. Катрин чувствует себя хорошо, хотя весьма печальна, я только что Ее видел, она напишет Вам сама. Прощайте, любезная Мари, добрый мой Друг, мне тяжело произносить это слово прощай. Сохраняйте же Вашу дружбу к Брату, любящему Вас до глубины души.

12 мая [1809 года].

Любезный Друг, мы получили известие о продвижении Австрийской армии вдоль Вистулы, я уже обрадовался столь непреложному доводу, которым хотел воспользоваться, чтобы убедить Вас повернуть назад, но, к моему большому удивлению, ныне к мотивам, которые могут служить лишь внешним поводом, стали относиться с величайшей щепетильностью и потому хотят подождать положительного подтверждения известий[408]. Что касается меня, то я боюсь, что пока мы ждем, обстоятельства переменятся, а вместе с ними улетучится и моя надежда, но я могу лишь подчиниться тому, чего от меня желают. Вот копия полученных известий. Этот курьер отправляется в Кенигсберг и привезет Вам положительные предписания от моего поверенного в делах. Мне не надобно говорить Вам, любезный Друг, как хотелось бы мне, чтобы они заставили Вас повернуть обратно. Более не говорю ничего, не желая задерживать курьера. Весь Ваш сердцем и душой до гроба.

______

Тысяча поклонов прекрасной Графине[409].

Е[е] И[мператорскому] В[ысочеству] Великой Княгине Русской и т. д. и т. д.

Сударыня!

Я осмеливаюсь писать Вашему Императорскому Высочеству, выполняя Указания Его Превосходительства Графа Румянцева[412], с единственной целью сообщить Вашему Высочеству, что из информации, мною полученной, путь следования Вашего Императорского Высочества не представляет никакой опасности. Австрийцы, очистив все населенные пункты, занятые ими в Польше, направились в сторону Галиции.

Его Величество Император соблаговолил Сам продиктовать мне данные предписания с целью предупредить Ваше Императорское Высочество об истинном положении Дел. Полагаю себе Законом отчитаться в сем перед Ним.

С глубочайшей преданностью пребываю,

Сударыня,

Вашего Императорского Высочества

Нижайшим и преданнейшим слугой.

ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО КНЯЗЯ ГАЛИЦЫНА РАПОРТ[413]

Кенигсберг,

17/29 мая 1809 г.

Копия Его Императорскому Величеству

Сей час получил я Записку последним Известии которую у сего Подношу

Генерал Кн. Галицын

Бялосток

Мая 4го дня 1809 г.

Копия. Последние известия.

Ерцгерцог Фердинанд[414], оставя часть войск в Варшаве, С прочими потянулся вниз по Висле.

Главная квартира Князя Понятовского[415] в Люблине, аван-посты же подвинулись вперед.

Петербург,

17 /29 мая 1809 года.

Только в эту минуту я узнала, любезная Сестрица, что к Вам сегодня отправляют курьера, и потому спешу воспользоваться этой оказией, чтобы поблагодарить Вас за Ваше милостивое письмо от 11/23. Поверьте, любезная Сестрица, если Вы меня и опередили, то это потому, что мне казалось неделикатным адресовать Вам послания в первые моменты столь печального расставания, и тем более был мне дорог знак Вашего внимания, что я отнюдь не рассчитывала на него в тот момент, когда Вы ко мне писали. Несколько дней спустя после Вашего отъезда необходимость Вашего возвращения обсуждалась так горячо, что я была уже почти уверена, что в самое ближайшее время мы снова будем иметь удовольствие видеть Вас здесь; все изменилось с тех пор, и по мере того, как Вы удаляетесь, надежда эта слабеет, вот уже несколько дней мы находимся здесь в полнейшей неопределенности по поводу тех хороших новостей, которые циркулируют в городе, но которые ничем не подтверждаются, Вы наверняка более о том осведомлены и, приближаясь в настоящий момент к театру военных действий, сможете избежать неприятности нашего положения здесь, когда оказываешься раздираемым тысячью сомнений, прежде чем узнаешь что-либо определенное, будь то плохие новости или хорошие, хотя лучше всегда знать, как обстоят дела на самом деле.

У нас сегодня вечером дают спектакль у Имп[ератрицы], и я наконец смогу увидеть Мадмуазель Жорж в роли Федры[417], чего жду с истинным нетерпением. Вас очень не хватает, любезнейшая Сестрица, в нынешней ситуации, так же, как и во всех остальных, я настолько привыкла воспринимать Вас как обитательницу дома, а не как временного его гостя, что мне постоянно кажется, что настоящее положение вещей есть лишь временное. Вы знаете, верно, от самой Императрицы, что с завтрашнего дня Она собирается обосноваться в Павловски, Ваша же Сестрица в роли замужней женщины отправится туда лишь послезавтра со своим Свекром и Супругом[418], кажется, Ее забавляет положение, когда можно расправить крылышки; моя же судьба представляется еще совершенно неопределенной, время отбытия Имп[ератора] в Финляндию[419] еще не решено, а Вы знаете, что мое пребывание в Царском Селе от этого зависит. Прощайте, любезная и добрая Сестрица, примите же снисходительно письмо, которое беспорядочно писалось через пятое на десятое[420], мне же важно не то, хорошо оно или плохо написано, я хочу только, чтобы оно Вам напомнило о той нежной дружбе, которую я к Вам питаю, и сохранило воспоминание обо мне в Вашей памяти, Амели благодарит Вас за Ваше внимание и поручает мне передать Вам тысячу добрых слов, АННА СТЕПАНОВНА[421] припадает к Вашим ногам. Прощайте еще раз, обнимаю Вас от всего сердца.

______

Кузен[422] присоединяется к моим и Амели поклонам.

Кам[енный] Остров.

С истинным прискорбием узнала я, любезная Сестрица, что в тот момент, когда Вы уже приближались к цели Вашего путешествия, Вы снова оказались в положении, похожем на то, что принесло Вам столь много неприятностей три года назад[424]; однако я льщу себя надеждой, что на этот раз оно будет не столь продолжительным, как в прошлый раз, и что правое дело одержит верх над неправым, и тогда Вы сможете мирно вернуться к домашнему очагу, или же Вы вернетесь, чтобы поселиться в ЦАРИЦИНА[425], я прикидываю в уме, что вещи не могут оставаться долго в таком подвешенном состоянии. Из письма Вашего в Тверь[426] я впервые узнала о подвигах Герцога Брауншвейгского[427], которым я восхищаюсь во всех отношениях, приятно, когда люди, которым Вы знаете цену, поступают благородно, а я только так и могу определить поведение Герцога; уже давно, как Вам известно, хотела я видеть и других немецких самодержцев, действующих в том же духе, одно только имя генерала Арнштедта, которое, как сообщают газеты, Герцог Б., кажется, себе присвоил, мне не нравится и кажется мало приемлемым. – К тому времени, когда это письмо дойдет до Вас, любезная Сестрица, Вы наверняка уже забудете о том, что сами написали мне два любезных письма, одно перед тем, как пересечь границу, другое уже после Кенигсберга. Позвольте же мне поблагодарить Вас за все дружеские слова, которые Вы мне говорите, и за то, что взяли на себя труд выполнить мои комиссии в Кенигсберге. Вы наверняка уже знаете, что известие, которое Вам там было сообщено по поводу Пр[инца] Наследника Шведского, нисколько не подтвердилось – напротив, поспешно воспользовались отречением от престола отца, дабы отторгнуть от трона сына, и вовсе не сам Король, как утверждали, отказался от прав своих детей на престолонаследие[428]. Будущее этой семьи отчаянно неопределенно, и я немало переживаю в глубине души об их прошлом, к которому все еще не могу относиться спокойно, и об их судьбе в будущем.