ХРОНОСПЕЦНАЗ-1 - АЛЕКСАНДР АБЕРДИН

Обоз задерживался с прибытием в Сухуми уже почти на два часа и кое-кому это не понравилось. Этим человеком был майор госбезопасности Александр Михайлович Свиридов, атлетически сложенный мужчина тридцати девяти лет, начальник одного из особых отделов НКВД, которого ветром войны занесло в Закавказья. Вскоре ему предстояло вылететь в Москву, а оттуда в Куйбышев чтобы создать там курсы подготовки оперуполномоченных особых отделов НКВД. Особые отделы НКВД имелись на всех фронтах при каждой дивизии, их оперуполномоченные работали не щадя сил и жизни, враг наступал и боевые потери были очень велика. В среднем срок жизни оперуполномоченного особого отдела НКВД не превышала трёх месяцев. Иногда случалось так, что оперативники погибали так и не изобличив вражеских агентов, действовавших в зоне их ответственности, и хотя более, чем год спустя после начала войны положение улучшилось, немецкие диверсанты уже не хозяйничали в ближнем тылу наших войск, как у себя дома, при Управление особых отделов НКВД было решено создать специальное подразделение быстрого реагирования.

Эту идею пришла в голову Абакумову ещё полгода назад, но только недавно он дал поручение майору госбезопасности Свиридову, выполнявшего его специальное поручение в Закавказье, реализовать её таким образом, как тот сочтёт нужным. Выполнив Виктора Семёновича, майор Свиридов не стал вылетать в Москву немедленно и решил сначала оглядеться. Четвёртого августа он узнал, что из Ворошиловска в Сухуми по приказу Сталина отправлен обоз с воспитанниками детского дома, по следу которого гитлеровцы бросили вдогонку чуть ли не целый батальон эсэсовцев и горных стрелков. Предатель был быстро вычислен, изобличён и уже казнён подпольщиками Ворошиловска. В Тбилиси сразу же стали гадать, сумеет ли отряд разведчиков, которым первый секретарь Орджоникидзевского крайкома Михаил Суслов поручил переправить детей в Абхазию оторваться от преследователей и добраться хотя бы до Клухорского перевала.

Отряд капитана Ларионова, которого понизили в звании до лейтенанта, сделал это. Разведчики и воспитатели не только подняли на перевал детей, но и вытащили все двадцать шесть крытых линеек, подбросив бойцам тушенки и патронов. Более того, произошел и вовсе какой-то совершенно необъяснимый случай, на входе в Клухорское ущелье кто-то наголову разгромил отряд преследователей и вот тут не всё было ясно. Свидетель, наблюдавший за этим боем со склона горы на противоположном стороне, утверждал, что отряд капитана Ларионова ещё засветло встретил на входе в ущелье капитан войск НКВД, отвёл обоз на поляну, она не была ему видна, и тот заночевал там, хотя немцы уже были в Теберде, буквально в двадцати семи километрах, но у них почему-то заглохла вся техника. Местный житель, пастух, лояльно относившийся к советской власти, который активно сотрудничал с органами НКВД, просидел с биноклем в небольшой пещере на горе всю ночь и наутро увидел, как капитан войск НКВД проводил в путь обоз, постоял на дороге, а потом бесследно исчез, словно растворившись в воздухе.

Где-то около полудня или чуть позже из пулемётного гнезда, устроенного чуть ли не на вершине той горы, которая располагалась напротив укрытия пастуха, капитан НКВД открыл по врагу губительный огонь из "ДШК", но перед этим каким-то непонятным образом подорвал оба фашистских танка. Взрывы были такой силы, что танки подбросило вверх, с одного даже сорвало башню, и они оба перевернулись. Первым дело пулемётчик "стреножил" всю технику, а затем принялся короткими очередями истреблять фашистов. Несколько раз он брал в руки снайперскую винтовку и убивал немцев из неё. По нему открыли ответный миномётный огонь и он спустился вниз, гордо шагая по склону и снимая на ходу свою форменную гимнастёрку. Ещё раньше те немцы, которые хотели обойти его с флангов, подорвались на минах, но остальные уже карабкались через лес на гору и капитан НКВД встретил их огнём из пулемёта Дегтярёва, после чего, судя по всему, вступил с ними в ожесточённый рукопашный бой, в ходе которого оказал врагу достойное сопротивление.

Пастух насчитал не менее семидесяти трупов, причём некоторым фашистам капитан вспорол не просто брюхо, а весь торс наискосок от ремня и до ключицы. Зрелище было страшное. Вскоре немцы спустили вниз захваченного в плен капитана, на котором под гимнастёркой была надета странная голубая майка-тельняшка, а в начале боя он сменил синюю фуражку на голубой берет. Пастух умел неплохо рисовать и поскольку хорошо разглядел капитана войск НКВД в морской бинокль, то нарисовал его портрет и этот рисунок, сделанный уже лежал у майора Свиридова в планшете. Именно поэтому он хотел поговорить с капитаном Ларионовым. Была у него ещё одна причина дождаться командира отряда разведчиков, но уже сугубо служебная, он хотел посмотреть, чего они стоят и если бойцы действительно хороши, то забрать их в свой отдельный оперотряд. Что ни говори, а из сорока четырёх обстрелянных разведчика можно будет отобрать хотя бы десять будущих чистильщиков, которым после шести месяцев подготовки предстоит работать по обе стороны фронта. Радовало его и то, что как сам капитан Ларионов, так и ещё четырнадцать его разведчиков были до войны оперуполномоченными уголовного розыска.

Последнее означало, что их уже не придётся учить криминалистике и оперативному мышлению. Всё хорошо, вот только разведчики не торопились поскорее доставить детей в Сухуми. Хуже того, они остановились на берегу моря и разрешили детям искупаться, будто те не накупаются позднее. Об этом майору Свиридов доложил офицер, проезжавший мимо на "Виллисе". К обозу он подойти побоялся, так как вокруг него было выставлено боевое охранение. Подождав ещё час майор Свиридов начал действовать. Для детей уже был освобождён санаторий возле самого моря, ещё бы, ведь советские разведчики спасли им жизнь по личному приказу Сталина, в который уже завезли всё необходимое. Был найден новый директор детского дома, которому майор рассказал о том, как подпольщики покарали прежнего, предавшего своих воспитанников - его повесили на столбе перед собственным домом, а на заборе написали: - "Смерть предателям!". Этому пятидесятилетнему грузину в общем-то и так ничего не нужно было объяснять, поскольку он поклялся выполнить вторую часть приказа товарища Сталина - обеспечить детям достойную жизнь.

Видя, что капитан Ларионов не торопится, майор Свиридов решил начать действовать сам. Взяв три "Студебекера" и комендантский взвод, он посадил в свой "Виллис" Шалву Арчвадзе и поехал в Квемо-Мерхеули чуть ли не рыча от ярости. Он ожидал от капитана Ларионова чего угодно, но только не такого наплевательского отношения к делу, но всё же хотел, отведя в сторонку хорошенько отматерив его, всё же проверить чего стоит он и его бойцы в ближайшем укромном месте и если что, то посадить на "Студеры" и отправить одних в Сухуми на пункт переформирования, а других в Тбилиси, чтобы уже оттуда, самолётом, вдоль линии фронта лететь в Москву. Майору госбезопасности в числе прочего было приказано доставить капитана Ларионова, если, конечно, он выполнит приказ Верховного главнокомандующего, в Москву. Товарищ Сталин почему-то хотел видеть его.

Тем не менее капитана Ларионова, хотя его заочно и досрочно повысили в звании за проводку обоза с детьми и он теперь был майором, всё равно следовало хорошенько вздрючить за медлительность. Надо же, ему вздумалось дать детям искупаться в море, словно их поселят где-то в горах вместе с овцами. До Квемо-Мерхеули было полчаса езды, но майор Свиридов почти час выбирался из Сухуми. Город был буквально забит беженцами. Была заполнена ими и дорога, ведущая вдоль моря в Очамчиру. Оперуполномоченные, производя фильтрацию, работали чуть ли не круглосуточно и потому люди следовали дальше непрерывным потоком. Дорога проходила вдоль моря, в котором майору так и не удалось искупаться. Слева стояли дома, а справа буквально в двух сотнях метров, накатывали на берег ласковые волны, манящие к себе. На мгновение представив себе, какого страха натерпелись в дороге сироты, майор, вдруг, понял, что он и сам бы приказал остановить обоз, чтобы дать детишкам поплескаться в изумрудных, тёплых и ласковых волнах, но решил всё же хотя бы пожурить неторопливого капитана, но не слишком сильно, по-доброму.

Наконец впереди показались невысокие кусты, за которыми Александр Михайлович увидел сначала повозки, а через несколько секунд не столько разглядел, сколько почувствовал снайпера, замаскировавшегося так хорошо, что пройди ты по нему - не заметишь, отчего сразу же широко заулыбался. Капитан был молодец, он даже выставил в боевом охранении чертовски ловкого и явно умелого снайпера. Отличный командир. Подняв руку, приказывая водителям "Студебекеров" принять вправо и остановиться, майор велел водителю ехать к повозкам и как только до них осталось метров двадцать, вздрогнул от неожиданности, увидев на облучке одной из линеек того парня, который был весьма умело нарисован цветными карандашами на листе ученического альбома для рисования, сидевшего с немецким автоматом в руках и зорком приглядывающего за детьми. Сходство было просто потрясающим, отсутствовал только голубой берет на голове. По спине майора госбезопасности пробежал холодок и он вдруг подумал, что Сталин не случайно приказал срочно доставить этого человека в Москву. За этим что-то крылось, но что? Выпрыгнув из "Виллиса", майор Свиридов направился к капитану. Тот моментально отложил автомат, соскочил с облучка, сделал несколько шагов вперёд и, вскинув руку к козырьку форменной фуражки, поздоровался: