Нелегал. Том II - Павел Николаевич Корнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плешивый медик кинул листы на металлический столик и объявил:
— Под вашу ответственность, Роман Иосифович! — Он откинул крышку чемоданчика и уточнил: — Согласны?
Зак помедлил с ответом, и Ключник предложил:
— Можем поработать с ним по старинке.
— Нет! — отмахнулся следователь. — Енох Ааронович, приступайте!
Медик покачал головой.
— Хотелось бы получить документальное распоряжение на сей счёт, — произнёс он сварливо.
— Енох Ааронович! — всплеснул руками следователь, но спорить не стал, сел за стол и принялся что-то писать, попутно повторил: — Приступайте!
Навалился приступ паники, но я переборол его, вспомнив о штабс-капитане Березняке, который так до сих пор и ждал меня в приёмной. Надо лишь продержаться, пока не всполошится и не погонит волну моё армейское руководства! Я же не сам по себе! У меня — задание! Меня вытащат! Непременно вытащат, нужно только удержать язык за зубами!
Но смогу ли?
Один из подручных плешивого медика начал обривать мне голову, а сам тот достал из чемоданчика и переложил на металлический поднос набор длинных игл.
— Пять кубиков! — распорядился Енох Ааронович, кто-то стоявший позади кресла тут же сделал мне инъекцию, а дальше от лица наконец отняли маску, и получилось хватануть ртом чистого воздуха.
— Включай запись! — скомандовал Зак.
Ключник щёлкнул тумблером проволочного магнитофона, и его бобины пришли в движение. Одна начала вращаться медленно-медленно, а другая заметно быстрее, вот наблюдением за ними я и постарался занять своё одурманенное препаратами сознание, ещё попытался ухватиться за гармонию источника-девять и вогнать себя в медитативный транс, отрешиться и от вопросов, и от колючих игл чужой воли. Не закрыться, так обратиться пустотой.
Перестать существовать.
И я перестал. Далеко не сразу, но едва ли до того из меня успели вытянуть хоть что-то мало-мальски внятное. Уверен — нет.
Ну или просто — верю…
Очнулся во всё той же камере.
Очнулся — хорошо. В камере — плохо.
Как-то так.
Саднило поцарапанную кожу обритой головы, болезненно ломило шею, нестерпимо тянуло мышцы, а во рту пересохло так, что попытка сглотнуть едва не загнала обратно в беспамятство. Но — живой.
Живой — это хорошо. Наверное…
Зрение никак не желало фокусироваться, перед глазами всё так и плыло, окончательно в себя привёл резкий запах нашатыря. Первое на что обратил внимание — это на бобины магнитофона. Изрядная часть проволоки перекочевала с левой на правую, скорость их вращения заметно выровнялась.
Сколько же меня тут мурыжили?
Два часа или все три?
— Не абсолют! — вынес вердикт Енох Ааронович, вытирая носовым платком вспотевшее лицо. — Но случай чрезвычайно интересный, с удовольствием возьму его в работу. Если у вас есть день или два…
Ключник взглянул на часы и нахмурился, но Зак резко вскинул руку, призывая опера к молчанию.
— Если он не абсолют, то почему тогда нет результата? — требовательно спросил следователь у медика.
Тот пожал плечами.
— Высокая ментальная сопротивляемость, ослабленная реакция на спецпрепарат, кое-какая подготовка, — спокойно перечислил Енох Ааронович. — Сегодня результата не обещаю, а в два дня уложусь с гарантией.
Опер насмешливо фыркнул.
— Четыре часа псу под хвост! Да мы быстрее его по старинке расколем!
— Возможно, — кивнул плешивый. — Не буду спорить. Но материал и в самом деле чрезвычайно интересный. Мне бы хотелось получить его с функционирующей нервной системой.
Зак покачал головой.
— Ничего не могу обещать.
Медик поглядел на него свысока.
— Уж будьте уверены, я тоже возьму на вооружение такой ответ.
Следователь мигом прижал руки к груди.
— Дорогой Енох Ааронович, войдите в моё положение! Его судьбу буду решать не я, следствие в самом разгаре, могут всплыть новые эпизоды…
— Хоть не расстреливайте его! Мне нужен неповреждённый мозг!
— Сделаю всё что в моих силах, — уверил его Зак.
Плешивый медик покачал головой и удалился, следом выкатил каталку с газовым баллоном один из его подручных, второй унёс чемоданчик с инвентарём.
— Запись идёт? — уточнил после этого следователь.
Ключник мельком глянул на магнитофон, кивнул и взял со стола кувшин с водой, наполнил железную кружку.
— Пить хочешь? — спросил он у меня.
— Кра… — прохрипел я пересохшей глоткой. — Хра…
Опер поднёс к разинутому рту кружку и позволил сделать глоток, а остаток воды выплеснул в лицо.
— Сука! — выдохнул я и тут же получил по уху от стоявшего за креслом мордоворота.
В голове словно шутиха взорвалась!
Ах ты, зараза!
— Не выражайся! — попросил Ключник. — Ты ещё можешь покинуть камеру на своих двоих, только для этого придётся вывернуться наизнанку! — Он сходил в угол камеры за стоявшим там табуретом и поставил его передо мной, но сам садиться не стал, лишь указал пальцем.
Мордоворот принялся расстёгивать ремни, но — увы и ах! — на численное превосходство сотрудники комиссариата полагаться не стали и сначала сковали запястья наручниками, потом только пересадили на табурет. Точнее — пересадить попытались: тело было ватным, а голова шла кругом, я тотчас свалился на пол, будто мешок картошки.
Пара хлёстких затрещин подействовала ничуть не хуже нашатырного спирта, но ненадолго, и я почти сразу вновь начал проваливаться в забытьё.
— Они всегда после Эдельмана такие, — заявил следователь, решительно поднимаясь из-за стола. — Вы приведите его в чувство, а я пока пообедаю. А лучше, давай, вместе сходим, пусть пока лежит.
Ключник кивнул и повернулся к мордовороту.
— Глаз с него не спускай!
Я стиснул зубы и попытался перебороть дурноту, но нисколько в этом не преуспел, а пару минут спустя в камеру заявился ещё один сотрудник комиссариата — замер у двери с ладонью на расстёгнутой кобуре.
Уважают, суки!
Уж лучше б нет, только на самом деле — не важно. Меня крутило и мотало, не смог бы подняться с пола, даже если б от этого зависела сама жизнь. Ползти — и то вряд ли.
Но что не убивает оператора сразу, то не убивает его вовсе, и постепенно я начал приходить в себя, а к моменту окончания обеденного перерыва оказался даже способен удержать равновесие на табурете.
— Ну вот! — ухмыльнулся вернувшийся в камеру Ключник. — Другое дело!
Зак зашёл следом, сел за стол и распорядился:
— Работаем!
Опер без всякой спешки расстегнул пиджак и аккуратно повесил его на
