Коло Жизни. Бесперечь. Том второй - Елена Асеева

Еси сомкнула глаза, успокоенная полюбовными словами Асила, припав к его груди, она и в нем, как и в Першем, находила необходимое для Крушеца умиротворение. Одначе, миг погодя внезапно почувствовала легкое покачивание не только тела, но и желудка, и ее словно мотнув, вновь стало подташнивать.

– Опять прибавили обороты, – недовольно сказал старший Атеф, ощутив своим естеством колебание плоти юницы.

Он тотчас подхватил Есиславу на руки, и, прижав к себе ее голову, схоронив от стороннего вмешательства в своих объятиях, понес к креслу.

– Сходи Отец сам к Лядам, – добавил Асил погодя, усаживая девушку на кресло. – И сам прикажи… Они меня слышат только с третьего раза, да и то не надолго, как видишь.

– Это просто схлестка граней Галактик, потому Ляды и добавляют обороты, – отозвался Перший, тем не менее, все-таки направился вон из комнаты, пропав в серебристо-клубящейся дымке.

Асил, между тем поправил сакхи на сидящей Есиславе, одернув материю книзу, и поцеловав ее в лоб направился к креслу напротив, степенно воссев на него. Девушка с тоской воззрилась на колышущеюся завесу, всяк раз когда Перший в ней скрывался, ощущая тугую смурь, в такой момент в ней сходилась в единое ее любовь и тоска по Липоксай Ягы, с любовью и тоской Крушеца к Отцу. Потому Димург оставлял юницу очень редко, лишь тогда, когда она спала или была острая необходимость в его указаниях.

– Он сейчас придет, – нежно произнес Бог, проследивший за взглядом Еси. – Ты не тревожься. Просто векошка принадлежит печище Димургов и Ляды управляющие ей, меня не больно слушают. Если бы это была моя векошка, Оренды исполнили мои указания беспрекословно.

– А, что у Атефов тоже есть векошки? – удивленно вопросила Есинька, и, сделав над собой усилие, перевела взор на старшего Атефа.

– Векошки есть на каждом космическом корабле, – медлительно отозвался Асил, он вообще не любил вдаваться в подробности. Однако, никогда не умел, как старший брат незаметно для юницы перевести разговор, потому всегда отвечал неспешно, надеясь, что Перший его прервет и перехватит на себя инициативу. Несомненно, эту привычку переводить особо острые моменты толкования Еси приметила. Она также приметила, что коли Атеф говорил, его ответ был более ясным, понятным для нее, потому всегда когда они оставались наедине задавала ему особые вопросы, стараясь выведать, что не смогла узнать от Першего.

– Не только у Димургов, Атефов, но и Расов, – продолжил Бог все также неторопко. – Это одно из устройств, каковое есть везде. Неважно пагода это Отца, моя кумирня, зинкурат Небо, или айван Дивного. Ее только дюже редко используют. В основном на них путешествуют демоницы. У Димургов Кали-Даруга, так как является наставником всех сынов Отца. У Расов по большей части ее сестры Калика-Шатина или Калюка-Пурана. Конечно, я не говорю про Седми, который также вскормленник Кали-Даруги… У нас же, у Атефов Кали-Даруга воспитывала Велета и Круча, Калюка-Пурана взращивала Усача, а Стырю Калика-Шатина. Посему малецыки почасту посылают за демоницами, ибо вельми к ним привязаны.

В этот раз Асил сказывал как всегда четко, выдавая Есиньке достаточно интересную информацию о демоницах, которую она не знала, и которую ей не выдал в свое время Перший. Потому девушка не перебивала Бога, а вопросила всего-навсе тогда, когда он смолк, намереваясь вызнать как можно больше:

– Значит, Кали-Даруга взращивала и Крушеца, – это был не столько спрос, сколько его прелюдия, чтобы Бог отвлекся. – А почему Кали-Даруга растила так много Богов? Коль я не ошибаюсь без Крушеца восьмерых?

– Девятерых, – задумчиво отозвался Асил, и расставленными перстами огладил нависающий над лицом лоб, всколыхнув на коже золотое сияние, оное нежданно пошло какими-то долгими полосами.

– Девятерых? – переспросила Есинька и губы ее зримо дрогнули, понеже болезненно заныл левый висок.

Сие поспрашание, точно вернуло ощущение реальности Богу, и он спешно вскинув взгляд на девушку, согнал с лица и полосчатое сияние, и задумчивость, достаточно бодро сказав:

– Кали-Даруга первая из трех сестер. Она воспитывала старших сынов каждой печищи. И ее знания особые, в них заложена определенная способность взращивать, так называемых хрупких… уникальных Богов.

Старший Атеф немедля прервался, вероятно, стараясь уйти от одного не дюже приятного вопроса, он угодил в не менее опасное место, где поток вопросов Еси становился неисчерпаемым. Бог о том ведал и дюже обрадовался тому, что чрез завесу в комнату вошла нежить с блюдом в руках и направилась к столику.

– О! Ночница пришла.. принесла тебе покушать, – молвил он теперь вельми скоро, и поднялся с кресла, намереваясь проводить или отнести девушку к столу.

Есинька, одначе, решила идти сама. Вообще так почасту бывало, что после приступа у Крушеца, она погодя полностью обретала себя, будто и не теряла силы, не теряла сознания. Потому девочка также поднялась с кресла, впрочем, так как не выяснила всего чего желала, произнесла:

– А кто такие эти Ляды и Оренды, что управляют векошками? Духи, нежить, бесицы-трясавицы?

– Они управляют не только векошками, вообще космическими кораблями, – сейчас Асил хоть и ответил, но зримо попытался уйти от разговора, посему развернулся в сторону стола, ласково провел дланью по спине Еси, тем поощряя ее идти. – Это не духи, не нежить. Ляды и Оренды иная форма жизни, ничего общего ни имеющая, ни с бесицами-трясавицами, ни с чертями, ни с людьми. Они вообще отличные, созданные не из плоти, и костей, а на вроде разумного устройства. Мне весьма сложно объяснить тебе, на что похожи эти создания…

– Наверно на антропоморфа, – отметила юница и теперь почитай подталкиваемая Богом в спину двинулась к столу. – Они похожи на антропоморфа, который когда-то украл Владу.

– Нет… не на него, – теперь однозначно в голосе Асила прозвучала растерянность, он, явственно не знал, как избавиться от вопросов девушки. – Антропоморфы сутью своей машины, а Ляды и Оренды скорее можно отнести к такому органу человека как мозг, ибо обладают разумностью принимаемых решений и особым способом их внедрения, исполнения.

Когда Есислава в сопровождение Атефа подошла к столику, Ночница уже его накрыла, убрав с блюда покатую крышку, пристроив справа ложку, поправив лежащий чуть левее влажный ручник. Торопливо сделав несколько шагов в сторону и назад, она недвижно застыла, не забыв преклонить голову. Стоило юнице опуститься за стол, а вздохнувшему, кажется, всей плотью Асилу отойти и приняться фланировать по комнате, как нежить ретиво подступив к столу, стала наливать в голубо-прозрачную с отвесно загнутыми вверх краями тарелку из глубокой чаши навар. Из коричнево-красноватого густого навара выглянули не только морские гребешки, креветка, рыба, кальмары, но и зеленый листочек терпко-пахнущей травы, густо сдобренной сметаной. Вот еще не раз вызывающее в Еси вопросы, каким образом не только на ее столе появлялась свежая зелень, рыба, мяса, но и иные продукты, каковые она вдруг… почасту именно вдруг хотела съесть. На это Перший в свое время отозвался одной фразой «доставили». Однако, пояснять, как именно доставили не стал, как и не стал о том говорить Асил, хотя девушка его не раз спрашивала. Впрочем, она сама предположила, что доставляют пищу на векошку тем самым мгновенным перемещением, по определенному каналу величаемому «коридор пространства… коридор перемещения – малик». Все же старший Атеф был более открыт пред Еси.

– Кто это? – вопросила Есислава у прохаживающегося Бога, и кивнула на стоящую подле нее нежить. – Ночница-эка или Ночница-чатур?

Асил на малеша застыл почитай напротив нежити, внимательно всмотрелся в лицо, также пронзительно прошелся взглядом по всей ее получеловеческой-полукозлиной фигуре, и, пожав плечьми, ответил, несомненно, радуясь, что вопрос оказался днесь таким приземленным:

– Не ведаю, Есинька. Мне их сложно различать.

– Мне тоже, – согласно поддержала Бога юница, неотрывно глядя в плоское треугольное лицо нежити, где самой значимой чертой была клиновидная, короткая бородка. – Как Отец, – иногда при Асиле девушка так величала Першего, в том поддерживая и его самого, и Крушеца, да и вне сомнений выражая собственные чувства. – Их различает не пойму… У них совершенно одинаковые лица… очи, губы и даже эти бородки.

Ночница нежданно широко улыбнулась, вероятно, желая придать мягкости своему безобразному лицу, обаче, тем самым растянула губы, явив вместо рта плотную розовую перегородку. Есислава немедля перекосила лицо и тягостно сотряслась всем телом. Также разком девушка перевела взор на тарелку, и, уставившись на выглядывающую из навара креветку, дюже сердито дополнила:

– И коль не создали рта, нашто было вкладывать в уста улыбку… Уж такое нелицеприятие, после оного и вовсе есть не захочется.