Манарага - Владимир Сорокин

– Голубые шершни, время настало! – орет блондин.

– Тряхнуть стальными мудями!!

Они пробегают коридор и оказываются в том самом помещении, где я увидел их лежащими. Вот и развороченные ворота. Но за ними – синее небо, солнце, склон горы. Шершни выбегают из бункера.

– Это пять часов спустя после вашего героического приземления на Манарагу. Их продезинфицировали, нашпиговали правильными насекомыми, поговорили по душам, сделали правильные предложение, поставили задачу. И вперед, голубые шершни! – комментирует слон.

– Вперед!! – ревет блондин.

– Вперед!!!

И с победоносным ревом шершни бегут вниз, поднимая клубы снежной пыли.

– И куда они рванули?

– На Кухню. Как сказал Ленин, революция не делается в белых перчатках.

– Ленин? Это кто?

– А… ты же без блох. Был такой русский революционер. Шершни полетели жалить тех, кто натравил их на меня. И вот, полюбуйся.

Две голограммы. Два трупа. Киприанос и Абрам. Изрешечены.

– Быстрая работа, однако. Что значит – правильные блохи в головах у парней. Не прошло и восьми часов. Остались двое. Думаю, суток не проживут. Квинтету конец. Конец убожеству. Новая эпоха пришла на Кухню. Так что, дорогой Геза, не говори: “Я не с тобой”. Ты умный парень. Колоссальный успех ждет нас. Горизонты новых возможностей. Прошу тебя, не говори мне: “Я не с тобой”!

Квинтету конец? Абрам! Старый Абрам! Они убили старика Абрама. Это… конец. Меня начинает трясти.

– И что будет, если я…скажу: “Я не с тобой”?

Слон цвета папайи тяжело вздыхает, отхлебывает вина.

– Что будет… Вот представь, что когда-нибудь один бородатый писатель напишет роман “Снега Манараги”. И начинаться роман будет словами: “В снегу, между третьим и четвертым зубом Манараги, лежит мерзлый труп человека. Никто не знает, что привело его туда”.

Тарелка с так и не попробованной рыбой летит в него.

– Дурачок… – уворачивается он, но тушеные овощи облепляют половину его самодовольной морды.

– Сволочь!!!

Вздрагивают поварские колпаки от моего вопля.

– Геза, Геза… – посмеивается слон, вытираясь.

– Тебя забетонируют, гнида!!

– Бетона не хватит…

– Ты предатель!!

– Нет. Я реформатор, Геза.

– Пре-да-тель!!

– Да нет же, нет…

– Чтоб ты сдох, гнида!!

Он тяжело приподнимается, с неохотой щелкает пальцами. И в мою шею сзади снова что-то впивается. Гнида! Его купили. Китайцы? Нет! Санэпидемстанция! Конечно! Чтобы угробить Кухню. Как это просто! Весь этот цирк с суперпечками… сволочь! Устроил мне цирк! Хватаю бокал, чтобы кинуть в его самодовольную, заляпанную овощами рожу. И бокал бокал бокал прилип к руке руке руке как сталь сталь сталь как рельс рельс рельс бокал бокал бокал алкал алкал алкал море море море вина вина вина и оно было без дна дна дна как море и как горе и горе валится вперед и стол стол стол стол стол меня всегда поймет.

– Доброе утро, мой всесильный, желанный и очаровательный повелитель! Сегодня 14.04. Сейчас 10:02 по местному времени. Погода в районе Манараги ясная и солнечная. Ветра нет. Температура воздуха –3 градуса по Цельсию.

Открываю глаза.

Пространство. Большое. Белый потолок. Огромные окна. В них яркое голубое небо. Яркое! Его так много. Оно такое красивое. От него так хорошо и спокойно.

– Bonjour, Geza!

Перевожу взгляд. За большим столом. С сигарой и напитком. В кресле. Анри. В костюме цвета спелого банана. Добрый и уютный.

– Bonjour, Henri.

У меня во рту – кровь. Опять! Но теперь ее меньше, чем тогда. Ощупываю нёбо языком. Рядом со старой ранкой – свежая. Поменьше.

– Естественно, дорогой. Вход блохи поуже ее выхода. Как спалось?

Сплевываю кровь в предусмотрительно приготовленный стакан, встаю с кресла. В моем теле поразительная сила. И уверенность в этой силе. Словно в меня залили новую, совершенную кровь. И бодрость, бодрость. Плечо не ноет. Словно мне восемнадцать. Прекрасное чувство. Я легко подпрыгиваю. Что это?

– Это блошка F9, адаптированная под твое психосомо. Хорошо, правда?

– Великолепно!

– Твоя старая блоха отдалась новой и рассказала ей много интересного. Так что тебе будет всегда хорошо.

Мне очень хорошо. Просто – очень! Я рад всему: своим рукам, солнцу, небу, Анри, картине, висящей над ним. Блоха, что это?

– Сальвадор Дали, “Шесть явлений Ленина на рояле”, 1931, оригинал.

А, Ленин… Великий русский революционер, убивший царя Николая II, построивший СССР, написавший “Государство и революция”.

– Вспомнил, Геза? Вчера ты не знал, кто это! – Анри со смехом выбирается из-за стола, пыхтя сигарой, плывет ко мне. – Как мы беспомощны без наших насекомых! Вчера, пока наши умельцы ковали твою новую блошку, я, безнадежный романтик, решил уговорить тебя. И получил тушеные овощи в морду! Все-таки голый человек – беспомощное создание, правда?

Весь вчерашний разговор за столом всплывает в моем мозгу словно светящийся шар, переливаясь, разворачивается великолепным пейзажем с дальними, манящими горизонтами. Все детали пейзажа, слова Анри, его мысли и сообщения светятся и поют ясностью и мощью нового, зовущего. Только сейчас я понимаю всю грандиозность грядущей революции. Образ молекулярной машины, этого чуда, переливается, сияет всеми цветами радуги. Это волшебная гусеница с совершенным мозгом и сильным телом. Она ползет, раздвигая время и пространство. Она вползает в сияющее будущее. Революция!

– Она уже началась! – обнимает меня Анри. – Квинтета больше нет, наша служба безопасности сменила старую. Шершни помогли. С поварами работают. С нами уже сорок один шеф-повар.

– Это круто!

– Это очень круто, Геза! Но будет – гораздо больше.

Мы обнимаемся. Я счастлив, что участвую в этом великом деле. Все прекрасно, мощно и ярко! И Анри, мощный слон Анри, как он велик, как умен! Я обожаю его мозг, умное лицо, проницательные слоновьи глаза, могучие длани, цвет костюма, запах его огромного тела, его бодрого козла с голубой розой в зубах. Мы совершим с Анри великие дела.

– Это точно. Вчера я не успел рассказать тебе главного. Художественная литература – дело хорошее, но свет клином на ней не сошелся. Пора Кухне обратиться и к священным книгам.

– Ты хочешь готовить на Библии?

– Безусловно. Но начать надо с более древних текстов.

Он подходит к стене, прикладывает ладонь к матовому квадрату. Квадрат вспыхивает. Раздается мягкий звук, стена раздвигается. Мы входим в небольшую комнату. Она, как и кабинет, вырублена в скале. Потолок светится голубовато-белым. Здесь прохладно. Здесь прекрасно. Здесь тоже пахнет будущим. Все, чего касается длань Анри с козлом и голубой розой, начинает пахнуть будущим. Этот запах заставляет мою кровь бурлить еще сильнее. Анри выдвигает из стены плоский, широкий стеклянный ящик. В нем лежит древний фолиант.

– Когда Александр Македонский сокрушил империю Ахеменидов, ему досталась главная святыня зороастрийцев – двенадцать тысяч воловьих шкур, на которых жидким золотом была записана священная книга “Авеста”. Он приказал что-то из нее перевести на греческий, а саму книгу бросить в море. Но зороастрийские жрецы помнили ее наизусть и снова записали текст на авестийском диалекте. Вот она. Когда закончим с Рабле, сделаем “Авесту”. Печь под нее уже проектируют голландцы. Это будет абсолютный хит Кухни. Представь, Париж, открытие элитного ресторана “Авеста”, а вместе с ним и всей сети в других столицах мира. Джентльмены в смокингах, дамы в бриллиантах и живородящих соболях. Вся архаическая мощь персидской кухни. Древняя музыка. Пламя печей. Благовония. Пылают золотые письмена, варится ягнятина в молоке, тушатся смоквы в меду. И ты, Геза, – управляющий мировой сети ресторанов “Авеста”: Париж, Нью-Йорк, Лондон, Шарлоттенбург, Будапешт, Новгород, Пекин.

– Это… великолепно!

– Да, это будет великолепно, если все сделать правильно… Кстати, вот твой походный кейс. Возвращаю в целости и сохранности. Он будет тебе дорог как память о прошлом.

Он выдвигает из стены еще один большой прозрачный ящик. Там лежат оружие, мой кейс, белый ранец. Мой поварской кейс! Сейчас он мне кажется вещью из другой жизни. Открываю его: аккуратно сложенный халат, колпак, перчатки, эскалибур, четки, шары Баодин для перекатывания в руке, шапочка из живородящего ферросиликона, именуемая “блошиным снотворным”. Если мозговая блоха зависла или чудит, можно надеть шапочку и усыпить блоху на время.

Дверь кабинета Анри открывается и входит… тот самый великолепный африканец, что поцеловал меня в туалете аэропорта.

– Мортен, дружище! – Анри направляется к нему.

Они нежно целуются, обнимаются, переговариваются вполголоса. Это красиво – высокий, прекрасно сложенный африканец в сером и широкий, как облако, Анри в желтом. Они подходят к барной стойке, Анри начинает готовить Мортену коктейль. Мортен замечает меня в хранилище, поднимает руку, белозубо улыбается: