Жизнь Тулуз-Лотрека - Анри Перрюшо

В самом деле, ничто так не соблазняло Лотрека, как танцы в "Мулен Руж". Теперь там каждый день можно было увидеть его небольшую фигурку. Все, что так нравилось Лотреку, что доставляло ему удовольствие в "Элизе" и "Мулен-де-ла-Галетт", отныне было сконцентрировано в новом кабаре. Здесь танцевали кадриль, здесь выступала прекрасная и наглая, как никогда, Ла Гулю в своем небесно-голубом атласном корсаже, в черной юбке шириной в пять метров и под звуки оркестра, не уступавшего по грохоту оркестру "Элизе-Монмартр", виртуозно вскидывала ногами свои шестьдесят метров кружев. "Выше, Ла Гулю! Еще выше!" - в экстазе кричали ее поклонники. Надвинув котелок на глаза или же сдвинув его на затылок, Лотрек рисовал среди шума, топота, в душной атмосфере кабаре, которое напоминает "ярмарку любви", место, где происходит "купля-продажа". Публика не танцует. Она приходит сюда смотреть на кадриль, успехом которой не преминули воспользоваться Оллер и Зидлер. Мужчины, возбужденные зрелищем, легко попадаются на удочку женщин, которые охотятся за богатыми любовниками. Всюду женщины, женщины, женщины! Среди цилиндров, фетровых шляп, котелков и даже каскеток мелькают атласные корсажи - голубые, красные, зеленые, белые, желтые. "Милый, угости пивцом". Мишура, пестрота, роскошь дорогого публичного дома. Хлопают пробки от шампанского. От стола к столу переходит пьяный старик в продавленном цилиндре, с надетой на руку дамской подвязкой, с пышным розовым бантом. Публика веселится. "Красиво? А? Что? Великолепно..." На Монмартре веселье, веселье...

Декольтированная до пупка, с черной муаровой ленточкой вокруг шеи, букетиком цветов в волосах дерзко проходит Ла Гулю - королева бала, королева торговок любовью. Прощаясь, она вильнула бедром, и перед взором зрителей мелькнули ее панталоны с вышитым алым сердцем.

* * *

Лотрек снова получил приглашение принять участие в брюссельской выставке "Группы двадцати" и на этот раз поехал в Бельгию сам. Его сопровождал приятель по "Мулен Руж" Морис Гибер, представитель фирмы шампанских вин "Моэт и Шандон".

В жизни Лотрека были добрые гении, такие, как его друзья Бурж и Адольф Альбер, их беспокоила беспорядочная жизнь друга, и они пытались направить его на путь истинный; но были у него и искусители, беспечные приятели, во всем потакавшие ему, увлекавшие его собственным дурным примером. К ним относился и Морис Гибер. Завсегдатай баров и домов терпимости, он, судя по газетной хронике, слыл "мужчиной, который лучше всех в столице знал доступных женщин" 1. Лотрек очень привязался к нему и, как это обычно случалось с ним в отношениях со всеми близкими ему людьми, беспрестанно изводил его, заставляя, например, по десять раз в день делать какую-нибудь страшную гримасу, искажавшую лицо, а добродушный Гибер покорно повиновался ему. Лотрек, этот беззащитный гномик, умел тиранить людей. Ему - это, по-видимому, свойственно физически слабым людям - необходимо было создавать себе иллюзию силы. И здесь он не знал милосердия. Но друзья принимали его таким, каким он был. Благодаря своей врожденной искренности, задору, своему беспокойному характеру, неисчерпаемому остроумию, восторженности он буквально "околдовывал" 2 их. И те, кто любили его, любили всей душой.

1 "Фен дю сьекль", 7 июля 1893 г.

2 Таде Натансон.

На январскую выставку "Группы двадцати" 1890 года Лотрек представил пять полотен: этюды женщин и картину "В Мулен-де-ла-Галетт", которую он, видимо, ценил, так как уже показывал ее в Салоне независимых. В брюссельской выставке приняли участие также Ренуар, Синьяк, Одилон Редон, Сислей и даже Сезанн, приславший из Экса, где он жил в уединении, три свои работы. Были на этой выставке и работы друга Лотрека - Ван Гога.

В это время сам Ван Гог, помещенный по его собственной просьбе в больницу для душевнобольных, которая находилась в Сен-Поль-де-Мозоле, около Сен-Реми-де-Прованс, мужественно сражался со своей болезнью. Это была трагическая борьба. Он всегда чувствовал приближение приступов, которые периодически повторялись, и, едва оправившись, тотчас же снова, с еще большим рвением принимался за работу, "трудясь как одержимый". На стенах Королевского музея современного искусства, где проходила выставка "Группы двадцати", шесть картин Ван Гога прозвучали как победоносные фанфары. Лотрек не мог насмотреться на его "Подсолнухи", на "Плющ" и "Красный виноградник", на "Пшеничное поле при восходе солнца" и "Фруктовый сад в цвету". Неужели надо быть сумасшедшим, чтобы достичь таких вершин? Неужели за все головокружительные взлеты надо обязательно расплачиваться страданиями, тоской и безумием? Ведь за сколькими великими произведениями стоит больная психика их создателя, невроз, патология!

Однако картины Ван Гога отнюдь не вызвали всеобщего восторга. Восемнадцатого января, в день открытия выставки, состоялся банкет, на котором присутствовали все члены "Группы двадцати", а также несколько человек из тех художников, кого пригласили участвовать в выставке. Среди приглашенных были Лотрек и Синьяк. За два дня до вернисажа один из "Группы двадцати", бельгийский художник Анри де Гру, тщедушный человек, ростом не выше Лотрека, вечно закутанный в широкий зеленоватый плащ (за что его прозвали "Колоколом"), объявил, что он снимет свои картины, если из зала не уберут "отвратительную мазню" Ван Гога, этого "наемного провокатора". Во время банкета де Гру еще раз громогласно оскорбил Ван Гога, назвав его "невеждой" и "шарлатаном". Тогда Лотрек, несмотря на свою ненависть к скандалам, вскочил с места и, размахивая своими короткими ручками, закричал, что "это возмутительно - оскорблять такого великого художника".

Де Гру стоял на своем. Дело дошло до того, что Лотрек и де Гру, под общий гвалт, выбрали секундантов. Тогда Синьяк, перекрывая шум голосов, вдруг заявил ледяным тоном, что, если случится несчастье и Лотрек будет убит на дуэли, он "сам продолжит дуэль" 1.

Дело принимало трагический оборот. Октав Маус был очень огорчен, тем более что он прекрасно понимал, как жалко и как смешно будет выглядеть дуэль между этими двумя карликами - Колоколом и Лотреком. На следующий день он сразу же принялся за дело: нужно добиться, чтобы де Гру извинился перед Лотреком. И он добился этого, хотя и не без труда. Де Гру вышел из "Группы двадцати".

Некоторое время спустя кто-то купил одно из полотен Ван Гога "Красный виноградник". Если Лотрек об этом узнал, он наверняка порадовался. "Красный виноградник" - первое произведение, проданное при жизни Ван Гога.

Бельгийская пресса, по своему обыкновению, обрушилась на художников "Группы двадцати", но, как и в первый раз, в общем, довольно снисходительно отнеслась к "острому новаторству" 2 Лотрека. А тем временем сам художник, в компании Мориса Гибера, изучал Брюссель, глазел на женщин, но они - по его словам, рубенсовские модели во плоти - не нравились ему, и он морщился, утверждая, что они все какие-то "обрюзгшие". А вот погреб адвоката Эдмона Пикара, чей портрет он нарисовал, привел его в восторг, и Лотрек изрядно выпил там превосходного бургундского.

1 Октав Маус. "Лантерн мажик". Лекция, прочитанная в Лозанне в 1918 г.

2 Эдгар Баес. "Ревю бланш", 15 февраля 1890 г.

Вернувшись в Париж, Лотрек отважился написать Дезире и Мари Дио. Именно отважился, ибо его страшила мысль, что он не выдержит "сравнения с мсье Дега и будет выглядеть нелепо".

Дезире он написал за чтением газеты в саду Фореста, а Мари - за пианино, сосредоточив все свое внимание на руках музыкантши. Он хотел сделать "портрет рук", так как считал, что руки часто более красноречивы, чем лица. "Из того, кто небрежно пишет руки... толка не получится... я это ненавижу..."

Обе эти работы на картоне Лотрек выставил: одну - в кружке "Вольней", вторую - в марте, на шестой выставке Независимых. На этой выставке он, наверное, долго изучал картину Сёра (написанную в свойственной ему манере), в которой художник передал момент эксцентричного танца в "Элизе-Монмартр".

Лотрек тоже написал сцены танцев в "Мулен Руж". Он уже вышел из-под влияния Брюана и полностью порвал с натурализмом, который одно время привлекал его. Теперь он прислушивался только к собственному голосу, давал волю своему ненасытному, страстному любопытству к людям, и все его стремления были направлены не на то, чтобы изобразить внешние явления определенной эпохи, а на раскрытие таинства жизни.

Он принялся за большое полотно - полтора метра на метр пятнадцать сантиметров - "Танец в "Мулен Руж"". Это была его третья крупная композиция после картины "В цирке Фернандо: наездница" и "Танцев в "Мулен-де-ла-Галетт"". Он изобразил публику "Мулен Руж", своих друзей Гибера, Гози, фотографа Сеско вокруг Валентина Бескостного, танцующего со своей партнершей кадриль. Блестящий паркет отражает их движения, образуя поразительные арабески. Бесподобный вихрь!

Это полотно было лишь началом. Ему еще много нужно было узнать в "Мулен Руж"! Ему вообще нужно было многое узнать, чтобы понять жизнь и рассказать о ней!