Ирландские танцы - Евгений Васильевич Шалашов

— Так откуда синяк? — тоном строгой, но любящей матушки спросила Светлана Николаевна. — Надеюсь, не из-за женщины?

Забавно, но в каком-то смысле драка произошла из-за женщины.

— Мы с товарищами не поняли друг друга, — объяснил я.

— А что с товарищами? Живы?

— Ушли на своих ногах. Надеюсь, в полицию обращаться не станут.

Товарищ Исакова лишь покачала головой. Не понял — одобрительно или осуждающе?

— А разрешение на оружие я зачем пробивала? Надо было вначале стрелять, а уже потом разбираться.

Ничего себе, какая кровожадная женщина! Если бы я стрелял во всех, с кем у меня происходили конфликты, то уже за спиной оставалось целое кладбище. Надеюсь, подпольщица из Сибири шутит.

— Товарищи, давайте о деле, — вернул нас к обыденности Кузьменко. — Олег Васильевич, что с делом Кожевникова? Или вы не знаете подробностей?

— В общих чертах, — осторожно сказал я. — Министр внутренних дел считает, что имеет место несчастный случай.

— Несчастный случай? — едва ли не в один голос спросили мои коллеги.

— Ага. Никита, ты на опознании был?

— Был, — кивнул Кузьменко. — Чисто внешне зацепиться не за что. — Посмотрев на хлопотавшую вокруг меня Светлану Николаевну, замолчал.

Ага, подпольщица не поделилась тем, что по моему приказанию проводила наблюдения за «фигурантом» с моим заместителем, что исполнял обязанности начальника. И правильно.

— Товарищ Исакова, вы нас не оставите наедине? — официально и строго попросил Кузьменко.

Светлана Николаевна кивнула, нанесла на мою физиономию завершающий штрих и вышла. Вот, даже не улыбнулась. А ведь она-то точно знает, что случилось.

Проводив взглядом нашего технического работника, Кузьменко спросил:

— Возможно, смерть Кожевникова имеет отношение к тому, о чем я вам докладывал. Как вы считаете?

— Не исключено, — уклончиво сказал я. — Какие у вас имеются соображения?

— Кожевников решил кому-то сдать компромат на торгпредство, — принялся рассуждать Никита, — или вообще — продать нечто секретное, о чем он узнал, будучи сотрудником наркомата иностранных дел, но не сумел договориться о цене. Он хотел слишком много и его убрали, чтобы не платить.

— Логично, — кивнул я. — Если бы цена за компромат была приемлемой, то никто бы убивать не стал. Заплатить гораздо проще, чем добывать тоже самое с помощью «мокрухи».

— Вот и я про то! — вскинулся Никита. — Что такое мог знать рядовой сотрудник, чтобы его стоило убивать?

— Обыск в его комнате провели? — спросил я.

— Провели, но ничего особенного, — пожал плечами Кузьменко. — Все на месте, кроме документов. Даже нательное белье — запасная пара. Правда, зубная щетка отсутствовала и гребень для волос. Я потом в описи читал — их там не было. Значился бумажник и в нем сто франков, серебряная цепочка, служебный паспорт. И все.

Молодец Кожевников! Если бы взял весь багаж, то сразу бы привлек внимание. Но к чему жадничать? Белье и верхнюю одежду можно купить. А вот зубную щетку и гребень все-таки взял. И куда они делись? Книгочеев не говорил, но очевидно, что их просто выбросили от греха подальше. Или его бандиты прихватили в качестве трофеев.

— Еще — дай команду провести ревизию тех дел, которые он вел. Возможно, что отыщем недостачу.

Скорее всего — никакой недостачи мы не найдем. Если действовать аккуратно, то все следы «черной» бухгалтерии можно и замести. А если учесть, что лишних бумаг мы старались не оставлять, то тогда точно, что ничего не найдем. Какие документы станут подтверждением того, что мы давали взятки? Расписки таможенников, полицейских или чиновников? Ага, как же. О взятках каждый сотрудник докладывал лично мне. Что стоило Кожевникову, во время докладов, увеличивать сумму взятки на двести франков, или на сто? Потихонечку он и скопил десять тысяч. Молодец. Если бы сразу хапнул, как Петришевский, тогда бы влетел.

— Так мы станем что-нибудь предпринимать или нет? Надо на полицию нажать, пусть ищут.

— Никита, а что тебя смущает в этой истории, кроме того, что Кожевников был задумавшимся?

— Смущают ступеньки.

— И уровень воды в Сене, — кивнул я. Молодец, меня это тоже смутило.

— Уровень воды низкий. Как молодой и здоровый парень споткнулся на ровном месте?

— Ну, теоретически, все могло быть. Предположим, катерок по Сене прошел, поднялась волна, а наш товарищ неаккуратно вступил… И вообще, не стоит каждый раз искать происки врагов. И если у французской полиции нет другой версии, кроме несчастного случая, да и следов насильственной смерти нет, то почему мы должны кого-то в чем-то подозревать? Верно?

Никита внимательно посмотрел на меня. Что ж, он своего начальника не первый год знает, все понимает. А коли начальник согласен с мнением экспертов, все так и есть.

— Понял, — с понимание кивнул Никита. — Докладную в Москву мне писать? Все-таки, смерть Кожевникова случилась в то время, пока я исправлял обязанности начальника.

Переживает парень, понятное дело. Хорошо быть начальником, но и отвечать за свои решения приходится. А еще и за то, что ты не решал, а за тебя решили.

— Специального рапорта писать не станем. А вот, когда ежемесячный отчет станем делать, тогда и напишем. Приложим к нему отчет полицейского инспектора. Нам ведь копию прислали?

Никита кивнул на мой стол, где уже лежала в ожидании начальника пачка бумаг и деловито поинтересовался:

— Тело на родину отправлять будем?

— Да ну… Если бы он погиб при исполнении служебных обязанностей, тогда бы отправили. И чтобы почетный караул был. И три залпа. А если несчастный случай, то тело на родину не отправляют. Да и как мы его отправим, через столько границ?

Можно бы морем, в свинцовом гробу. Если бы Кожевников погиб при иных обстоятельствах, так бы и сделал. А вот в этом случае ничего делать не стану. Похороним человека достойно, но на чужбине.

— Озадачь Александра Петровича заняться похоронами товарища, — приказал я. — И возьми на контроль — нужно сделать копию квитанции о месте захоронения. Мало ли — вдруг его родственники захотят побывать на могиле сына?

И в Москву я подробности докладывать не стану. Не нужно. А иначе у некоторых «старших» товарищей могут появиться вопросы — отчего я не сохранил негативы? В самом крайнем случае возьму грех на душу и скажу, что не посчитал нужным поднимать шум, если на кону стояло дипломатическое признание Советской России. Вот здесь меня поймут. Более того — если бы Кожевникова убили озверевшие эмигранты, а французская полиция закрыла на это глаза, то все равно бы мы шум поднимать не стали.

Глава 16

Американские зонтики

— И еще одна маленькая деталь, — сообщил Холминов. — Некоторые из ранее зарегистрированных членов различных союзов сообщают, что они нынче проходят перерегистрацию.

— А с чего вдруг? — рассеянно поинтересовался я.

Сегодня я сумел найти время, чтобы встретиться со своим редактором и издателем. Дело, начатое еще Потылицыным, развивалось успешно. Те две газеты и альманах, что мы учредили еще в прошлом году, уже не просто сводили в ноль все расходы, но и начали давать прибыль. Пока не очень большую, но уже хорошо.

Ну да, прибыль — штука хорошая, но главное, зачем я создавал печатные органы эмиграции — устранение потенциальных конкурентов, способных создавать собственные СМИ, а они, как известно, способствуют организации политических партий. А еще — это средство пропаганды и агитации за рубежом. Сегодня мне нужно было отдать кое-что в печать. Пара рассказов Пришвина, фельетон Толстого, а также стихотворения из творческого наследия безвременно ушедшего Маяковского. Были и другие материалы, но над ними следовало еще поработать. Мне самому некогда, пусть Холминов озадачит этим кого-нибудь из сотрудников.

— Николай Николаевич, который младший, решил создать свою собственную организацию, которая объединяет всех русских офицеров, оказавшихся за границей. Пока ее именуют Корпусом Российского Офицерства. Сокращенно — КРО.

— А кто такой Николай Николаевич? — спросил я. — Судя по имени и отчеству, некто, принадлежащий к дому Романовых?

Холминов посмотрел на меня слегка укоризненно. Верно, сейчас спросит — а разве в учительских семинариях не изучают генеалогию? Нет, не изучают. А где ее вообще изучают? Мне что, нарисовать генеалогическое дерево дома Романовых? Так там черт ногу сломит, вторую вывернет.

Но Алексей не стал издеваться над необразованным недоучителем, а принялся разъяснять:

— Николай Николаевич — прямой потомок императора Николая Павловича, внук его младшего сына. По мнению многих монархистов, именно он имеет самые большие права на императорскую корону. Но ему противостоят сторонники великого князя Кирилла Владимировича.

К счастью, про «императора» Кирилла я помнил. Кирилл Владимирович тоже является внуком, только уже