Ведь я еще жива - Татьяна Гармаш-Роффе

Настя не ответила.

Некоторое время она прислушалась: а ну как он и впрямь… Но Гена принялся говорить по телефону, и у Насти наметилась передышка.

Но она маялась: выходить из дома ей запретили – только по делам, по их делам! В которые они впутали ее и Криску… Сидеть же дома было тяжело: лезли мысли о дочери, о том, что с ней станет, – страшные мысли! Одно пока утешение: ее девочка жива и здорова и выглядит даже неплохо. Но что будет с ней, с ними обеими, когда Настя отыграет назначенную ей роль, когда станет ненужной?!

Настя забралась на широкую постель, взяла с прикроватной тумбочки детектив и заставила себя читать. И вот тут-то, как только ей удалось победить свои страхи и вникнуть в сюжет, – вот тут-то Гена и заявился.

– Нужно нарисовать план дома Фролова. Пошли на кухню, я уже там все приготовил.

– Но я не помню весь дом!

– Что помнишь.

Она прошла на кухню, где ее ждали листки бумаги, линейка, отточенный карандаш и ластик, – и рисовала, стирала, снова проводила линии… Гена ей не мешал, но примерно через час сообщил, что его не интересует полное соответствие плана действительности, а только принципиальное расположение комнат: что, где и в каком порядке.

– Сразу надо было сказать, – проворчала Настя и отодвинула от себя замызганный ластиком план. – Тогда все! Остальное я не помню. Когда-то Паша мне показывал весь дом, но это было давно.

Гена рассматривал начертанный ею план, задавая вопросы и помечая на бумаге: «гостиная», «столовая», «каминная», «телевизионная», «библиотека»…

– А кабинет? У него что, нет кабинета?

– По моей памяти, его кабинет, – то есть письменный стол с компьютером, если ты об этом, – находится вот здесь, – она указала острием карандаша.

– Ты уверена?

– Экскурсию по дому Паша мне устраивал года четыре тому назад. Может быть, он за это время что-то изменил, не знаю. А зачем вам? Вы что, собираетесь его…

Настя прикусила себе язык, и слово «ограбить» так и не прозвучало. И, судя по взгляду, который метнул на нее Гена, она правильно сделала.

– А здесь что? – спросил Гена сухо. – Ты нарисовала коридор, который отходит от гостиной, а в нем туалет для гостей. Но он отстоит слишком далеко. Вот в этом кусочке, – он обвел карандашом прямоугольник, – должна находиться еще какая-то комната. Что в ней?

– Не знаю, – ответила Настя.

Это было полуправдой. Потому что произнося «не знаю», она как раз вспомнила: в этом прямоугольнике находился пункт видеонаблюдения! И там постоянно сидел охранник, наблюдавший за мониторами, которые передавали изображения со множества камер, установленных по периметру дома снаружи и едва ли не в каждой комнате внутри.

Но Настя решила не говорить об этом Гене. Что бы ни затеяли бандиты, как знать, вдруг в этих видеокамерах окажется их с Криской спасение!!!

Гена снова оставил ее в покое на некоторое время. Она слышала, как он опять переговаривался со своим «начальством» по телефону. Настя открыла книжку и попыталась вспомнить, о чем она читала на предыдущей странице…

Но не вспоминалось, не читалось. Мысли ее беспорядочно прыгали, как кузнечики в летних травах… Зачем им понадобилось, чтобы она привела Гену к Паше Фролову? Зачем им план его дома? Они намерены его ограбить?! И она, Настя, должна помочь им в этом?!

Она почувствовала, как кровь прилила к ее щекам. Павел сделал для нее столько хорошего!

…Настя познакомилась с ним, когда еще работала в школе. Его сын ходил в ее класс, и Паша был одним из редких пап, приходивших время от времени в школу за своим ребенком, равно как и на родительские собрания.

Их отношения завязались быстро, но и длились недолго. Он был женат, приезжал к Насте домой, пока его сын занимался в спортивной секции, а маленькая Криска пребывала еще в детском саду…

Через полгода они оба устали от постоянной спешки, суеты, поглядывания на часы: не пора ли ему за сыном? Не пора ли ей за дочкой?

Расстались они хорошо, без упреков. По обоюдному согласию и пониманию. И когда Настя спустя годы и годы наткнулась на него в каком-то клубе, то встреча прошла вполне приятно. Очень быстро выяснилось, что Паша Фролов, бывший в годы их скоротечного романа научным сотрудником в области химии, конвертировался в эксперта по финансам. Разбогател, раздобрел, приобрел солидные манеры – ничего общего с тем пугливым любовником, который боялся опоздать за сыном на секцию, который боялся, что жена прознает об их связи…

Паша, со своей стороны, тоже подивился Настиным метаморфозам. И, услышав историю про лото, предложил стать ее советчиком в области управления финансами. Ее финансами, разумеется.

Так возобновилась их дружба – теперь на чисто деловой почве. Но Настя доверяла Паше, и практика показывала, что его советы были весьма толковыми. До сих пор все то, что советовал Паша, приносило только прибыль, отчего Настя ему безгранично верила.

…Хотя, если покопаться, то было что-то еще в их отношениях. Паша не пытался возобновить любовную связь, напротив, стал относиться к ней с некоторой долей покровительственности. Он был значительно старше Насти и теперь обыгрывал их разницу в возрасте, войдя в роль «доброго папочки».

Настя понимала, что это роль, имидж, не более, но ей нравилось. У нее никогда не было «доброго папочки», равно как и покровителей, и она с удовольствием вступила в игру. Даже если Паша затеял ее только ради того, чтобы избежать возврата к прежним отношениям. Теперь, когда он развелся с женой – она уехала с их общим сыном на жительство в США, – Паша имел молодых любовниц, с которыми частенько появлялся в свете… Ну, как Настя со своими жиголо.

Таким образом, их отношения, лишенные притязаний друг на друга, сдобренные при этом нежными воспоминаниями и новорожденной покровительственностью Паши, были просто изумительными. И Настя дорожила ими.

И теперь бандиты, держащие в плену ее дочь, хотели, чтобы она «навела» их на Пашу!!!

Конечно, судьба дочери ей дороже всего – даже дружбы, даже доверия… Но Насте было страшно стыдно из-за того, что ее вынуждают подставить хорошего человека.

Но делать-то что? Что делать-то? Позвонить Паше? Предупредить, что им особо интересуются бандиты?

При всей своей совестливости Настя понимала, что это невозможно. Уже хотя бы потому, что каждый ее звонок контролируется. И потом…

И потом, пока бандиты надеются на ее вынужденную помощь, Кристина в безопасности… Вот в чем корень проблемы! Если Настя, из самых лучших чувств, из порядочности по отношению к Паше, обезопасит его, то она подставит Криску!

Нет. Пусть она будет до конца своей жизни винить себя в том, что Пашу ограбили с ее помощью, но на кону стояла жизнь ее дочери, и выбор Насти был предопределен!

…К вечеру Гена стал каким-то нервным. И Настя не понимала причины его повышенной нервозности. «Начальство» им недовольно? Хорошо, если дело только в этом… По врожденной своей разумности Настя понимала, что сама она находится в безопасности, пока банда рассчитывает на ее участие, содействие в том, что связано с Пашей. Они пока не посмеют ни ее, Настю, тронуть, ни Криску! И на уровне здравого смысла понятно, что Гене строжайше запрещено применять физическую силу к ней, Насте. В самом деле, не могут же они допустить, чтобы она пошла завтра на Пашин юбилей избитой?

Но нервозность Гены ее беспокоила. Ей казалось, что это связано с их дневными разговорами и что причина данной нервозности отнюдь не в распоряжениях Гениного «начальства», а в его задетом самолюбии… И даже если «начальство» велело ему быть более-менее лояльным по отношению к их пленнице, их заложнице Насте, то они не могут контролировать каждый его вдох-выдох, каждый его шаг, каждую его мысль и фразу, отчего Гена ощущает себя относительно свободным…

Свободным издеваться над Настей, пугать ее? Или такое поведение со стороны Гены даже приветствуется? Чтобы она не расслаблялась?!

Настя терялась в догадках, одновременно чувствуя, что Гена что-то копит внутри себя. Что-то такое, что прольется на нее едким радиоактивным дождем его комплексов бандитской неполноценности.

Гена еще какое-то время переговаривался по телефону, уходя каждый раз от ее двери подальше, а потом телефон его затих. Видимо, Гена получил инструкции сполна, от «а» до «я».

Около девяти вечера он позвал ее. Настя неохотно вышла из своей комнаты, заложив закладкой книжку.

– Значит, так, – произнес Гена, – завтра, на юбилее у Павла Фролова, вы… ты меня представишь как своего нового любовника.

– Я уже в курсе!

– Не перебивай! – яростно произнес он.

Насте было бы куда проще не перебивать! Совсем не в ее характере лезть на рожон! Но она помнила ту мысль, которая осенила ее утром: показывать свой характер, капризничать, саботировать любое их распоряжение! И она старалась следовать этой идее, несколько насилуя свою мирную природу.

– А ты не повторяй! – скандалила она наобум. – А то привык иметь дело с дебилами…