Помни о хорошем - Виктория Плэнтвик

Эвелин застыла в его руках. Томас Айвор одной рукой захватил прядь ее длинных волос, закрутил их на руку и потянул вниз, заставив ее откинуть голову.

— Я знаю, что моя сестра, не в меру стремительная во всем, — он внимательно разглядывал обиженное лицо Эвелин, — решила выложить подробности моих отношений с Глорией и, поскольку остановить ее не может никто, вы были…

— О, теперь вы хотите поговорить со мной о Глории? Но я не хочу! — Эвелин дернулась, пытаясь высвободить волосы из рук Томаса Айвора, и ее пронзила такая острая боль, что на глазах выступили слезы.

Он тут же отпустил ее. Почувствовав свободу, Эвелин попыталась отодвинуться подальше, но этого он уже не позволил и запер ее в кольцо крепких рук. Ее тело немедленно ответило неудержимой дрожью.

— Вы так злитесь на меня, что не хотите разговаривать? — спросил он, не сводя с Эвелин тревожных глаз. — Как я понимаю, Глория вам ничего не рассказывала.

Он не отпускал ее, дожидаясь ответа. Эвелин была жестоко разочарована. Теперь она точно знала, почему Глория ничего ей не сказала. Кузина боялась, что Эвелин откажется украдкой доставать письма из дома бывшего любовника Глории.

— Да, я сержусь на вас и, еще больше, на Глорию.

Томас Айвор изменил ритм танца и стал двигаться мелкими шагами, теснее прижимаясь к Эвелин.

— И, поскольку ее здесь нет, вы срываете всю злость на мне?

— Да!

— Это несправедливо, — жалобно воскликнул он, — что бы ни произошло между мной и Глорией, это не имеет отношения к вам.

— Не имеет отношения? Вы были в любовной связи с моей кузиной и не сочли нужным сказать мне об этом!

— Неприлично обсуждать интимное прошлое, особенно, если речь идет о знакомых людях. Когда я понял, что Глория вам ничего не рассказывала, передо мной встала дилемма. Могу ли я открыть то, что Глория хотела сохранить в тайне? Что вы будете думать обо мне, если узнаете, что я целовал ее?

— От вашей сестры я узнала, что это было намного серьезнее, чем обмен поцелуями, — сердито прошипела Эвелин. Спокойствие Томаса Айвора только подстегивало ее возмущение.

— Это было пять лет назад, Эвелин. Это уже давнее прошлое. Ни к чему обсуждать бывших любовниц с будущими партнершами. Это не мой стиль.

Что значит, «с будущими партнершами»? Ноги Эвелин стали ватными.

— Всем известен ваш излюбленный стиль! — Эвелин бросила взгляд в сторону надменной Марджори Стамп.

— Это интересно. Может быть, сообщите — какой? — не прекращая танца, спросил Томас Айвор.

— Утонченная, высокомерная красавица…

— … охочая до мужчин, — насмешливо дополнил он, крепче прижимая к себе Эвелин.

— Элегантная женщина, которая мечтает о… о…

— … о том, чтобы поваляться со мной на травке?

Определенно он издевается надо мной, решила Эвелин, сжав руки в кулаки.

— Держу пари, Глория не проводила с вами время подобным образом.

— О, конечно, нет! Ваша кузина обожала лунный свет, шампанское, черную икру и шелковые простыни… Высший класс!

— И вам, вероятно, это нравилось!

Томас Айвор чуть потерся подбородком о легкие волосы Эвелин и в самое ухо зашептал:

— Она очаровательная женщина… Возможно, она вскружила мне голову. Все восемь недель она говорила мне, что только я способен сделать ее счастливой, и я имел неосторожность поверить ей. Она говорила, что любит меня, что мы должны быть вместе. Поэтому ее неожиданное исчезновение было серьезным ударом по моему самолюбию. Да, у нас была связь, и я бы назвал ее чем-то большим, чем простая интрижка… Пять лет назад я был ослеплен внешним блеском… Но с тех пор мой вкус существенно изменился. Я обнаружил, что получаю огромное удовольствие от самых незамысловатых вещей — от солнечных лучей, от веселого смеха, от запаха травы и свежести ветерка и от света пары чистых и теплых глаз, глядящих на меня сейчас так сердито…

Его рука скользнула по ее спине к затылку, пальцы поглаживали нежную кожу под копной темных волос…

— Вы, должно быть, серьезно переживали потерю Глории, — продолжала мучить себя Эвелин. — Ваша сестра говорила, что вы целый год после этого не смотрели в сторону женщин.

— Юджин — неисправимый романтик, — фыркнул Томас Айвор. — Но так и было… и больше, чем год. Я тогда только открывал свое дело и занимался восстановлением «Вязов». Долгое время у меня не хватало ни сил, ни желания заводить новые связи. Я не мог себе позволить тратить время на женщин.

— А сейчас у вас есть время, — ощетинилась Эвелин. Она остановилась, возмущенно глядя на него. — Вы понимаете, насколько оскорбительно это звучит?

Айвор не позволил Эвелин отстраниться и вновь возобновил их плавный танец.

— Зачем вы так говорите? Вы сами не имеете времени на поиски, если удовлетворяетесь обществом Брюса…

— Оставьте Брюса в покое!

— Я не хочу сказать ничего плохого, но он не для вас. При взгляде на ваше восхитительное белье он смутился бы, как школьник, — небрежно заметил Томас Айвор, — вместо того чтобы рвануться его снять. Ваша нежная, еще не раскрывшаяся страстность ждет настоящего мужчину, а не пугливого переростка.

— А вы, конечно, опытный профессионал, — не удержалась Эвелин.

— Да, я учился не один год. — Томас Айвор, в противовес агрессивности Эвелин, говорил спокойно, слегка растягивая слова. — Когда я был школьником, мой язык, мои манеры, желание добиться успеха, отсутствие денег — все отличало меня от других. Я был аутсайдером. И, когда я встретил теплоту и внимание со стороны Кристины, я безоговорочно доверился ей. Я верил ее признаниям в любви, но она обманула мое доверие, лишив права отцовства.

Через много лет я снова поверил в любовь, гордился страстью Глории и открыл ей душу. Но Глория способна любить только себя. Ее слова были красивыми, но это был не более чем фейерверк, внешний блеск и шум. Вот такой был у меня опыт…

Его слова звучали в ушах Эвелин все последующие выходные дни. А еще она перебирала в памяти подробности вечера. Марджори сидела с каменным лицом, когда они вернулись к столику. Эвелин, сославшись на головную боль, быстро увела Брюса из ресторана. Они даже не стали пить кофе. Всю обратную дорогу Эвелин слушала лекцию Брюса на тему о ее покорности причудам Томаса Айвора, что вызвало раздражение высокопоставленной Марджори Стамп, которую дразнить небезопасно.

Покорность? Если бы он знал!

В понедельник Эвелин пришлось вспомнить о покорности. После занятий к ней подошла Сандра с отцом.

— Привет, мисс Лентон! Мы с папой приготовили для вас фантастический сюрприз!

— Правда? — притворно обрадовалась Эвелин. Она повернулась к ним и сняла очки, чтобы не видеть так отчетливо испытующего взгляда Томаса Айвора.