Несущий свободу - Игорь Поль

«Спасибо, господи», – прошептала она сквозь всхлипывания, заставив старушку в страхе ретироваться. Должно быть, бедняга решила, что она свихнулась.

32

У круглолицего интеллигентного человека с пластырем на лбу в носу запеклась кровь: он сильно гнусавил. Пол кабинета устилали разбросанные бумаги.

– Не понимаю, что вы хотите от меня узнать! – нервно говорил он. – Я уже все рассказал полицейским. Они недавно уехали. Какой-то конченый наркоман, должно быть. Ворвался, угрожал пистолетом, избил меня, потом связал нас, забрал всю наличность и сбежал. У моей медсестры из-за этого нервный срыв, мне пришлось отпустить ее домой. Нам повезло, что клиент вошел, несмотря на табличку на двери.

Повернув голову, он со страхом наблюдал, как за его спиной Кабот устраивает форменный разгром, довершая начатое налетчиком: один за другим он вытряхивал на пол содержимое ящиков стола и рылся в них с лицом ребенка, исследующего детали нового игрушечного конструктора.

– Послушай, Альберто, – скучающим тоном произнес Лерман. Он взял стул и поставил его посреди комнаты, усевшись спиной к двери. – Нам нужно знать несколько важных деталей. Мне наплевать на твои трудности, и лучше бы тебе не вешать лапшу о наркоманах и мести овдовевших мужей, чьи жены откинули копыта во время незаконного аборта, которыми ты, сукин сын, тут промышляешь. А твоя впечатлительная медсестра – такая же кровожадная сука, как и ты. Ты готов говорить?

Доктор вздрогнул, когда Кабот за его спиной с грохотом и звоном вывалил на пол очередной ящик. Послышался звон разбитого стекла; Джон сморщил нос от едкого запаха.

– Это просто какой-то маньяк, что тут скажешь? – буркнул врач. Непонятно было, кого он имеет в виду – то ли недавнего грабителя, то ли Кабота.

– Вопрос номер один: что ему было нужно?

– Деньги, что же еще?

Лерман встал и медленно прошелся по комнате. Остановился у стены с дипломами. Прищурившись, сделал вид, что рассматривает затейливые завитушки печатей и подписей. Покачал головой:

– Глядя на эти бумажки, можно подумать, что ты умный парень, Альберто. Эй, Доминго!

– Чего? – Кабот на мгновение отвлекся от своего занятия. Грохот и звон затихли.

– Объясни гражданину его права. – Он посмотрел на лейтенанта. – Вам лучше ознакомиться с дипломами, сэр. Очень содержательные документы. Никогда не видел столько вранья сразу.

С каменной физиономией Джон повернулся в указанную сторону и с преувеличенным интересом уставился на стену. За спиной послышались тяжелые шаги Кабота.

– Вы не имеете права! – взвизгнул доктор.

Джон услышал звуки, напоминавшие шлепки теста об стол. Почему-то ему вспомнилось, как мать любила готовить. Она раскатывала тесто на столе и лепила из него сдобные булочки, которые посыпала кунжутом и запекала в допотопной электрической духовке. Наверное, именно эта допотопность и делала их такими вкусными: булочки выходили румяными и слегка пахли дымком от подгоревшего масла. Отец ел их так: разрезал пополам, намазывал одну половинку свежим тающим маслом, сверху клал кусочек твердого сыра, затем закрывал второй половинкой. Все это он запивал крепчайшим, черным, будто деготь, кофе. А Джон любил булочки, обмазанные цветочным медом. Он проглотил слюну, грустно вздохнул и повернулся.

Доктор стоял на коленях, с каждым ударом стараясь отползти все дальше в угол, подбородок его был залит кровью. Кабот сосредоточенно бил его ногами, целясь по ребрам. При каждом ударе он издавал смачное «хех», выглядел буднично, будто копал землю или полол сорняки.

Лерман сделал ему знак остановиться.

– Он хотел избавиться от шрама, не так ли, Альберто? Ты меня слышишь? Мы расследуем дело об убийстве своего товарища, ты, должно быть, слышал о нем – ведь ты смотришь новости, вонючка. Лично мне все равно, сколько таких мерзавцев как ты сержант забьет до смерти. Мы все равно его поймаем, разве что чуть позже. Но ты можешь об этом не узнать. Итак, твой выбор? Готов говорить или так и будешь трещать о мелком воришке?

– Этот парень шутить не любит. Он может и вернуться, – сказал доктор, стирая кровь с лица. – Такие болтливых не любят.

– И то верно. – Лерман бросил взгляд на место, где была установлена мина – кусок стены был вырезан саперами; потеки оплавившегося бетона делали дыру произведением искусства. Он кивнул Каботу. – Продолжайте, сержант.

– Хех!

Джон смотрел на происходящее со смешанным чувством мстительности и отвращения. Вопрос о законности больше не стоял: в этой стране сила и была законом; других параграфов такие, как этот коротышка, должно быть, убивший на своем веку больше людей, чем самый разрекламированный журналистами маньяк, не признавали. Он был искренне благодарен Лерману за то, что тот избавил его от необходимости перегружать свою совесть. Сейчас собственные благородные устремления, с которыми он отправлялся на эту планету, представлялись ему детскими и наивными: эти люди жили совершенно в другом мире, у них были свои понятия о справедливости и средствах восстановления законности. Приходилось признать, вполне эффективные.

Лисиано потерял сознание; Кабот бил его по щекам, пока он не дернулся и не закрылся рукой.

– Мясники, мать вашу! – прошепелявил разбитым ртом доктор. Сидя на полу у стены, он бережно придерживал бок руками.

Кабот начал закатывать рукава.

– Дай отдышаться, скотина! – с ненавистью процедил доктор. Больше ничего от интеллигента в его внешности не было. – Ты мне ребро сломал как пить дать!

– Я же предупреждал, Альберто: тебе лучше рассказать нам все, – развел руками Лерман.

– Вы не из нашего участка. Вас вышибут с работы.

– Забудь – дело ведет военная полиция. Их юрисдикция распространяется на всю зону. Итак, где у него был шрам?

– На правой щеке, через бровь, и кончался на лбу, – скривившись от боли, доктор силился сплюнуть кровавую слюну.

– Он был похож на фоторобот, который показывали в новостях?

– Как две капли. Разве только лоб у него не такой низкий, как у вашего.

– Ты помог ему?

– Я попытался сообщить в полицию. Бланка вышла, чтобы позвонить нашему знакомому в… ладно, неважно. В новостях говорили, за него хорошо платят, а он не из наших, так что никакого риска.

– Дальше, – одобрительно кивнул Лерман.

– Он ее застукал. Она не успела. Достал пушку и заставил себя прооперировать.

– Что ты ему сделал?

– Залил шрам наномодификатором, – доктор с хрипом выдохнул – неловкое движение причинило ему боль. – Этот ваш беглый даже не дал себя обезболить. Настоящий маньяк.

– Сержант, поищите отпечатки. Проанализируйте ДНК на тампонах, – тихо распорядился Джон. Гомес, до того стоявший в дверях, положив руку на пистолет, молча кивнул.

– Значит, ты все же помог ему, верно? – скучно поинтересовался Лерман. – Помог убийце полицейского.

Доктор съежился от угрожающего тона.

– Я же по принуждению! – в отчаянии вскричал он и закашлялся, схватившись за бок.

– Нам нужны приметы. Характерные следы после операции. Ведь что-нибудь да осталось? – вмешался в разговор Джон.

Доктор посмотрел на него с надеждой, наморщил лоб. Пластырь на коже вздулся пузырем.

– Останется едва заметная полоска светлой кожи, – сообщил он. – Пока он не побудет на солнце. И еще: правая бровь стала немного короче левой, а в волосах на брови будет небольшой разрыв. Он очень терпелив. Очень. От модификаторов должна быть адская боль. Я надеялся, что он выключится от боли, но он только зубами скрипел.

– Как он был одет? – спросил Лерман.

– Одежда добротная. Брюки шерстяные. Плотные. Рубашка серая, по виду – хлопок. Ботинки – кожа, не пластик. Толстая подошва. Пиджак светлый, легкий. Он его снял, когда я операцию делал.

– Сэр, нет отпечатков, – доложил Гомес.

Джон и Лерман переглянулись.

– Проверь на совпадение ДНК. На тампонах должна остаться его кровь.

– Уже, сэр.

Доктор снова закашлялся. Сплюнул кровь.

– Что же вы, сволочи… – горько произнес он. – Я же вам помочь хотел. Бланка должна была позвонить…

Лерман пожал плечами:

– Патриот, мать твою. Ты не нам хотел помочь, а капусты по-легкому срубить. Как он представился?

– Не помню. Фишер, кажется.

– Документы показывал? Ты же обязан проверять документы при обращении пациента! Проверил?

Грохот с улицы заглушил ответ. Дрогнул пол. По небьющимися стеклам пробарабанил град камней. Дипломы со стены посыпались на пол. Снятая с петель створка, качнувшись, обрушилась на лестницу. Не сговариваясь полицейские бросились на улицу, на бегу доставая оружие.

«Кубриа! – похолодел Джон. – Что он опять натворил, сукин сын?!»

33

Притаившись на верхней площадке парадной лестницы, у самого входа на чердак, рядом с запыленным окошечком, едва пропускавшим свет, Хенрик наблюдал за мебельным магазином. Внизу под ним хлопали двери, жильцы поднимались по лестнице; двери квартир скрипели, распахиваясь, и с хрустом замков вновь запечатывались наглухо. Этот район был из относительно приличных. Потоптавшись в чахлом скверике неподалеку, он дождался, пока консьерж не отлучится по нужде, чтобы проскочить незамеченным. Ему был нужен именно этот дом, потому что из окна подъезда был виден магазин на углу, и потому что он отстоял от магазина достаточно далеко, чтобы не стать объектом наблюдения, и потому, что этот дом оказался единственным, где у входа в парадные чип не засек излучений записывающей аппаратуры. Попасть в поле зрения автоматической камеры, соединенной с полицейским компьютером, для Хенрика означало допустить непростительный промах: даже в такой дыре, как Пуданг, вооруженный наряд, усиленный военными, мог явиться по сигналу программы контроля от силы через десяток минут. Это вызвало бы необходимость немедленного бегства, чего Хенрик допустить никак не мог – магазин был его единственной ниточкой. Устройство для постановки помех он берег: зачастую внезапный отказ камеры также вызывал выезд наряда для проверки. На всякий случай, проходя мимо стеклянной клетушки, он опустил голову, пряча лицо, делая вид, что внимательно смотрит под ноги. Он двигался намеренно неспешно: если запись все же ведется и бдительной охране вздумается проверить пару фрагментов, его действия не должны вызвать подозрений – вот идет уверенный в себе прилично одетый человек, не оборванец и не бродяга с бегающими глазами, должно быть, направляется к кому-то в гости или по делу. Он бы предпочел не стоять на лестничной клетке, рискуя быть обнаруженным случайно вышедшим жильцом, однако чердачная дверь оказалась снабжена простой, но надежной системой сигнализации, открыть ее быстро, не привлекая внимания охраны, не получилось бы. Хенрик предпочел потратить это время, медленно, деталь за деталью, исследуя окрестные дома. Он просеивал и внимательно запоминал лица прохожих, отмечал их поведение, старался понять цель передвижения каждого человека и каждого автомобиля, попавшего в поле его зрения. Он оглядывал окна и балконы, пытаясь обнаружить наблюдателей или системы слежения. Повторно замеченное лицо или номер машины стали бы сигналом о необходимости избрать другой путь. Возможно, ему пришлось бы ожидать конца рабочего дня, чтобы проследить за толстяком до его дома.