Тайна греческого гроба - Эллери Квин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но послушайте... — начал Сэмпсон.
Эллери усмехнулся:
— Знаю, знаю. Вы хотите спросить: кто же запихнул Гримшоу в гроб Халкиса после похорон?
Должно быть, тот, кто обнаружил тело Гримшоу и решил использовать могилу Халкиса как надежный тайник. Но почему этот неизвестный гробокопатель не предъявил тело, а похоронил его, почему не сообщил о своей находке? Допустим, он подозревал, чья это вина, или сделал ошибочное предположение и убрал тело, чтобы закрыть это дело навсегда — желая, возможно, защитить имя покойного или жизнь живущего. Какое бы объяснение ни оказалось верным, в нашем реестре подозреваемых есть по крайней мере одно лицо, подходящее для этой теории. Это человек, который снял все деньги со счета и исчез, хотя специально получил указание никуда не уезжать. Когда могилу неожиданно открыли и труп Гримшоу был обнаружен, этот человек понял, что игра окончена, потерял самообладание и бежал. Разумеется, я имею в виду племянника Халкиса Алана Чини.
И я думаю, джентльмены, — заключил Эллери с улыбкой удовлетворения, граничащего с самодовольством, — думаю, что, когда вы найдете Алана Чини, вы распутаете это дело.
Лицо Нокса приняло очень странное выражение. Заговорил инспектор — впервые с тех пор, как Эллери начал свой монолог.
— А кто украл новое завещание из стенного сейфа Халкиса? — сказал он ворчливо. — Не мог же Халкис это сделать — он уже умер к тому времени. Это Чини?
— Вероятно, нет. Понимаете, самый сильный мотив украсть завещание был у Гилберта Слоуна: только его одного оно и затрагивало. То есть кража завещания не имеет никакого отношения к самому преступлению — это просто случайная его деталь. И естественно, у нас нет доказательств, чтобы связать кражу со Слоуном. С другой стороны, когда вы найдете Чини, то, вероятно, узнаете, что это он уничтожил завещание. Хороня Гримшоу, он должен был обнаружить новое завещание в гробу — куда его положил Слоун. Чини прочитал его, увидел, что новым наследником назван Гримшоу, и забрал его вместе с ящиком и всем остальным, чтобы уничтожить. Раз нового завещания нет, это значит, что Халкис умер без завещания, и мать Чини, как ближайшая родственница Халкиса, унаследовала бы по закону значительную часть состояния брата.
Сэмпсон встревожился:
— А как же посетители, приходившие к Гримшоу в отель вечером накануне убийства? Как они-то во все это вписываются?
Эллери махнул рукой:
— Это пустяки, Сэмпсон. Они несущественны. Понимаете...
Но тут кто-то постучал в дверь, и инспектор раздраженно крикнул:
— Войдите! — В дверь просочился маленький, невзрачный детектив Джонсон. — Что тебе, Джонсон?
Тот быстро пересек комнату и наклонился к инспектору.
— Там эта девчонка Бретт, шеф, — прошептал он. — Требует, чтобы ее впустили сюда.
— Хочет видеть меня?
Извиняющимся тоном Джонсон уточнил:
— Вообще-то она говорит, что хочет видеть мистера Эллери Квина, шеф...
— Пропусти.
Джонсон открыл дверь. Мужчины поднялись с мест. Джоан остановилась на пороге. В чем-то серо-голубом она выглядела особенно привлекательно, но глаза ее смотрели трагически.
— Вы хотели видеть мистера Квина? — решительно спросил инспектор. — Сейчас мы заняты, мисс Бретт.
— Это... мне кажется, это может быть важно, инспектор Квин.
Эллери выпалил:
— Вы получили известия о Чини!
Но она покачала головой. Эллери нахмурился:
— Какой я бестолковый. Мисс Бретт, позвольте вам представить мистера Нокса, мистера Сэмпсона...
Окружной прокурор слегка кивнул, Нокс сказал:
— Очень приятно.
Наступило неловкое молчание. Эллери предложил девушке стул, и все сели.
— Я не представляю, с чего и как начать, — проговорила Джоан, теребя в руках перчатки. — Вы решите, что я дура. Это кажется до смешного незначительным. И все же...
Эллери одобряюще подсказал:
— Вы что-то обнаружили, мисс Бретт? Или что-то забыли нам сообщить?
— Да. То есть... что-то забыла сообщить. — Голос звучал еле слышно, лишь отдаленно напоминая ее обычный голос. — О чайных чашках.
— О чайных чашках! — Слова вырвались из Эллери, как реактивные снаряды.
— Ну да. Понимаете, когда меня спрашивали первый раз, я совсем позабыла об этом... А вспомнила только сейчас. Просто перебирала в уме все происшедшее...
— Пожалуйста, продолжайте, — резко сказал Эллери.
— Это было в тот день, когда я передвинула столик с чайными принадлежностями от стола в нишу. Я убрала его с дороги...
— Это вы нам уже говорили, мисс Бретт.
— Но я сказала вам не все, мистер Квин. Теперь я вспомнила, что с этими чашками кое-что было не так.
Эллери сидел на письменном столе отца, словно Будда на вершине горы... Но уже карикатурно... От его самообладания не осталось и следа. С идиотическим выражением он уставился на Джоан.
Она заторопилась:
— Видите ли, когда вы обратили внимание на чайный столик, там были три грязные чашки... (Губы Эллери беззвучно задвигались.) А теперь я вспоминаю, что в день похорон, когда я передвинула столик, чтобы он не мешал, там была только одна грязная чашка...
Эллери внезапно вскочил на ноги. Хорошее настроение улетучилось, и черты лица стали жесткими, почти неприятными.
— Будьте очень внимательны, мисс Бретт, — хрипло сказал он. — Это чрезвычайно важно. Теперь вы говорите, что в этот вторник, когда вы передвигали столик от письменного стола в нишу, на подносе стояли две чистые чашки и только на одной были видны следы чая?
— Именно. Я ни капли не сомневаюсь. Если точнее, я помню, что одна чашка была почти полна несвежего, холодного чая, на блюдечке лежал засохший кусочек лимона и грязная ложка. Все остальное на подносе было совершенно чистое.
— Сколько ломтиков лимона лежало на тарелочке?
— Извините, мистер Квин, этого я не помню. Вы же знаете, мы в Британии не употребляем лимон. Это отвратительный русский обычай. Еще заварочные пакетики! — Она пожала плечами. — Но насчет чашек я уверена.
Эллери упрямо спросил:
— Это было после смерти Халкиса?
— Да, конечно, — вздохнув, отозвалась Джоан. — Не только после смерти, но и после похорон. Во вторник, как я сказала.
Эллери впился зубами в нижнюю губу и бросил на Джоан холодный взгляд.
— Тысяча благодарностей, мисс Бретт, — процедил он. — Вы не дали нам оказаться в очень затруднительной ситуации... Теперь идите, пожалуйста.
Джоан робко улыбнулась, оглянулась, будто ждала похвалы или одобрения. Никто не обращал на нее никакого внимания, все насмешливо смотрели на Эллери. Она молча поднялась и вышла из комнаты. За ней вышел Джонсон и тихо закрыл дверь.
Первым заговорил Сэмпсон.
— Да, мой мальчик, вот это фиаско, — мягко сказал он. — Ладно, Эллери, не принимайте это так близко к сердцу. Мы все допускаем ошибки. А вы ошиблись блистательно.
Эллери слабо махнул рукой. Его голова упала на грудь, и поэтому голос звучал приглушенно:
— Ошибка, Сэмпсон? Да это непростительно. Меня следует высечь и выгнать, чтобы бежал поджав хвост...
Вдруг поднялся Нокс. Весело поблескивая глазами, он обратился к Эллери:
— Мистер Квин, ваши разъяснения базируются на двух основных элементах.
— Знаю, сэр, знаю, — простонал Эллери, — не надо сыпать мне соль на раны.
— Со временем вы поймете, юноша, — сказал великий человек, — что без неудач успеха не бывает... Итак, два элемента. Один — это чайные чашки. Остроумное, очень остроумное объяснение, мистер Квин, но мисс Бретт его опровергла. Теперь у вас нет повода утверждать, что присутствовали только два человека. Ссылаясь на чашки, вы говорили, что с начала и до конца присутствовали лишь два человека, Халкис и Гримшоу; что Халкис намеренно старался представить дело так, чтобы казалось, что их было трое; что третьего человека вообще не было, а вторым был сам Халкис.
— Все верно, — уныло произнес Эллери, — но теперь...
— Нет, неверно, — негромко сказал Нокс, — потому что третий там был. И я могу это доказать без умозаключений, сразу.
— Что такое? — Голова Эллери подскочила вверх, словно на пружине. — Как это, сэр? Был третий? И вы можете доказать? Откуда вы знаете?
Нокс рассмеялся.
— Да уж знаю, — сказал он. — Этим третьим был я!
Глава 15
ОБЪЯСНЕНИЕ
Спустя годы, возвращаясь памятью к тому моменту, Эллери Квин заметил грустно:
— Наступление своей зрелости я датирую откровением Нокса. Это полностью изменило мое представление о себе самом и своих способностях.
Вся искусная конструкция его рассуждений, обрисованная столь многоречиво, рухнула и разбилась в куски у его ног. Наверное, это событие не стало бы такой катастрофой для его «эго», не явись оно в паре с крепким ударом по самолюбию. Ведь он был так «проницателен». Так хитроумен и тонок... Само явление августейшего присутствия Нокса, первоначально вдохновившее его на это шоу, обернулось теперь другой стороной, чтобы обжечь ему лицо огнем стыда.