Жена ювелира - Виктория Холт

Она увидела, как на шее у него пульсирует жилка, как его руки тянутся к ней, и почувствовала ужасное отвращение. Ей показалось, что она слышит голос Эдуарда: «Карета будет ждать у дома на Ломбардной улице…» Ей нужно как-то сдержать Уилла. Она бы не смогла вытерпеть прикосновение его рук. И вдруг Джейн услышала свой пронзительный крик:

– Нет, Уилл. Нет!! Не сейчас!

Он улыбнулся, его глаза стали стеклянными. Таким она не видела его прежде. Может быть, потому что он всегда гасил свет, прежде чем заняться с ней любовью? Может, он всегда выглядел так? Он был ей отвратителен. На свете есть только один человек, которому позволительно любить ее.

– Нет, моя милая, – говорил Уилл, – какое значение имеет время дня? Мы ведь муж и жена… и на нас благословение Божье.

– Зайдет Кейт. Я знаю, она придет.

– Ну, тогда она обнаружит закрытую дверь.

– Она очень удивится и побежит всем об этом рассказывать.

Уилл заколебался: он всегда болезненно относился к тому, что думают о нем люди.

– Слуги начнут шептаться. Подожди, Уилл. Он опустил руки.

– Ты права, жена, – сказал он и поспешил отпереть дверь.

Джейн еще долго дрожала после того, как он покинул ее. В пять часов! Сейчас еще не перевалило за полдень. Она сложила несколько платьев, но потом вновь повесила их в шкаф. «Я не осмеливаюсь уйти, – подумала она, – и не могу остаться…»

Джейн бросилась на кровать, потом попыталась молиться. Вошла Кейт и застала ее в таком состоянии.

– Кейт, запри дверь. Я должна с кем-то поговорить, иначе я сойду с ума.

Кейт только этого и ждала. Она закрыла дверь, подставила к ней стул и уселась на него, с нетерпением ожидая признаний.

– Кейт, я влюбилась! Боже, я так люблю… Ты не можешь себе даже вообразить!

– Ну, это-то вполне можно представить, – ответила Кейт.

– Я не могу оставаться в этом доме. Я ухожу сегодня вечером. Ты однажды предала меня, Кейт, но я все же верю тебе. Я знаю, что ты никому ничего не скажешь.

– Пусть мне отрежут язык, прежде чем я произнесу хоть слово. О, госпожа, – на лице Кейт внезапно появилась растерянность, – а что будет со мной? Ювелир не станет меня держать, а ваш отец не возьмет меня назад.

– Я не подумала об этом. Может быть, я смогу тебя взять с собой.

Кейт вся засветилась от радости.

– В пять часов вечера, Кейт, на улице будет стоять карета. Она будет ждать меня. Дай мне знать, когда она прибудет. О, Кейт, я очень грешна, но я не могу больше оставаться здесь, я должна идти к тому, кого люблю. Наверное, я родилась порочной, потому что покорилась своей любви так легко и естественно.

– Любовь – это не порок, – убежденно заявила Кейт. – И никакие проповеди в соборе Святого Павла не заставят меня поверить в обратное.

– Я думаю, ты права, Кейт.

– Вы уверены, что он не отошлет меня назад, госпожа?

– Уверена, Кейт.

– Можно, я сложу наши вещи вместе?

– Нет. Мы не возьмем отсюда ничего… Когда прибудет карета, мы наденем плащи и выйдем… как будто мы идем на рынок.

– Никакой одежды?

– Ничего из этого дома, Кейт.

– А ваши бриллианты?

– Ничего… абсолютно ничего.

– Это неправильно, госпожа.

– Мне все равно. – Джейн бросилась к Кейт на грудь и разрыдалась.

– Ну же, моя прелесть, – успокоила ее Кейт, – перестаньте плакать! Перестаньте горевать… Любовь должна делать вас счастливой, а не заставлять плакать… по крайней мере, на первых порах.

– О, Кейт, я ничего не могу поделать, я так люблю его! Он так отличается от всех других, Кейт… Уверена, тебе понравится придворная жизнь, да и мне тоже.

– Придворная жизнь, госпожа! А, знаю. Это… это, должно быть, милорд Гастингс.

– Нет, Кейт. Это… король.

Кейт от удивления разинула рот. Она встала, скрестила руки на груди, и слезы потекли по ее щекам.

Мысленно она снова вернулась в замок Ладлоу, вспомнила, как, стоя у окна, наблюдала въезд во двор замка самого красивого мужчины в Англии.

Пять часов. Как долго пришлось ждать! Томительный день близился к концу. Джейн еще раз подумала, может ли она доверять Кейт? А вдруг она пойдет на кухню, чтобы попрощаться с Белпером?

С кухни доносился запах жареного мяса. Она слышала, как внизу Уилл разговаривал с клиентом. Пять часов – это время ужина. В доме полно народу, поэтому ни в коем случае нельзя допустить ошибку. Они должны выскользнуть незаметно.

Без четверти пять Кейт, задыхаясь, взбежала по лестнице.

– Госпожа, госпожа, карета только что подъехала.

– Кейт, ты уверена?

– Я уже целый час слежу.

– У тебя плащ с собой?

– Да, госпожа.

– Тогда пошли… сейчас же.

Вниз по знакомой лестнице… Она больше никогда не увидит ее… Мимо гостиной, где Гастингс осмелился ждать ее в день торжественного проезда Эдуарда через Сити… и на крыльцо!

– Бежим, Кейт! Быстрее!

Дверь кареты распахнулась. Джейн вскочила в нее, а за ней Кейт. Джейн очутилась в объятиях Эдуарда, она услышала его тихий смех.

– Я знал, что ты придешь, любимая. Я знал, что ты придешь!

Джейн, тяжело дыша, пробормотала:

– Я взяла с собой Кейт. Я должна ее взять. Она моя служанка, и я не могу оставить ее, ювелир выгонит ее на улицу. Скажи, можно мне взять Кейт с собой?

Его смеющиеся глаза глянули на пухленькую особу, забившуюся в углу кареты и смотревшую на него с восторгом и благоговением.

– Привет, Кейт, – сказал он и затем крикнул кучеру: – Поехали! Гони!

Эдуард повернулся к Джейн и звучно поцеловал ее в губы.

– Можешь ли ты взять Кейт? Ну конечно, моя любимая, ты можешь взять всех служанок с Ломбардной улицы. Самое главное, что с ними едет Джейн Шор!

Карета с грохотом промчалась по булыжной мостовой и направилась в сторону Вестминстера.

Вестминстерский дворец

Джейн лежала в большой кровати с великолепными резными ножками и наблюдала через неплотно задвинутые шторы первые проблески зари на раннем утреннем небе. Она проснулась внезапно после беспокойной ночи, и на мгновение ей показалось, что она снова в комнате, которую разделяла с Уиллом Шором на Ломбардной улице. Но как отличались эти покои в Вестминстерском дворце от всего, что ее окружало прежде! Как отличался от Уилла человек, бывший сейчас рядом с ней! Прошел лишь месяц с тех пор, как Джейн поселилась во дворце – но как много она узнала за этот месяц!

Ее взгляд блуждал с одного предмета на другой в знакомой роскоши комнаты. На полу не было привычного тростника, так как он был покрыт кафелем и яркими коврами. Здесь было кресло, искусно отделанное бархатом и гобеленом, которое предназначалось исключительно для короля. У других кресел сиденья тоже были покрыты декоративной тканью и ножки отделаны красивой резьбой; в одном углу находился небольшой деревянный постамент, отделенный занавесью от остальной комнаты и формой напоминавший алтарь. На нем стояло распятие, а подле него лежал бархатный коврик для коленопреклонений и молитв. Кровать была роскошной. Она была установлена в квадратной нише, скрытой великолепным пологом, ниспадавшим с потолка, с вышитыми на нем павлинами в красных, голубых и золотых тонах.