Корпократия - Роберт Монкс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта страна, как все уже догадались, — Россия, где ненасытные генеральные директора известны под именем олигархов и даже не делают вид, что их занимает социальная ответственность бизнеса. Может, это и честнее, чем заумная чушь, которой фонтанируют наши цари-философы от бизнеса, но неужели к такому будущему стремятся американские корпорации?
ГЛАВА ШЕСТАЯ
КАЗИНО ВСЕГДА ВЫИГРЫВАЕТ?
В пятницу, 10 мая 1901 года, трехэтажный дом под номером 10 на Броад-стрит в Нижнем Манхэттене снесли, чтобы построить на его месте здание в неоклассическом стиле. В нем разместилось одно из самых больших помещений в городе — торговый зал стремительно развивавшейся Нью-Йоркской фондовой биржи (NYSE).
Броад-стрит издавна была центром торговли — в начале XVII века, когда на ее месте еще был канал, а Нью-Йорк назывался Новым Амстердамом, индейцы приплывали сюда на каноэ и продавали овощи голландским колонистам. Но к концу XIX века биржа стала превращаться в место для проведения рыночных торгов, равного которому в мире не было. С 1895 по 1901 год, всего за пять лет, объем торгов на NYSE вырос в шесть раз. Самая, без сомнения, влиятельная биржа Америки нуждалась в новом помещении, и правление хотело, чтобы новое здание внушало доверие к бирже. Фасад, увенчанный мраморной скульптурной группой «Честность на защите трудов человеческих», символизировал честность и надежность, которые, как надеялись в NYSE, всегда будут ассоциироваться с биржей. Отчасти благодаря тому, что NYSE преуспела в поддержке своей репутации, сегодня Нью-Йоркская фондовая биржа, она же просто Биржа, она же Большое табло, является крупнейшей в мире по объему сделок в пересчете на доллары. Рыночная стоимость акций, обращающихся на NYSE, превышает 17 триллионов долларов, и в последнее время она все агрессивнее заявляет о себе на европейских рынках.
Наращивая силу и престиж, Биржа превратилась в символ национальной мощи и одновременно в олицетворение врага для тех, кто видел в капиталистической системе и Америке средоточие мирового зла. В полдень 16 сентября 1920 года рядом с Биржей, прямо у входа офис банка J.P. Morgan, взорвалась карета с динамитом. Взрывом повредило фасад здания, оторвало голову случайному прохожему, убило еще 29 и покалечило 100 человек. Считалось, что теракт был делом рук анархистов, хотя преступников так и не нашли. Биржа закрылась первый раз в своей истории, спасовав перед террористами. Когда на следующий день Уолл-стрит вернулась к работе, несколько тысяч человек собрались перед штаб-квартирой J.P. Morgan и пели America the Beautiful[37]. На случай, если кто-то не понял глубокого символизма момента, газеты написали, что отважные, патриотические труженики финансового рынка «были полны решимости показать всему миру, что бизнес продолжит работу, несмотря на бомбы».
Спустя ровно 81 год, 17 сентября 2001 года, история повторилась. На месте башен-близнецов разрушенного Всемирного торгового центра еще клубилась пыль, но глава Нью-Йоркской фондовой биржи Ричард Грассо, окруженный сенаторами, пожарными и полицейскими, объявил, что Биржа снова работает. Назвав ее символом национальной жизнестойкости, Грассо сказал собравшимся в торговом зале и всем, кто наблюдал за открытием торгов по телевизору: «Сегодня американский бизнес возобновляет свою работу, и мы хотим, чтобы преступники, стоявшие за этим чудовищным преступлением против Америки и американцев, поняли — они проиграли».
Память погибших почтили минутой молчания, и торги возобновились. Трейдеры бросились выполнять распоряжения о продаже, накопившиеся за последние шесть дней, и фондовый индекс рухнул на 600 пунктов. Однако паники не было, за несколько месяцев рынок оправился и возобновил ровное движение вверх. Об этом с гордостью и много рассказывают, но гораздо, гораздо реже упоминают о том, какой ценой достался этот успех.
На протяжении всей истории NYSE использовала свое привилегированное положение на американских финансовых рынках, чтобы проводить в жизнь основные принципы корпоративного управления. В XIX и в начале XX века Биржа грозила компаниям, которые не предоставляют информацию акционерам, исключением из листинга.
Это была не пустая угроза — Нью-Йоркская фондовая биржа была все равно что «знак качества» от журнала Good Housekeeping[38], на который может положиться каждый.
Сегодня Биржа, по-прежнему оставаясь престижным клубом, почти забыла о том, что должна хранить стандарты корпоративного управления и требовать от корпораций отчетности и ответственности. Поднявшись на волне роста престижа финансового сектора и доходов тех, кто в нем работает (и сыграв в этом росте далеко не последнюю роль), Биржа переняла мировоззрение наиболее агрессивных корпораций из тех, чьи акции на ней торгуются.
Как ни парадоксально, но потребовался самый страшный обвал фондового рынка в истории, чтобы произошли масштабные реформы. Двухлетний период стремительного взлета рынка, во время которого индекс Dow Jones Industrial Average вырос почти на 250 процентов, 24 октября 1929 года завершился катастрофой. Обвал, начавшийся в этот «черный четверг», завершился только к июлю 1932 года; с пика в сентябре 1929 года Dow Jones упал почти на 89 процентов. К тому моменту уже нельзя было отрицать, что бум, приведший к краху, подпитывался не только обычной иррациональной эйфорией инвесторов, но и плохим управлением, обманом и откровенными махинациями.
Рузвельт, выигравший президентские выборы 1932 года, получил от избирателей карт-бланш на регулирование финансовых рынков. Президент и его советники незамедлительно приступили к созданию как правовых механизмов регулирования рынка ценных бумаг, так и нового административного органа, который бы надзирал за всей отраслью. В частности, принятые в рамках Нового курса закон «О ценных бумагах» 1933 года[39] и закон «О фондовых биржах» 1934 года[40] не только меняли правила купли-продажи акций, но и представляли серьезную попытку обеспечить ответственность компаний, выработав набор процедур, который бы предоставил акционерам максимально широкие возможности по защите своих финансовых интересов.
В поисках надежной и привычной модели конгресс обратился к американским политическим традициям — три ветви власти, каждая из которых уполномочена контролировать две другие. Используя эту аналогию, акционеров можно было сравнить с избирателями, советы директоров — с выборными представителями, генерального директора — с президентом, организацию голосования по доверенности, то есть привлечение голосов и поддержки других акционеров в пользу вашей резолюции, — с избирательной кампанией, а уставы и правила внутреннего распорядка, регулирующие коммерческую деятельность корпораций, — с конституцией и поправками к ней. И как политическая демократия в действии гарантирует легитимность правительства и публичной власти, так и корпоративная демократия контролировала бы и узаконивала использование власти и общественных денег частными лицами.